но сейчас он вызывает во мне лишь отторжение к его хозяину.
— Не играй словами, девочка, — шелестит его голос у моего уха, — я ведь могу и согласиться…
— Пошел на х*й! — цежу сквозь зубы.
Мрачно смотрит на меня сверху вниз. Молчит. Потом, вдруг уронив голову, прикрывает глаза.
— Не сходи с ума, Маша… Поехали домой… пожалуйста.
— Уходи.
Резкий рывок и мое лицо оказывается прижатым к его шее. Выходит все неожиданно, поэтому я не успеваю понять, как мои губы прижимаются к теплом коже.
Сердце в груди, вдруг ожив, бросается на ребра. Больно до помутнения в глазах.
— Маша… девочка моя… тебе больно, да?
— Пусти…
— Больно. Я понимаю… но, бл*дь… нельзя же так резко… так не делается…
Отталкиваю его руками, вкладывая в них все силы, что у меня остались. Он отстраняется, но я продолжаю толкать его к двери.
— Пошел… пошел вон…
Все. Прошла заморозка, анестезия больше не действует. Сердце, сдурев от боли, кидается на острые пики. Захлебывается кровью, но продолжает методично себя убивать.
— Маша… постой…
— Я убью тебя, если приблизишься еще раз, — шиплю, как одержимая.
— Маша! — хватает за плечи и сильно встряхивает.
Я на миг теряюсь в пространстве.
— Маша… я уйду… слышишь?.. Уйду… но только на неделю.
— Навсегда!
— Я дам тебе семь дней. Семь дней, Маша, чтобы успокоиться и приготовится к разговору. Ты подумай, ладно?.. Хорошо подумай, готова ли ты все потерять, — въедливо смотрит в глаза, — нас потерять, Маша…
— Нас уже нет…
— Есть, — перебивает Руслан, — мы есть, и мы будем… Я тебе обещаю. Я все исправлю.
Нечего исправлять. Как можно исправить то, что умерло? Отменить смерть невозможно. Он убил «нас».
— И вот… — вынимает из кармана пиджака мое обручальное кольцо и пытается взять мою правую руку.
— Нет!
— Маша! Надень кольцо!
— Нет, я сказала! — сжимаю пальцы в кулак, когда он пытается отсоединить от них безымянный.
— Оно твое!
— Я его в унитаз смою! Забери!..
Замирает. Смотрит на меня пугающим взглядом и кольцо в ладони сжимает. Дышит часто, сбито. Крылья носа напряженно подрагивают. Угрожающе шевелит челюстью.
Потом вдруг вздыхает и пытается поцеловать, но я вовремя отворачиваюсь. Противно.
— Иди.
— Семь дней, Маша…
— Уходи!
— Телефон включи.
Выходит из квартиры, но продолжает буравить меня взглядом. Теперь в нем что-то другое. Огонь потух, оставив только разочарование и растерянность.
Захлопываю дверь прямо перед его носом, закрываю на все замки и прислоняюсь к ней лбом.
Меня колотит от шока и потрясения. Боль, расширяясь, постепенно заполняет все мое тело. Растекается в груди, сползает в живот и давит в горле.
Боже… невыносимо…
Закрыв руками рот, тихо всхлипываю.
— Маша, дочка…
Папины руки разворачивают меня и прижимают к широкой груди.
— Ну — ну… не надо плакать…
— Как не плакать, папа? Как не плакать?
— Терпеть надо… время лечит…
— Как он мог?! — вырывается с рыданием, — так поступить с нами, папа?! Как он решился на такое?!..
— У них там это обычное дело, — говорит он еле слышно.
— Где у них? У богатых?.. Они что, не люди?
— Да кто их разберет?
— А ты? — спрашиваю, вскинув взгляд, — ты маме изменял?
— Что? Нет, конечно! Как ты могла подумать такое?
Господи, что я несу? Так осквернить память о маме…
— Прости…
— Мы с мамой любили друг друга, — шепчет папа, — я на других женщин даже смотреть не мог!
Мама умерла, когда мне исполнилось шесть лет. Во сне оторвался тромб. Помню, как в то утро меня разбудил крик папы. Он так страшно кричал, что я спряталась за шторкой у себя в комнате и простояла там, пока не приехали бабушка и дедушка.
После похорон они забрали меня к себе. Папа, убитый горем, обо мне совсем забыл. А потом, когда пришло время идти в первый класс, забрал меня обратно. С тех пор мы не расставались ни на день. Он не отпускал меня к родственникам даже на каникулы.
Всего себя посвятив мне, даже не пытался устроить личную жизнь.
Мое замужество далось ему не просто. Руслана он воспринял, как соперника, хотя ни единого грубого слова никогда о нем не говорил. Я видела это в его глазах, понимала по тому, как сильно дрожала его рука, когда он вел меня к алтарю, по каменному выражению его лица, когда он помогал Лебедеву вывозить мои вещи из своей квартиры.
Со временем он привык. Перестал звонить по три раза на дню и требовать, чтобы я проводила с ним каждые свои выходные.
С моим мужем у них теплых отношений так и не получилось. Никто из них не проявлял инициативы, и я ничего не смогла с этим поделать.
А теперь вот я вернулась в родное гнездо зализывать раны.
Руслан.
По пути домой заезжаю в ресторан. Наспех закидываюсь жратвой и возвращаюсь в пустую квартиру.
С бокалом вискаря брожу как неприкаянный по комнатам. Неуютно, холодно, не смотря на то, что тепло. Пусто.
Если она не вернется, зачем мне эти хоромы? Волком выть здесь в одиночестве?..
Захожу в нашу спальню и сажусь в кресло. Бокал опустел, но спускаться вниз, чтобы наполнить его — лень. Да и нажираться сегодня чревато — завтра в Бельске у Амелии миссия важная, надо быть на связи во вменяемом состоянии.
Поэтому, поставив бокал на комод, я вынимаю из кармана пиджака обручальное кольцо Маши. Тускло поблескивая в свете торшера, жжет пальцы.
Простое, гладкое. Старомодное. Помню, как уговаривал ее что-нибудь посовременнее купить. С бриллиантами или красивой гравировкой. Но Маша отказалась наотрез. Примету какую-то приплела — «Гладкое кольцо — семейная жизнь гладкой будет».
Получается, нихрена примета твоя не рабочая, Маша. Туфта.
Вдеваю в него указательный палец зачем-то — кольцо застревает на середине. Кручу то так, то эдак. Потом снимаю и убираю в карман.
С алкоголя развезло малость. Затошнило.
Срываюсь с места, сдираю с кровати покрывало, начинаю раздеваться.
Глаза слипаются от усталости и недосыпа, но стоит их закрыть и чуть ослабить контроль, как из глубин моего сознания начинают лезть пугающие серые тени. Страхи.
Сука.
Я никогда в жизни так не боялся, как сейчас. Даже когда меня, пацана сопливого, за гаражами трое пи*дили, даже когда в армии перепивший сержант мне Макаром в лоб целился. Когда все отцовские бабки на кон ставил, так не трясся, как сейчас. Самому противно от собственной слабости.
Но мысль, что она не вернется, проходит по коже липким ужасом.
Поменяв наши подушки, утыкаюсь в Машину носом, но чувствую лишь запах стирального порошка.
Дрянь такая, даже
