— Да, можно так сказать. Один за всех и все за одного. Хотя у Чесс и Тимбер были и свои проблемы с Паном. Он злился на Чесс за то, что она не пригласила его на какой-то важный для него прием…
— Звучит так, как будто он психопат.
— Ты уловил суть дела! Если бы ты слышал, что он говорил Тимбер, когда она сказала, что скорее подаст в отставку, чем рекомендует его в члены Национального совета по искусству! Он очень хотел занять этот пост — так же как хотел быть в списке приглашенных у Вандерхофа и водить дружбу с большими людьми в Вашингтоне в качестве руководителя моей избирательной кампании. Ну, — с мрачным выражением лица сказала Кейти, — мы решили, что с нас довольно, и вполне определенно сказали ему об этом. К тому времени его дурацкая яхта была уже в открытом море и, разумеется, попала в шторм.
Рамон вновь зажег свою потухшую сигару. Кейти была слишком возбуждена, чтобы протестовать.
— Должно быть, почувствовав себя в меньшинстве, он стал вам угрожать?
Кейти кивнула, ее глаза были полны гнева.
— Он сказал, что пришло время рассказать правду о том, как мы были созданы, о том, что богатые и надежные маленькие миры, в которых мы живем, явились прямым воплощением его замыслов. И что он клянется Богом — если мы с ним не поделимся, то он их разрушит!
Тяжело дыша, Кейти остановилась. Рамон подождал, затем тихо спросил:
— Как?
— Когда я училась на первом курсе, меня изнасиловали, — опустив голову, прошептала Кейти. — Я сделала аборт. Тогда это было незаконно, помнишь? Пан сказал, что напишет об этом в «Фейсиз»[26] — знаешь, этот гнусный листок, который все презирают, но тем не менее читают?
Рамону пришлось сдерживать свои эмоции. Его элегантную милую Кейти изнасиловали! В нем кипел гнев.
— Бедная детка, — наконец сказал он. — Могу себе представить, что ты пережила…
— Ты можешь себе также представить, как этот скандал мог повлиять на мои позиции в Вашингтоне! Рамон, чтобы завоевать положение в консервативной фракции, мне понадобились годы! А теперь многие помогают мне проводить через комитет законодательство о правах женщин, подвергшихся насилию. — Она печально улыбнулась. — Ирония заключается в том, что за эту неделю я многое обдумала и пришла к решению, которое заставило бы Пана перевернуться в гробу. Я решила не участвовать в выборах. Я должна рассказать правду насчет изнасилования и нелегального аборта. Я твердо решила: не буду больше сражаться под фальшивым флагом.
Рамон обнял ее.
— Я надеюсь, ты позволишь мне быть рядом с тобой, когда станешь проходить через все это, — мягко сказал он.
— Я бы этого хотела.
— Ох Кейти, Кейти! Хотел бы я помочь тебе тогда, много лет назад. — Рамон поцеловал ее в макушку и крепче прижал к себе. — Никогда больше не вычеркивай меня из своей жизни.
— Не буду, — кротко сказала Кейти. — Теперь, когда я перестала рваться наверх, у меня будет больше свободного времени. Я даже подумываю о том, чтобы превратить дом, который оставили мне родители, в кризисный центр для женщин. — Глаза ее загорелись. — Рамон, ты можешь мне в этом помочь! Ты можешь отправлять их к нам из своего отдела и…
— Кейти, пусть это немного подождет. Сейчас я хочу, чтобы ты закончила начатое. Ты мне не рассказала насчет Тимбер и Франчески. Что на них было у Сэвилла? Это же неофициально, помнишь?
Кейти открыла было рот, но передумала.
— Я не могу выдавать их тайны — только свои.
Рамон очень хорошо знал этот упрямый взгляд. Он вздохнул:
— Ну ладно, по крайней мере расскажи мне, что ты знаешь о Джейсоне Сэвилле. Этот человек ускользает от меня. Иногда я даже сомневаюсь, что он в действительности существовал.
Кейти отстранилась и внимательно посмотрела на него.
— Ты говоришь странные вещи. — Она осеклась, но, справившись со своими чувствами, продолжала уже более естественно: — Ну, ты знаешь о годах, которые он провел в Эйвери-Волш, о его тете Лиле и его отношениях с нами. Кроме этого, я только догадываюсь, что он был в Корее.
— С изуродованной ступней?
— Минуточку! Мне кажется… он был чем-то вроде корреспондента. Да. Я помню, он говорил нам о том, что был в тылу или что-то в этом роде… Рамон, что ты делаешь в моем шкафу?
— Достаю одежду, которую прислала твоя помощница.
Глаза Кейти загорелись.
— Ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать, что все кончено. Ты можешь идти домой. — Рамон бросил на кровать костюм. — Здесь нет купальника. Ну, может, я смогу найти что-нибудь, что оставила моя… гм… сестра.
— Эй, минуточку! — смеясь возразила Кейти. — Если мы и вправду можем отсюда выйти, я должна вернуться в Вашингтон.
Из шкафа голос Рамона звучал приглушенно: капитан разыскивал там туфли Кейти.
— Черта с два. Вечером ты и твои подруги обедаете со мной в моем доме на берегу. Потом они могут лететь домой, а мы с тобой, Кейти Макфоллз, должны по мере сил наверстать упущенное. Сегодня для тебя не существует никаких авиарейсов на Вашингтон. — Он с торжеством выпрямился, держа в руках пару туфель из кожи аллигатора, и поцеловал Кейти в лоб. — Понятно?
— Кто сказал, что мне нужен купальник, сеньор? — Кейти лукаво улыбнулась.
— Мне лучше выйти отсюда, — с трудом сдерживаясь, пробормотал Рамон, — а то я нарушу еще одно их чертово правило. Бэбкок заберет вас через двадцать минут.
Он чуть не столкнулся с мужчиной, который только что вышел из лифта.
Питер Рэмси мрачно посмотрел на человека, чуть не сбившего его с ног, и принялся искать палату, в которой, как ему сказали, лежала Франческа.
Франческа с трудом оторвала взгляд от конверта.
— Где ты это взял? — наконец прошептала она.
Значит, отвратительная мисс Пиплз все-таки написала клеветнический отчет о поведении Франчески в Пенбакле. Франческа всегда сомневалась в том, что у Джейсона действительно есть «неопровержимые доказательства», но не хотела рисковать. Теперь она была этому рада.
— Это было нелегко. — Костлявое лицо Питера задергалось от волнения. — Мне пришлось соврать дежурному, что мне нужен ключ от сейфа Джейсона в отеле, чтобы забрать некие «посмертные распоряжения». — Питер закрыл глаза. — Господи Боже, когда я увидел, что там!.. — Он содрогнулся. — Когда я увидел микрофильм рисунков Тимбер, мне больше не захотелось ничего смотреть. — Питер протянул руки к Франческе, и она с благодарностью прильнула к нему. — Подонок! — потрясенно прошептал Питер. — И почему я раньше не замечал, какой он подонок?
— Он говорил Тимбер, что уничтожил ее так называемые «лечебные» рисунки; но на самом деле этого не сделал. На яхте он заявил, что рисунки все еще у него и что он пошлет их одному пронырливому дельцу, который будет рад заполучить кое-что из «примитива» знаменитой миссис Фортсон.
