вру, безуспешно пытаясь вырваться из крепкого захвата его рук.
Господи, ну почему?! Почему я это чувствую с ним?
Почему не с Димой?
– Что-то ты резко забыла как танцевать, – с неожиданной вкрадчивостью произносит Мир, плавно двигая вперёд бёдрами. – Давай помогу вспомнить.
– Лучше иди окажи помощь своей Ежевике, – отрезаю по возможности сухо, дыша часто и прерывисто из-за волнения.
– Значит, не показалось... Кто-то не любит делиться? – щекочет мне ключицу жарким выдохом.
Он снова делает это – смущает тягучим движением вперёд, не оставляя никаких сомнений о природе вжимающегося мне в ягодицы уплотнения, отчего я отчаянно краснею, и, как следствие, совершенно не думая, выпаливаю:
– Не люблю! Что в этом плохого?
Вот дурища... Разве можно говорить такое? Такому?!
Ну всё, сейчас он всласть натанцуется. На моей гордости.
Но Мирон сегодня, очевидно, решил меня добить вовсе не сарказмом, а непредсказуемостью, чтобы я наверняка языком подавилась, потому что отвечает без тени улыбки в голосе.
– Это живьём съедает, – бормочет, задевая губами теперь уже мою шею – Я, оказывается, тоже не люблю делиться. Ненавижу.
И что мне ему ответить? Как понимать? Это ж Арбатов! Друг Димы. Мой оживший кошмар. Чего он хочет? В какие игры играет? Почему я так остро реагирую? Может, мне его лягнуть? Рассмеяться? Послать?!
– Хватит трепыхаться, я не железный, – тяжело дыша, требует Мир, скользя ладонью с бедра на самый низ моего живота, где под тонкой тканью платья можно нащупать ажурную кромку нижнего белья, надетого с расчётом, что его, наконец, оценит Дима. Мне бы сейчас сгореть со стыда, за то, что позволяю другому, за то, что чувствую с другим... но ничего подобного не происходит. В этот момент есть только жадно сминающий моё платье наглец и больше никого. – Вот так... Расслабься. Дай мне этот чёртов танец, и я отстану.
Давление ладони усиливается, пробуждая не каких-то там эфемерных бабочек, которых я толком ни разу не дождалась, а жгучие пульсирующие всполохи голода. Сейчас я марионетка, ведомая инстинктами: прогнуться, прильнуть, позволить жёстким пальцам сжать ноющую грудь. Закусить губу, чтобы не вскрикнуть. Не от боли... вот совсем не от неё.
Грудная клетка Мирона твёрдая как камень, а руки словно отлиты из стали, и только голос обволакивает мягким полухрипом.
– Машка... Машуль... Я ж на отца гнал, и сам... как мотылёк на огонь. Паучонок мой... Су-у-ука. Не мой даже! Не мой...
Я смутно соображаю, что он там городит – жар внутри меня перекрывает всё, вызывая лёгкое головокружение. И сейчас мне до дрожи хочется стоять к нему лицом, чтобы видеть капризный излом полных губ, запустить пальцы в жёсткие волосы на затылке Арбатова, притянуть, податься вперед, вдохнуть его дыхание. О таком даже думать чудовищно, но в этот момент, когда Мир, словно читая мысли, порывисто разворачивает меня к себе, всё неприемлемые пару минут назад вещи становятся важнее сердцебиения, желаннее воздуха.
В глазах напротив – тёмная порочная полночь, время нечисти и грешного искушения. Этот взгляд затягивает, накрывает волнами тёплого покалывания, требует, молит, зовёт, но мы, не сговариваясь, продолжаем покачиваться невпопад ритмичной музыке.
Его руки на моих плечах, расстояние в полшага – убийственно много. Я несмело выдвигаю ногу вперёд, чтобы первой преодолеть эти полшага, однако Мир предостерегающе мотает головой. У меня от этого неуловимого жеста мороз ползёт по позвоночнику. Как в прорубь окунулась, а выплыть мешает судорога. Сердце больно, загнанно стучится в рёбра, отдавая эхом по мозгам, словно намереваясь вышибить всю дурь, что там так вероломно поселилась.
– Всё-таки передумал, друг? Решил попытать удачу?
Я крепко зажмуриваюсь, слыша голос Димы из-за спины. Мечтаю проснуться или, на худой конец, сгореть со стыда, чтобы не приходилось изо дня в день смотреть в глаза любящего меня человека, помня о том, как едва не предала его доверие.
Если верить интернет-мотиваторам, то наличие мечты уже половина успеха, да на деле, чтобы чего-то добиться, нужно в первую очередь биться. В моём случае биться приходится как рыба о лёд своего скудоумия.
Повелась как последняя дура на голую похоть сводного брата. Теперь хоть понятно, почему у него ко мне такое пренебрежительное отношение. У меня, должно быть, на лице написано какая я легковерная, если не сказать – легкомысленная.
– Думаю, твою дурость можно пролечить ударом по морде, – елейно улыбается Мир, убирая руку с моего плеча. Я мертвею от ужаса, глядя как его пальцы сжимаются в огромный кулак, но Арбатов вдруг отодвигает меня в сторону и сбивает Диму с ног одним точным тычком в переносицу.
– Дима! Димочка... – падаю рядом с ним на колени, судорожно прикидывая, что можно использовать вместо носового платка, чтобы остановить хлещущую из носа Исаева кровь.
– Отвали, сука лживая, – выплёвывает он желчно, зажимая двумя пальцами переносицу.
Боковым зрением замечаю бегущую к нам охрану и своего сводного, чтоб его, брата, который, как ни в чём не бывало, помогает Диме подняться на ноги. Кто бы сомневался! У них дружба, а у меня дважды за вечер растоптанная самооценка.
– Да пошли вы оба...
Подавив приступ истеричного смеха, встаю с глянцевой поверхности танцпола, отряхиваю колени от пыли чужих подошв и, не оглядываясь, направляюсь к выходу. Домой хочу. Сами пусть развлекаются – вдвоём, как каждый проклятый вечер. Мне надоело быть балластом.
– Ну и куда ты в ночь ломанулась? – догоняет меня Мир на ярко освещённой парковке клуба. – Без налички, зато на высоченных шпильках! Ноги до дома сотрёшь, полоумная.
– А ты меня с Исаевым не путай. Я в няньке не нуждаюсь, – язвительно бросаю, не оборачиваясь.
То, что следом кинулся последний, кто заинтересован в моём благополучии, говорит само за себя. В который раз за вечер мне выпала возможность убедиться, что в рейтинге ценностей любимого человека я стою далеко не на первом месте. Ревность не повод рубить с плеча, но Дима даже не потрудился разобраться.
Я не хотела этого. Умом точно нет! Он сам с упорством барана продолжает вбивать между нами своего драгоценного друга.
– Маш! Побегом ничего не решить. Вернись, втроём спокойно всё разрулим.
– В нашей компании третий явно лишний. Одному давно пора уйти. Развлекайтесь.
– И ты не передумаешь? А то вдруг я начну праздновать раньше времени?
– Смело доставай аккордеон, ты своего добился. И отвали уже, а? Ты мне омерзителен.
– А ты
