О Боже.
Я чувствовала его запах, а сочетание запаха мужчины и ребенка творит такое с телом женщины моего возраста. Вещи, которые заставляют кровь бурлить, сердце биться быстрее, а яичники посылать сигналы другим частям женской анатомии. Частям, которые твердеют и напрягаются. Частям, которые трепещут и ух-х! Частям, которые распухают и пульсируют. На мгновение мне захотелось, чтобы он прикоснулся ко мне. Поцеловал меня. Хотел меня.
Я сошла с ума?
Пейсли начала плакать. Я сделала шаг назад, направляясь на кухню.
— Пошли. Она голодная.
Нейту потребовалось гораздо больше времени для того, чтобы подготовить бутылку, и она плакала все время, пока он отмерял порошок и смешивал его с водой. Но я хотела, чтобы он сделал это сам.
— Не так туго, — предупредила я его, когда он закрывал крышку. — Иначе она не сможет оттуда пить.
Он сразу ее ослабил.
— Только не слишком свободно, а то вся смесь потечет.
Когда он передал мне бутылку, я покачала головой.
— Сначала ты должен ее согреть. Нет-нет-нет, — сказала я ему, когда он открыл дверцу микроволновки. Нагрей воду в кастрюле и положи туда бутылку.
— И как я узнаю, когда она нагреется? — Нейт тупо посмотрел на меня.
Я пожала плечами.
— Ты поймешь. Попробуй подержать тридцать секунд, затем встряхни ее и дай попробовать малышке.
Нейт сделал так, как я попросила, но после этого протянул ее мне.
— Я не знаю как, — сказал он.
Я взяла бутылку и попросила его пойти за мной в гостиную, где села на диван.
— Эй, посмотри, есть ли в сумке слюнявчик. Ты знаешь, что это?
— Вроде бы, — он копался в сумке до тех пор, пока не нашел его, и в то время, как я держала Пейсли, застегнул слюнявчик на ее шее. При этом тыльная часть его руки случайно прижалась к моей груди. — Извини, — сказал он, и его щеки слегка покраснели.
— Все в порядке. А теперь сядь.
Однако мой глупый сосок до сих пор покалывало.
Он поколебался, но, в конце концов, опустился на диван, и я положила ребенка на мускулистые руки. Это был первый раз, когда он держал ее таким образом, и она казалась такой маленькой на его груди. Я задавалась вопросом, чувствовал ли он какой-либо импульс отцовской привязанности, или он все еще слишком ошеломлен, чтобы что-то ощущать.
— Положи ее голову на левый локоть, чтобы ты мог покормить ее правой рукой, — посоветовала я. Когда он ее устроил, я вручила ему бутылку. — Сначала осторожно наклони ее, на случай если поток в соске будет слишком быстрым.
— Есть такая вещь, как быстрый поток соска? — он с любопытством посмотрел на меня.
— Только у резинового. Не радуйся.
Впервые с тех пор, как мы нашли Пейсли в холле, он действительно улыбнулся. Однако это продолжалось недолго, потому что он сильно нервничал, что кормил ее. Но она жадно всасывала бутылку и издавала милые звуки.
— Так правильно? Я делаю это правильно? — спросил он.
— Ты отлично справляешься. Мы дадим ей выпить пару десятков миллилитров, а потом сможешь дать ей отрыгнуть.
— Господи.
— Ты будешь в порядке, — усмехнулась я.
И он был в порядке… вроде как.
Ему удалось ровно положить ее на свое колено и похлопать ее по спинке, чтобы вызвать отрыжку, как я показала. Он понял, как нужно держать ее на груди, головой на одно плечо при этом бродя по комнате, похлопывая ее по спинке. Он даже, передвигаясь, немножко поговорил с ней.
— Извини, Пейсли, я не очень хорош в этом. Может, я исправлюсь.
Когда она, наконец, выпустила довольно неплохую отрыжку, он в шоке посмотрел на меня.
— Это она?
— Ага, — я кивнула со своего конца дивана. — Хочешь посмотреть, возьмет ли она вторую порцию смеси?
— Ладно.
Но она не захотела, и Нейт расстроился.
— Она не ест это. Почему она не ест? Что я делаю не так?
— Ничего, — сказала я. — Младенцы не всегда выпивают всю бутылку.
Он отложил бутылочку и на мгновение посмотрел на нее. Ее глаза были открыты и следили за его.
— Ты думаешь, она милая?
— Она красавица.
— Ее волосы смешные. Как у старика.
— Они отрастут, — я засмеялась.
— Не думаю, что когда-либо держал ребенка. Если я это и делал, то давно, — он говорил тихо и Пейсли, казалось, была в восторге от его голоса.
— Кажется, ты ей нравишься.
— Я всем нравлюсь.
Я ударила его в плечо и наблюдала, как они были поглощены друг другом: и у отца, и у дочери глаза широко открыты и изумлены. Это было так мило, что мое горло начало сжиматься. Я чувствовала, что между ними установилась связь, и была уверена, что Нейт полюбит ее.
Внезапно лицо Пейсли покраснело, и она слегка хрюкнула.
— Что она делает? Почему ее лицо такого цвета? — возмутился Нейт. — Она задыхается?
Я улыбнулась.
— Она в порядке.
— Но что с… — он перестал говорить и принюхался. — Гребаный Иисус, что это за запах?
— Это детская какашка, — сказала я, смеясь.
— Этого не может быть. Нет, — он вздохнул, и его красивые черты исказились. — Боже мой, это так ужасно. Как может что-то такое крошечное сделать такое отвратительное зловоние? Мы должны поменять подгузник, — он встал и огляделся. — Где сумка?
— Ты не хочешь этого делать, Нейт. Поверь мне. Она не закончила.
Он ошеломленно посмотрел на меня.
— Как долго это будет продолжаться?
— Может быть, несколько минут, — я пожала плечами.
— Боже мой! — его глаза закрылись. — Не думаю, что смогу это выдержать.
— Если хочешь, можешь посадить ее в автокресло, — протянула я. — Или я могу ее подержать.
— Нет, — он расправил плечи и снова сел. — Нет, я смогу.
— Из тебя вышел хороший альфа-самец.
Он слегка толкнул меня ногой.
— Благодарю.
Но его уверенность была разрушена, когда он пошел менять грязный подгузник. Он, вероятно, использовал пятьдесят салфеток, и она все еще не была чистой. Он испачкал ее пижаму, и она все время кричала. Наконец, я взяла на себя ответственность, но даже когда она была чистой и сухой, в свежей пижаме и носочках, она не успокаивалась.
Я попробовала походить и покачать ее, пока Нейт складывал ее одежду в стиральную машину, запечатывал влажные и грязные подгузники в пластиковые мешки и выбрасывал их в мусорные ящики в подвале. Она все еще не успокоилась к тому времени, когда он вернулся, поэтому мы выключили весь свет и попробовали соску (она отказалась), еще одну бутылку (черт возьми, она этого не хотела), пылесос (старый трюк с парочкой детей, с которыми я сидела, но с Пейсли это не сработало), я даже качала ее в автокресле, но ничего не помогало. Ничего.
Часики тикали.
— Боже мой, что с ней? Почему бы ей не заснуть? — спросил Нейт, взяв у меня Пейсли и положив ее на плечо. — Сейчас три часа ночи. Даже альфа-самцу нужен сон.
— По-моему, у нее колики.
— Что это, черт возьми?
— Когда ребенок часами напролет кричит без причины, обычно ночью.
— И что ты с этим делаешь?
— Ничего.
— Нет, не может быть. Должно же быть решение.
Боже, он был таким парнем, думая, что каждая проблема имеет решение.
— Иногда помогает какое-то движение. Хотела бы, чтобы у нас была коляска, — сказала я сквозь вопль. Я тоже была измотана, но мне не хотелось оставлять его одного.
Наши глаза встретились в темноте.
— У меня есть тележка. Это поможет?
— Давай попробуем. Но сначала посмотрим, поест ли она.
Нейт держал ее, пока я готовила бутылочку, затем я накормила ее, а он в это время очистил барную тележку в стиле арт-деко, убрав ведерко для льда, бокалы, подставки и другие барные атрибутики. Мы поместили ее автокресло на тележку, привязали, и я толкнула ее. Для этого потребовалось некоторое время, но нам удалось покатать ее вокруг гостиной, кухонного островка и обойти диван. В конце концов, это сработало.
— Боже мой, — прошептал Нейт. — Это чудо. Она спит.
— Пока, во всяком случае, — я знала по опыту, что восьминедельный ребенок не спит долго. Приглушив зевок, я сказала:
