— Дело не в этом. — Мужчина пожал плечами. — Я только указал на невозможность отказа медсестер от выполнения своих обязанностей.
— Проблема не только в ухудшении обслуживания. Подобные действия подрывают престиж нашей профессии, выглядят как несправедливость к пациентам. Общество всегда хорошо к нам относилось, ценило нас. Но если мы раздуем шумиху ради денег, тогда мы недостойны огромной благодарности, испытываемой людьми. Профессия медсестры станет обычной работой, которую мы выполняем тщательно только потому, что нам хорошо платят, а вовсе не призванием.
— А ты действительно хочешь работать медсестрой, правда?
— Конечно, хочу!
— А я хочу быть доктором, — кивнул собеседник. — Но мне не нравится противостоять всему отделению. Иногда совместные усилия — единственный способ чего-то добиться.
— О, Мартин, но ведь это не так! Ты ведь не собираешься всерьез идти с маршем по улицам! — воскликнула я горячо. — Ты слишком занят, и мы тоже. Все эти сестры, сидящие без дела в знак протеста или бегающие туда-сюда с плакатами… Это так глупо — бездарно тратить время, когда ты необходим в палате, чтобы ухаживать за больными.
— Хорошо. А какую демонстрацию ты бы предложила?
— Например… Мы могли бы в течение месяца выполнять все свои обязанности предельно тщательно, так, как нас учили. А в конце месяца попросили бы какую-нибудь уважаемую газету, «Таймс» или «Гардиан», опубликовать наше расписание и список обязанностей, без комментариев обнародовав несколько рабочих недель по девяносто шесть часов в каждой, мы смогли бы повергнуть людей в шок, заставить их понять, что нам не хватает рабочей силы. И если бы они также пришли к заключению, что нам недоплачивают, это было бы справедливо. Но к этому выводу они должны прийти сами, мы не можем давить на них. Нам действительно недоплачивают за весь круг наших обязанностей. Но нам платят достаточно за нашу реальную работу. Мы ведь все делаем на бегу. Больные больше не получают внимания и душевного тепла.
— Так почему бы тебе не предложить свой вариант студентам? — произнес Мартин.
— Мне? — удивилась я. — Мне одной? Да мне никогда не позволят!
— А кто может остановить тебя?
Я рассмеялась:
— Во-первых, сестра Каттер. Вчера я опоздала домой, потому что было много работы, а сестра любит придумать для студентов побольше заданий. Дома на меня накричали за то, что я стою на своем. Если бы кто-нибудь поддержал меня!
— Заставь их.
Я покачала головой:
— Никто не станет меня слушать. Окружающие подумают, что я просто сошла с ума.
— Я так не думаю.
— Это очень мило, и я тебе признательна. Но твое мнение на них не повлияет.
— Да, наверное, не повлияет, — согласился Мартин. — А сейчас ты не хочешь пойти и повеселиться со всеми? Или ты предпочтешь поехать домой и лечь спать?
— Честно говоря, я бы хотела вернуться в свою комнату, — призналась я. — Но мне не хочется, чтобы кто-то уезжал раньше только для того, чтобы подвезти меня.
— Я не пожалею. Я порядком устал от этой странной вечеринки.
— А как же Ди и остальные, которые приехали вместе с тобой?
Здесь остается прорва машин, — отозвался мужчина. — Где твое пальто, я принесу его?
— Оно в спальне. Короткая серая шубка с фиолетовым шарфом, засунутым внутрь.
— Сумочка?
— Нет, я ее не брала.
Мой спутник рассматривал стеклянную дверь за раковиной:
— Это пожарная лестница. Мы могли бы выскользнуть через нее.
— Отлично, — согласилась я. — Спасибо, Мартин.
Он вернулся через две минуты, подал мне меховое пальто и произнес:
— Чудесный запах. Какие это духи?
Я не сразу вспомнила, какой из флакончиков, преподнесенных мне на Рождество, я использовала на этот раз.
— Это «Эмпревю». Запах не очень мне подходит, но это подарок от подруг из палаты.
— Но он похож на тебя, — возразил мужчина. — «Эмпревю»… По-французски — «неожиданный, непредвиденный».
Я завязала пояс пальто и подождала, пока он откроет дверь.
— Я совершенно предсказуема.
— Смотря что подразумевать под этим словом. Я пойду вперед, а ты будешь ступать по моим следам. — Он посмотрел на мои туфли. — Хорошо, они совсем легкие.
— Конечно, — хмыкнула я. — Кто носит тяжелые сапоги с чулками?
Мой спутник оглянулся через плечо и рассмеялся, уже спускаясь вниз по ступенькам:
— Некоторые именно так и делают. Ужасные женщины, которые лечатся у нас амбулаторно. Представь: джинсы, сатиновые блузки и сапоги на высоком каблуке; одной рукой они толкают детскую коляску, а другой держат сигарету.
— А на волосах химическая завивка?
— Точно.
Пожарная лестница заканчивалась в восьми футах от земли, последняя секция изгибалась крючком, как и в «Мей», чтобы остановить незваных гостей. Мартину пришлось прыгнуть вниз, а затем задержаться, чтобы подхватить меня. Сделав последний шаг, я упала прямо в его объятия. Он на мгновение прижал меня к груди, а потом позволил встать на ноги.
— Значит, ты абсолютно предсказуема?
Я согласилась:
— Абсолютно.
— Давай выясним. — Мужчина обхватил мое лицо обеими руками и поцеловал в губы. Я застыла неподвижно, чувствуя себя так, будто солнце зажглось в моей душе; я не чувствовала под собой ног от радости, я словно парила на головокружительной высоте.
Мартин выглядел удивленным.
— Вот видишь! Ты совсем не так предсказуема, как хочешь казаться. Я был уверен, что ты или дашь мне пощечину, или разрыдаешься. Ты не сделала ни того ни другого… — Он улыбнулся. — Идем. Моя машина там.
Когда мой спутник взял меня за руку и повел через лужайку, я ощущала себя на седьмом небе от счастья. Я совершенно не ожидала этого поцелуя, раньше Мартин всегда вел себя сдержанно и осмотрительно.
Мы уже подъезжали к дому, когда я снова обрела дар речи:
— Извини, что не последовала твоим предположениям, — заявила я. — Просто я была ошеломлена.
— Но не разозлилась?
— Конечно нет.
— Хорошо, — кивнул мужчина. — Поскольку в будущем я бы хотел повторить опыт. Но не сегодня. Во-первых, во всем должна быть мера, а во-вторых, мне нужно сохранять трезвую голову. У меня нет ни малейшего представления, что мисс Брукс успела натворить в отделении.
— Но она там не одна, — напомнила я. — Дез отправился туда какое-то время назад.
— Это было очень мило с его стороны, — произнес Мартин.
— Думаю, это была не его вечеринка.
— Это была и не моя вечеринка, — признался мой спутник. — Вот в чем моя проблема. Я не очень общительное создание. Мне нравится отделиться от стаи и поговорить с одним человеком и не особенно нравится танцевать или пить, если, конечно, называть эти судороги танцами.
