напролом и вечно улыбающемуся.
Отодвигаю стул, сажусь рядом, ладонью провожу по густым, светлым волосам.
— Все нормально, Ксюш, просто иногда я тоже бываю неидеальным, — он усмехается, устало сжимая переносицу.
Захлопывает крышку ноутбука, поворачивается ко мне, берет за руку и тянет на себя, усаживая к себе на колени.
Я в свою очередь прижимаюсь к нему, обнимаю.
— Ну чего ты, малыш? Чего расстроилась, загрузил я тебя, да? — он улыбается, ладонями проникает под мою домашнюю рубашку, осторожно поглаживая.
— Все наладится, слышишь? — обхватываю ладонями его лицо, заглядываю в глаза.
Прошло три дня с того злосчастного разговора.
Все три дня Егор был сам не свой. Он практически не спит, мало ест, и сутками напролет пялится в экран ноутбука. Я, конечно, понимаю, что таким образом Волков пытается переключиться, отвлечься от неприятностей в семье, неприятностей, в которых он винит себя, но от этого не легче.
Несколько раз он пытался дозвониться до матери, попытки не увенчались успехом, пусть Егор и получил короткое сообщение о том, что у нее все в порядке.
Он не поверил, конечно, но звонками доставать мать больше не стал.
А я, глядя на него, только теперь понимаю, как сильно Егор привязан к семье. Как, несмотря на обстоятельства, он скучает по родителям и как паршиво ему от того, что он, наговорив лишнего, возможно разрушил их брак.
Я не могла оставаться в стороне, сначала хотела, рассудив, что мне не стоит вмешиваться, но не сдержалась и, возможно, совершила огромную ошибку, но дело сделано.
— Наладится, — он вздыхает обреченно, усмехается криво, словно не верит.
— Егор…
Меня прерывает внезапно раздавшийся в квартире звонок.
— Ты кого-то ждешь?
— Я сейчас. Подожди здесь, пожалуйста.
Ухожу от ответа, потому что визитер ему явно не понравится, а мне нужно исчезнуть прежде, чем грянет гром. Выхожу из кухни и иду ко входной двери.
— Господи, надеюсь, я об этом не пожалею, — шепчу про себя и открываю дверь.
— Здравствуйте, Ксюша, — тихо произносит отец Егора.
— Проходите, — отхожу в сторону, пропуская мужчину в квартиру.
Он не сразу решается войти, сначала медлит, на меня неуверенно смотрит, но потом все же переступает порог.
— Я должен перед вами извиниться, — начинает с порога, как только я захлопываю дверь. Я же тем временем наклоняюсь к полке с обувью, хватаю сапоги и спешно их натягиваю. — Ксюша?
— Потом извинитесь, — отвечаю коротко, также быстро снимаю с вешалки пальто и, не дожидаясь, пока Егор устанет ждать и выйдет проверить, куда я там запропастилась, вновь открываю дверь. Хватаю покоящуюся на комоде сумку, и выскакиваю за порог.
— Ксюша, — недоуменно повторяет Евгений Николаевич.
— С сыном помиритесь, а мне на работу надо, — бросаю напоследок и, хлопнув дверью перед носом мужчины, спешу к лестнице.
Спускаюсь так быстро, словно за мной стая волков гонится.
Идея, конечно, была абсурдная. Взять и по собственной воле позвонить старшему Волкову — это просто уму непостижимо. Очевидно, в тот момент я находилась в состоянии измененного сознания, иначе как объяснить мой совершенно нелогичный, я бы даже сказала, абсурдный поступок.
Но я просто больше не могла смотреть на Егора, не могла видеть его настолько поникшим. Как бы там ни было, родители есть родители. Всегда должен быть шанс все исправить. И уже то, что, услышав мой голос, Евгений Николаевич не сбросил вызов, а уже спустя час стоял на пороге нашей с Егором квартиры — давало надежду на возможное примирение отца и сына.
По пути в университет я несколько раз сбрасываю звонки. Егор обрывает телефон, а я лишь могу надеяться, что с отцом он все же поговорит. На этот раз наедине, без свидетелей. Меня слова и поступки Волкова старшего, конечно, задели и обидели, не без этого, но где-то внутри меня все еще теплилась надежда, что действия его продиктованы заботой о сыне, а не собственными эгоистичными амбициями.
Звонки от Егора прекращаются к тому моменту, когда я подхожу к дверям университета, однако выдохнуть мне не удается, потому что за спиной внезапно раздается знакомый голос.
Я оборачиваюсь к источнику звука, встречаясь взглядом со стоящей в паре метров от меня девушкой.
Какого черта она здесь делает?
Я напрягаюсь всем телом, готовая к чему угодно, но только не к широкой улыбке, отразившейся на лице девчонки.
— Ксения, подождите, пожалуйста, я ведь не ошиблась, вас ведь Ксюша зовут? — она подходит ближе, двигается медленно, словно опасаясь моей реакции. А я стою в ступоре, словно к земле прибитая, и не понимаю, что вообще тут происходит.
— Алина, кажется? — наконец выдавливаю из себя слова, девушка в свою очередь кивает. — Вы что-то хотели? — произношу эмоциональнее, чем следовало.
Мне не нравится эта девочка. Нахальная, избалованная, явно привыкшая получать свое. Меня до сих пор трясет от воспоминаний о вечере, на котором мне «посчастливилось» познакомиться с этой девицей.
— Да, — начинает осторожно. — Я бы хотела перед вами извиниться, с утра вас дожидаюсь, — она пожимает плечами, обнимает себя руками, переминаясь с ноги на ногу.
— Извиниться? — сказать, что я обескуражена ее заявлением — значит ничего не сказать.
Я ожидала чего угодно, но не извинений.
— Что простите?
— Удивлены? — она улыбается грустно, сейчас Алина совсем не похожа на ту дерзкую, избалованную жизнью девицу, какой я успела ее запомнить. — Вы меня простите за ту сцену в ресторане, это было некрасиво с моей стороны.
— И вы приехали сюда, чтобы просто извиниться?
— Получается, что так, — она снова пожимает плечами. — Вы на меня не злитесь, пожалуйста, я в тот вечер переборщила немного, разозлилась просто, отчасти испугалась, — продолжает тихо, мне приходится напрячь слух, чтобы расслышать ее слова.
— Испугались? — уточняю удивленно. Чего может
