— Другое мне не нужно, я у вас хочу работать, Полина Константиновна! — вежливо, но твердо отвечала Маша.
— Но я же сказала: мы не нуждаемся в услугах сиделки! — удивляясь все больше, воскликнула Полина.
Но Маша не собиралась просто так сдаваться.
— Маша! Ты разве меня не слышала? Спасибо за предложение, но мы не можем его принять, — упорствовала Полина.
— Но почему, Полина Константиновна? Я ведь от чистого сердца предлагаю… Я действительно хочу Алеше помочь! — настаивала Маша.
— Маша, пойми, нам не нужны здесь чужие люди. Рядом с Алешей должен быть кто-то из родных.
— Извините, но я так не думаю. Ухаживать за Алешей должен профессионал. Вдруг ему понадобится какая-то экстренная помощь?
— Тогда мы к вам обязательно обратимся!
Полина считала, что все сказано. Повисла тишина, но Маша не двигалась с места.
— Но почему такой важный для Алеши вопрос решаете только вы одна? Ведь ваш сын — взрослый человек. Он может сам сказать, чего хочет… — наконец сказала Маша.
— Алеша болен, и сейчас я отвечаю за него, — сухо ответила мать.
— Это нечестно! Неправильно! Пожалуйста, давайте спросим самого Алешу, как ему будет лучше… — воскликнула Маша.
К ним присоединилась Ирина, которая вышла посмотреть, кто пришел. Услышав последнюю реплику, она сказала сестре:
— По-моему, девушка права… Алексей вправе выбирать, кто и как за ним будет ухаживать…
Когда Полина, Ирина и Маша вошли в Алешину комнату, он рассеянно листал книгу.
— Леша, тут к тебе гостья пришла, — окликнула его мама.
Алеша поднял глаза от книги:
— Маша? Здравствуй… — тихо сказал он.
— Привет. Я… — начала Маша, но Ирина ее перебила:
— Маша хочет за тобой ухаживать. Ты как, Алеша, не против?
— В каком смысле — ухаживать? — недоумевая, спросил Леша.
— Ну… Помогать… Быть рядом… — объяснила Полина.
Алеша, насупившись, молчал, и она продолжала:
— Я не считаю, что это разумно… И сказала Маше, что мы сами со всем справимся…
— Но мы хотим, чтобы ты сам принял решение, Алеша, — сказала Ирина.
— Леша, скажи, нуждаешься ты в услугах Маши или нет?
Помолчав, Алеша попросил:
— Мама! Тетя Ира! Можно я поговорю с Машей наедине?
— Конечно-конечно… Пожалуйста… — согласилась мама и с сестрой вышла из комнаты.
Алеша обратился к Маше:
— И как это, интересно, ты собираешься за мной «ухаживать»? А главное — зачем?
— Я хочу тебе помочь, — просто ответила девушка.
— Да-а? Ты уже помогала мне, — и он ткнул в свои безжизненные ноги, — а толку никакого!!! Еще помочь хочешь?!
— Хочу. Сколько надо — столько и буду помогать… Не всё с первого раза получается! — спокойно отвечала Маша.
— А-а… Я понял! Это у тебя хобби такое — совать свой нос, куда не просят! — грубил Леша, но Маша, казалось, этого не замечала:
— Как ты себя сейчас чувствуешь, Алеша?
— Как и раньше: лучше всех! Разве не видишь? — огрызнулся он.
— Это хорошо, что ты злишься… Здоровая злость — необходимое условие для победы.
— Слушай, кто ты такая, я вообще не пойму? Строишь тут из себя… Может, ты просто ненормальная?
— Может… — улыбнулась Маша. — А кто нормальный? Ты знаешь, что такое «норма»? Я, например, нет…
— Объясни, чего ты добиваешься? Зачем тебе нужно за мной ухаживать? — взмолился Леша.
— Я не могу этого объяснить. Я просто чувствую, что должна быть рядом с тобой. Вот и все, — твердо сказала Маша.
— Зачем?! Что толку, если ты будешь сидеть возле меня целый день? Все равно ты не сможешь поставить меня на ноги! — обреченно воскликнул Алексей.
— Пока не смогла… Но буду стараться… — спокойно ответила Маша„
Алеша долго смотрел на Машу и не находил в себе сил прогнать ее. Довольная таким поворотом событий, Маша вышла из его комнаты. Ее ждали Полина и Ирина.
— Ну как? — спросила Ирина. — Что тебе сказал Алеша?
— Где я могу переодеться? — деловито поинтересовалась Маша.
Ирина и Полина переглянулись.
— Я прямо сейчас приступаю к обязанностям сиделки, — объявила Маша.
— Алеша согласился принять твою помощь? — изумилась Полина.
— Что все-таки он сказал? — уточнила Ирина.
— Много чего. И плохого, и хорошего… Но это не важно. Главное — он меня не прогнал! — гордо объявила Маша.
Вернувшись в комнату к Алексею, Маша спросила:
— Итак, дорогой друг, с чего начнем?
— Ты что… не уйдешь? — осторожно спросил Алексей.
— Нет! Как бы тебе этого ни хотелось.
— Но… После всего, что я тебе наговорил…
— Ну, сказал глупость, с кем не бывает? Я не обиделась.
— Надеюсь, ты не злопамятная.
— Не-а! Не злопамятная. Я просто злая, и память у меня хорошая.
Они рассмеялись.
— А я думал, ты уйдешь и хлопнешь дверью!
— Я обязательно хлопну дверью, — пообещала Маша. — Но только после того, как ты начнешь ходить!
— Ты так говоришь, будто уверена в том, что это будет.
— А я уверена!
* * *
Жора всю ночь обыскивал затопленный док и уже отчаялся найти что-нибудь. Усталый, он сел на какую-то доску, которая неожиданно скользнула. С удивлением Жора понял, что доска прикрывала крышку сундука, немного торчащего из земли. Его радости не было предела — он нашел, куда отец перепрятал свои сокровища! Достав нож, он начал судорожно вскрывать крышку сундука трясущимися руками. И вот она поддалась! Перед изумленным взором Жоры предстали несколько кирпичей. Не веря своим глазам, он расшвырял кирпичи: сундук был пуст. Вдруг ему на плечо легла тяжелая рука, и громовой голос произнес:
— Обидно, да?
Жора вскочил — за его спиной стоял, ухмыляясь, отец. Жора онемел.
— Ну что уставился? Отца родного не признал? издевался смотритель.
— Ты? Ты как здесь… — лепетал Жора.
— Ты, конечно, парень хитрый, только я еще хитрей, запомни навсегда. Неужели ты думал, что я не предусмотрел, что ты за мной следить будешь? Я ж тебя, щенка, как облупленного знаю.
Жора в бешенстве сжал нож, которым только что вскрывал сундук. Заметив его жест, отец угрожающе двинулся вперед:
— Брось нож, дурак, а то я тебе в пять секунд покажу, что еще и сильней тебя.
Не выдержав его напора, Жора сдался и спрятал нож. Униженный и раздавленный, он не поднимал на отца глаз. Тот удовлетворенно кивнул:
— То-то. Пошли домой, Пинкертон. Дел невпроворот, а он по докам шляется…
По дороге смотритель продолжал поучать своих сыновей:
— Значит, так… У вас обоих, я смотрю, времени слишком много свободного… Один забил себе голову любовной блажью. То по бабам бегает, то страдает от избытка чувств…
Толик опустил глаза, а отец перевел взгляд на Жору:
