занимает парень внушительных габаритов, обалденный мрачный диджей встает у пульта, а потом к микрофону выходит Харм, и у меня подкашиваются коленки. Высокий, весь в черном, а в огромных глазах горит дьявольский огонь. Вокруг пищат девчонки.
Он тащится от своей крутизны и значимости, а мне хочется убить его или самой убиться. Мысли приходят в полный раздрай. Я ожидала увидеть его где угодно, но только не на сцене. Потому что слишком плохо думала о нем.
От страха и стыда сводит желудок. По моей вине мы очень хреново расстались, но здесь, в окружении его поклонников, корчить из себя надменную богачку не прокатит…
Харм пинает примочку, и его гитара ревет, по моей коже бегут мурашки. Я снова пропадаю. Мне нужно отсюда сбежать, и это будет самым мудрым и вполне привычным решением. В последний раз оглядываю сцену и вдруг обнаруживаю, что Харм смотрит на меня. Мое дыхание сбивается. Он смотрит мне прямо в глаза с той самой ухмылкой, которую не раз демонстрировал и которой не раз меня уничтожал, и выводит голос на полную силу:
«…Бросаю спичку — гори, я разрешаю,
Попытайся согреть свою собственную смерть…»
Его слова опутывают меня, словно холодные липкие змеи, отчего-то кажется, что вся эта песня — посыл именно мне.
Вокруг творится невообразимое, девчонки впадают в экстаз, требуют выступления на бис, но «Self-harm» после пары песен освобождают сцену для других музыкантов.
Харм проходит мимо, никак не показывая, что мы знакомы, но я улавливаю шлейф его парфюма, и он переворачивает все в моей душе.
«Self-harm»… Как я могла быть настолько тупой, чтобы не догадаться, с кем столкнусь сегодня? Почему я игнорила ссылки на видео, которыми меня закидывала Катя?
Я мрачно напиваюсь в баре, Катя весело трещит с барменом, а Харм и его группа развлекаются за соседним столиком в окружении девчонок. Он так светло улыбается. Не верю, что он так умеет.
Последний коктейль был явно лишним. Встаю и на нетвердых ногах направляюсь к уборным.
Вытираю руки бумажным полотенцем и долго смотрюсь в зеркало. У меня сильнее, чем я помнила, вырисовываются скулы, на коже горит нездоровый румянец, глаза ввалились и потускнели.
От выпитого мутит, в венах гудит странное электричество. Харм здесь, в каких-то двадцати метрах от меня. Вспоминаю, как круто он смотрелся на сцене, и дрожу. Не знаю, что это: восторг, радость, испуг? И вдруг понимаю, что измотана.
Наклоняюсь над раковиной, умываюсь холодной водой, ловлю ее губами и пью, и в этот момент над ухом раздается горячий шепот:
— Привет, Ника. Давно не виделись.
Я выпрямляюсь и разворачиваюсь, пытаясь оттолкнуть того, кто стоит за моей спиной, но он знакомым жестом перехватывает мое запястье, усмиряет и обездвиживает.
И улыбается:
— У меня сегодня днюха. Восемнадцать. Выступление по случаю. Теперь я чуть ближе к тебе?
— Поздравляю. — Мой голос дрожит, но я не собираюсь уступать. — Но — нет. Тебе до меня никогда не дотянуться. Так что продолжай работать в кабаках! Я не осуждаю: тебе ведь надо на что-то жить…
Он не дает договорить, заталкивает меня в пустую кабинку и с грохотом закрывает за нами дверь. Кружится голова. Его лицо оказывается в сантиметре от моего, я пьяна и все равно не смогу устоять, так зачем же тормозить? Двумя руками хватаю его за волосы, тяну к себе и впиваюсь губами в его губы.
Я пытаюсь сожрать этого мальчишку, целую до крови, но моим губам тоже больно — он кусает их. Не хватает воздуха.
Харм отстраняется и шепчет:
— Как ты?..
Вот оно. Доверие. Поддельная искренность. Пыль в глаза.
— Не твое дело, — судорожно шиплю я.
Он вдавливает меня в стенку кабинки:
— Ты права, мне плевать. Но ты должна извинение за свои идиотские слова и швыряние денег.
— Нет… — Услышав это, он сильнее, до треска моих ребер, надавливает плечом, и я рычу: — Я не буду извиняться. Пошел ты!!!
Несколько секунд он прожигает меня взглядом, полным ненависти, наклоняется и снова находит губами мои губы. Но целует их нежно и бережно, настойчиво и долго. Все мои сенсоры выходят из строя.
Одной рукой он задирает подол моего платья и проводит пальцами по надписи. Его губы улыбаются, а рука скользит ниже. И ниже. Я задыхаюсь, падаю в темноту, почти теряю сознание, но он останавливается.
— Харм, я…
— Говори… «Харм, я все осознала. Прости, мне жаль», — шепчет он, и я, словно заколдованная, повторяю за ним эту чертову фразу.
— Хорошая девочка.
Я чувствую волну облегчения, закрываю глаза, кусаю губы в надежде, что Харм вернет свою руку туда, где она была минуту назад, и продолжит, но он отходит на шаг и выходит из кабинки. Мне почти больно. Я опустошена и хочу его ударить.
— Я же сказала: прости!
— Я подумаю.
Он подмигивает и скрывается за дверью.
Остаюсь одна и упираюсь лбом в холодную шершавую стену. И представляю, как изощренно и медленно убиваю его.
_________________
* Самоповреждение
Глава 10
За окном цедит мелкий мерзкий дождь, серые тучи клубятся над черепичными крышами и одинокими елками, до самого горизонта в них нет просвета. По полу, цепляясь холодными пальцами за лодыжки, ползают озверевшие сквозняки.
Мы с папой завтракаем в сумрачной столовой, но никто из нас не встает и не включает свет.
Папа отпивает воду из высокого стакана, прочищает горло и мягко произносит:
— Ника… Возможно… Очень скоро меня… нас… будут ждать большие испытания… Но ты как никто умеешь с ними справляться, поэтому я спокоен.
— Ты о чем, пап? — недоумеваю я.
Но ведь никаких проблем не наблюдается: отец по-прежнему занят поездками, оперативно реагирует на обращения жителей и решает вопросы, часто выходит в город, охотно дает интервью.
— Нет, ничего серьезного, — продолжает он. — Просто будь готова какое-то время пожить без меня.
