Теперь я вообще не уверена, что было бы этично заниматься с ним сексом, потому что он явно сошел с ума. Я уже собираюсь сказать ему об этом, как вдруг его сотовый звонит на столе, прерывая меня.
— Да? — он смотрит на часы. — Отлично. Подготовь самолет к вылету через час.
На языке появляется кислый привкус, и внезапно я понимаю, что, возможно, все это неправильно поняла. Он уезжает?
Он кладет трубку и смотрит на меня, в его зеленых глазах мелькает раздражение.
— Какие-то проблемы?
Я пристально смотрю на него. Неужели он действительно собирается оставить меня на этой яхте, пока сам летает куда-то? Может быть, мне следовало перепроверить у Мэтта, что на самом деле означает враги с привилегиями, потому что мое представление о запотевших иллюминаторах и бурных оргазмах только что пошло прахом.
Инстинкт самосохранения воздвигает стену вокруг моего сердца.
— А что, если я не хочу оставаться здесь и трахаться с тобой? — огрызаюсь я. — Ты думал об этом? Знаешь, у меня есть своя жизнь, и она не крутится вокруг тебя и твоих личных проблем.
Он отрывает глаза от своей IKEAвской конструкции и смотрит на меня. Через несколько напряженных секунд он выплевывает гвоздь изо рта и прислоняется спиной к столу.
Впервые с тех пор, как я вошла в эту комнату, он уделяет мне все свое внимание. Я и забыла, как тяжело это ощущается, как мне всегда от этого не по себе.
— Тогда скажи мне это.
— Что?
Он застегивает запонки.
— Ты взрослая женщина, Пенелопа, а я разумный мужчина. — Да, скажи это безжизненному телу Блейка. — Итак, отбрось гипотезы и скажи мне, чего ты хочешь.
Под его пристальным взглядом я стараюсь не дрогнуть. Вместо этого я сжимаю челюсти и отвечаю на его безразличие.
— Я не хочу оставаться на этой яхте и быть твоей игрушкой для траха, Рафаэль.
Он кивает один раз, сжав челюсти.
— Хорошо, а теперь скажи мне это еще раз, но на этот раз ближе.
Я хмурюсь.
— А?
Не прерывая зрительного контакта, он расстегивает ремень. Треск кожи, проходящей через петли, заставляет меня напрячься сильнее, чем это мог бы сделать самый громкий треск молотка.
— Подойди ко мне и скажи, что не хочешь со мной трахаться, — тихо говорит он.
Резкий холодок леденит мою кровь. Когда я бросаю взгляд на дверь поверх широких плеч Рафаэля, он мрачно усмехается.
— Глупая девчонка, — хрипло произносит он, и взгляд его вспыхивает весельем. — Твои глаза всегда выдают тебя.
Учащенное сердцебиение. Придушенный стон. Затем я пинаю наполовину построенную книжную полку у него на пути и бросаюсь бежать.
Глава пятая
Если быть честным, я всегда знал, что если я трахну Пенелопу, то нарушу свое правило и трахну ее больше одного раза. И знал это задолго до того, как обнаружил, как крепко ее киска сжимает мой член.
Ах, ну что ж. Это правило было не первым, что я нарушил сегодня, и не последним.
Мрачный юмор переполняет меня, когда Пенелопа захлопывает за собой дверь, заставляя иллюминаторы дрожать вслед за ней. Я уверен, она ожидает, что я буду преследовать ее, но что в этом веселого? Вместо этого я допиваю остатки водки, снимаю пиджак и аккуратно вешаю его на спинку кресла, набираю смс с просьбой отложить мой рейс, затем переключаюсь на приложение камер наблюдения.
Это веселье перерастает в сдерживаемый смех. Глупая девчонка. Она вылетела из библиотеки и повернула налево, в мои личные покои. Каждая комната соединяется со следующей, повторяя полукруглую форму носовой части. Все, что мне нужно сделать, это выйти из этой комнаты и повернуть направо, и мы столкнемся в гостиной или в моей каюте.
И то, и другое подойдет абсолютно идеально.
Когда я выхожу из библиотеки и направляюсь в конференц-зал, расположенный за ней, безрассудный трепет охватывает меня с такой силой, что я могу почувствовать его привкус у себя в горле. Признаюсь честно, я люблю играть с этой девушкой в игры.
Особенно когда проигравшего шлепают по заднице.
Конференц-зал плавно переходит в мой кабинет, и когда я подхожу ближе к смежной двери, из щели под ней доносятся приближающиеся шаги и прерывистое дыхание.
Ради пущей театральности я сжимаю в руке ремень, и не успевает воздух наполниться щелканьем, как приглушенный визг просачивается сквозь дверь и касается моего паха.
Пенелопа врезается мне в грудь в тот момент, когда я рывком открываю дверь.
— Куда-то собираешься?
Как всегда, ее глаза отвечают за нее, устремляющиеся в кабинет позади меня. Внезапно мне становится понятно, почему она жульничает в картах. Не потому, что она считает себя шулером, а потому, что никогда бы не выиграла честно с таким ужасным покерным лицом.
У меня возникает желание вбить в нее бесстрастный нрав, прежде чем позволить ей сойти с яхты.
Когда ее напряженная поза говорит о том, что она собирается сбежать, я снова сильно щелкаю ремнем. Отдающийся звук вспыхивает в ее глазах, как хорошо принятый предупреждающий знак. Она внезапно останавливается, ее взгляд скользит вниз, к кожаному ремню в моей руке.
— Для чего он?
— Подойди, и я тебе покажу.
Но, конечно же, непослушание сочится из пор Пенелопы, и она поступает с точностью до наоборот. Я преследую ее пошатывающееся отступление к подлокотнику дивана, протягиваю руку и хватаю ее за шиворот моей толстовки, прежде чем она успевает сломать спину, падая на него.
— Какое совпадение… это именно то место, где я и хотел тебя видеть.
Она издает сдавленный звук, который затихает, когда я переворачиваю ее на живот, перегибаю через подлокотник и вжимаю лицом в подушку сиденья. Пресекая сопротивление, я прижимаю ее бедра к краю дивана своими.
Ее руки сжимаются в кулаки у головы.
— Я не хочу тебя пугать, но, по-моему, у тебя нервный срыв.
Я сдерживаю подступающий к горлу смех. У меня не нервный срыв, а перерыв4. Пауза в притворстве, что все хорошо и чертовски классно. Сколько еще я мог бы смотреть в окно на бушующий снаружи пожар и убеждать себя, что это прекрасный летний день? Нахуй. Я открою входную дверь и позволю пламени поглотить меня. Пусть дым очернит мои внутренности.
Мой мир в огне, и я хочу наказать девушку, которая зажгла спичку.
Мои прикосновения грубые и своекорыстные, когда я провожу ладонями по тыльной стороне ее бедер. Черт, мне нравится все в этих бедрах. То, как кончики моих пальцев исчезают в ее коже, когда я сжимаю их. Каковы они на вкус, когда я не могу удержаться, чтобы не вонзить в них зубы.
Я хватаю ее шорты и стягиваю их, выдыхая от открывшегося вида, оттого что находится между ними.
Розовые половые губки ее киски выглядывают между дрожащих ног, окруженные мягкими рыжими волосами. От этого зрелища у меня напрягаются мышцы, и я не могу устоять перед искушением провести по ним костяшками пальцев. Лучше бы я этого не делал, потому что, когда Пенелопа приподнимается на цыпочки, чтобы получить еще, ее голая задница задевает мой член через брюки и пускает по моим венам реку обжигающей нужды.
Сжав челюсти, я кладу ладонь ей на поясницу, чтобы она перестала извиваться, делаю шаг назад и смотрю в потолок достаточно долго, чтобы порыв прошел.
Ремень. Точно. Зажав пряжку в кулаке, я провожу им по задней поверхности ее бедра. Темное возбуждение скользит вниз и пульсирует в моем паху, когда ее мышцы напрягаются под моими.
Кожа доходит до изгиба попки, и я держу ее там.
— Что ты хотела мне еще раз сказать?
Ее затрудненное дыхание прекращается.
— Ничего важного.
— Ответь мне, Пенелопа.
Ее ногти впиваются в подушку и она вздыхает.
— Я не хочу оставаться с тобой на этой яхте.
Ее плечи напрягаются в ожидании, но когда удара не последовало, она оглядывается на меня сквозь завесу волос, в ее яростных глазах появляется настороженность.
