Она улыбнулась, оценив грандиозность планов Майкла.
— Ты думаешь, я репетирую речь на открытии экспозиции? — Он вдруг умолк, пристально посмотрел на Карен и наклонился совсем близко. — Я хочу тебя поцеловать. Можно?
Карен кивнула, потому что именно этого она и хотела. А потом сказала:
— «Либерти Пейнтинг» будет наше с тобой первое дитя.
— Ты не представляешь, какую радость доставляют мне твои слова...
Майкл жадно впился в губы Карен горячим ртом. А потом... Они сами не ожидали того, что произошло дальше.
Вспомнив эту сцену, Карен снова ощутила слабость в коленях. Господи, да она просто не доедет до Майкла, если будет и дальше предаваться столь приятным воспоминаниям. Хватит, приказала она себе, уже зная, что, как только переступит порог дома Майкла Фаддена, они просто повторят все то, от чего у нее слабеют колени.
Но колени ослабели у нее гораздо раньше. Карен затормозила перед хорошо знакомым домом в викторианском стиле и обомлела. Ноги не слушались, она никак не могла выйти из машины. На табличке, установленной возле дома, было написано: «Продается».
Глава третья
Птенец трясогузки
— Генри! Генри! Ты только посмотри!
Генри Мизерби вздрогнул от громкого с хрипотцой голоса и не двинулся с места. Он остался сидеть в своем кресле на веранде и любоваться закатом.
Это время суток стало его любимым вскоре после того, как он женился на Сьюзен Снарк. Генри усмехнулся. И вовсе не потому, что скоро наступит ночь. И он, и Сьюзен не впадают в волнение в ожидании ночи, как это часто происходит у молодоженов. У супругов Мизерби к вечеру возникает одно-единственное желание — поскорее разойтись по своим комнатам в разных половинах дома и не видеться до утра.
Он вздохнул, принимая этот факт как данность, как уговор, который никто из них не собирался нарушать. Что делать, если жизнь распорядилась ими так, как распорядилась.
Солнце клонилось к закату, и старинный английский городок Бат затихал. Особняк семейства Мизерби, окруженный вековыми дубами, могучими ясенями, раскидистыми каштанами тоже постепенно погружался в сумерки. Каждый раз, сидя вечерами на веранде, Генри любовался изумрудно-зеленым классическим английским газоном и тем, что располагался в уголке сада, — веселым лохматым мавританским газончиком. Деревенский житель ни одной страны мира никогда бы не соотнес пышное название «мавританский газон» с этим обыкновенным некошеным кусочком цветущего луга. Шмели, пчелы, осы неустанно устремлялись к нему, соблазняемые густыми ароматами разнотравья. Откормленные соседские коты-кастраты тоже были бы не прочь поваляться на травке, но живая изгородь из барбариса и еще Бог весть каких кустарников, умело подстриженных старым садовником Питером, была для них непреодолимым препятствием.
Генри сидел в плетеном кресле на веранде и, не отрываясь, смотрел на газон, освещенный последними лучами солнца. Он завораживал его, как всякого истинного англичанина. Для Генри это не просто коротко подстриженная трава, а своеобразное послание от прошлых поколений. Кто-то когда-то придумал устроить рукотворные зеленые лужайки внутри стен замков для прогулок рыцарей и дам на свежем воздухе. А потом на лужайках появились покрытые дерном скамейки и специальные площадки для игр.
Генри нравилось упорство его предков, их стремление к красоте, которой можно не только любоваться, но и пользоваться. В тюдоровские и елизаветинские времена, в XV-XVII веках, вошли в моду сады вокруг усадеб и загородных дворцов, и в них, между клумбами с цветами, прокладывались травяные дорожки. А для игры в кегли травой засевали холмы, с которых открывался радующий сердце вид на великолепие богатых усадеб.
Дед Генри, ныне уже покойный, рассказывал внуку, что прежде были газоны не только из травы. Встречались и прелестные ромашковые газоны. А в начале XVII века появился вызывающий зависть садоводов всего мира английский газон с низко стриженной травой. Трудно сказать, кто именно был «изобретателем» английского газона, но в числе его рьяных пропагандистов называют Фрэнсиса Бэкона, который считал, что нет ничего более приятного для глаз, чем низко стриженная густая зеленая трава.
Генри Мизерби не стал бы спорить с философом. Более того, всякий раз, прогуливаясь по Гайд-парку или по Сент-Джеймс-парку — да по любому общедоступному лондонскому парку, — он с благодарностью вспоминал его имя, тем более что по преданию его семейство состоит в отдаленном родстве с философом. И уж конечно, все поместья, принадлежащие роду Мизерби, украшают прекрасные газоны.
Бат — городок, почти круглый год осаждаемый туристами. Отсюда никто не уезжает, не побывав в банях-термах, оставшихся от римлян-завоевателей. Отсюда непременно увозят размноженные типографским способом оттиски гравюры с изображением мостика, сохранившегося со времен римского владычества. Все эти достопримечательности приносят немалые выгоды городу, но, пожалуй, делают жизнь его обитателей несколько беспокойной.
Дом в Бате не принадлежал к числу самых любимых домов семейства Мизерби. Но Генри придется жить именно здесь, в этом трехэтажном доме с толстыми каменными стенами.
Придется... Необходимо... Обязательно... Слова, не допускающие возражений или споров. Они хорошо известны людям с большим достатком. Как глубоко ошибаются бедняки, считая богатых самыми свободными, а потому самыми счастливыми людьми на свете! Генри вздохнул. Если бы они знали, сколь горька и жестока такая свобода.
Да, он будет жить в этом доме, поддерживать его, оплачивать счета за нескончаемый ремонт. Старые дома, как и старые люди, заболевают неожиданно и поправиться до конца уже не могут.
Но самое главное, отныне ему предстоит жить традиционной английской семейной жизнью.
Генри Мизерби сочетался законным браком со своей троюродной сестрой Сьюзен Снарк. Он знал, что это случится, знал всю свою жизнь. Когда Генри был еще мальчишкой, его мать, красивая энергичная женщина, открыла ему глаза на будущее.
— Дорогой Генри, ты обещан Сьюзи так же, как и она обещана тебе. Постарайся отнестись к этому как к данности, реалистично. Вы должны пожениться, когда придет время, потому что это важно для семейного бизнеса. Милый мальчик, как нельзя стрелять из лука без стрел, — улыбнувшись ярко накрашенным ртом, мать провела тонким пальцем по тетиве старинного лука, который Генри держал в руках, — так не может процветать оружейный бизнес, начатый твоими предками два с лишним века назад, без металла. Ты ведь знаешь, он выплавляется на заводах Снарков. Мальчик мой, ты понимаешь меня?
