Если раньше меня это никак не волновало, и я всячески игнорировал наличие столь ядовитой, переполненной ненавистью, родственницы, сегодня все изменилось. Правда открылась мне, сорвав многолетнюю пелену с глаз. Больше я никому не позволю пренебрегать собой, своей матерью и тем, что сделали с ней.
– Где он?! – Рявкнул, пропустив ее вопросы мимо ушей. Я не собирался тратить силы на бессмысленную болтовню с той, кто уже давно сделала свой выбор.
– Что ты себе позволяешь, сопляк?! – Взревела та в ответ, громко стукнув металлической ножкой своей массивной трости. Седые, полностью обесцвеченные, брови негодующе взлетели, лицо Лидии исказила гримаса плохо скрываемой ярости. Морщины стали настолько глубокими, что легли складками на лбу, щеках и подбородке. – Твое поведение омерзительно…
– Бабушка, – процедил это слово сквозь зубы, для меня оно больше походило на ругательство. – Тебе не кажется, что ты немного опоздала с попыткой воспитать меня? Я уже давно не ребенок, если вдруг ты не заметила. Не нужно так со мной говорить. Поверь, твой возраст не заставит меня замолчать.
Развернувшись, хотел было выйти из комнаты и отправиться на поиски дяди, но она снова завладела моим вниманием.
– Я и не ожидала от тебя ничего другого, – желчь сочилась из ее глаз, выплескивалась вместе с тяжелым дыханием. – Жаль, мой сын не понял этого. Ты не достоин, носить нашу фамилию, как и твоя мать-вертихвостка. Окрутила Вадика, заставила поверить, что ты – его сын…
Черт возьми, в этот момент я очень жалел, что она – женщина. Скажи это кто-нибудь другой, уже давно поплатился бы за каждое свое замечание. Но ничего, и на нее найдется управа. Больше никто не посмеет порочить имена моих родителей. Хватит! Даже самому могучему терпению приходит конец.
– Обидно, наверно, – нарочито спокойно ответил я, мазнув ее псевдосочувствующим взглядом. – Бабушка, скажи, – торжество светилось в моих глазах, губы растянулись в хищном оскале, – какого это – полностью зависеть от ублюдка? Жить, и знать, что каждый твой вздох контролирует тот, кого ты больше всего ненавидишь…
Лидия Игнатьевна стоически перенесла мой выпад, но мертвенная бледность выдавала ее состояние. Испытывал ли я жалость к старухе? Нисколько! Она всю жизнь травила меня своим пренебрежением, постоянно напоминания, кем меня считает. Я лишь отвечал ей той же монетой.
– Но, – продолжил торжествующе, – ты не находишь во всем этом некий шарм? Оба твоих внука так и не смогли оправдать твоих ожиданий. Игоря ты тоже ненавидишь? Он ведь, в отличие от меня, действительно, незаконнорожденный…
Дрожащая ладонь взлетела в воздух, замахнувшись для удара, но я перехватил ее, сомкнув пальцы на тонком запястье.
– Не советую, бабуль, – прошептал едва слышно. – Ты потеряла любые права на меня, – отпустив ее, сделал шаг в сторону. – Передай родственникам, чтобы готовились платить по счетам, – развернувшись, уверенно покинул змеиное гнездо, на этот раз навсегда.
* * *
Санкт-Петербург я покинул на корпоративном джете. Мне не терпелось оказаться в родной и неповторимой Москве. Настроение было паршивым, голова раскалывалась от нахлынувших воспоминаний и неожиданных открытий. Я старался не думать о том, как долгие годы доверял человеку, ставшего причиной распада моей семьи. Ложь и домогательства Юрия положили конец счастливому браку моих родителей, сердце отца преисполнилось черной разрушительной ненавистью. В шесть с половиной лет я потерял его любовь и превратился в нежеланное приложение к его жизни. Меня отослали в северную столицу, заперев в частной закрытой школе для богатеньких, но нежеланных детишек. А мама? Господи, я даже представить не могу, через что ей пришлось пройти. Пять лет она терпела издевательства любимого мужчины, так и не доказав ему свою невиновность. Постоянные измены отца и его отношение подкосили ее здоровье, став причиной внезапного сердечного приступа. Мама умерла, так и не услышав от него заветного «люблю» и «прости меня»…
Капельки пота выступили на лбу, меня лихорадило. Погода начала портиться, пилот сообщил о надвигающемся грозовом облаке, но мы уже были у цели, и нам ничего угрожало. Ничего, кроме невыносимой боли в груди, от которой сердце плавилось, словно масло на раскаленной сковороде.
– Я не жду, – голос отца прорезал гул в ушах, затмевая разум очередной вспышкой воспоминаний, – что ты станешь уважать меня. Я и сам себя презираю… Ты имеешь полное право ненавидеть меня и обвинять в ее смерти. Хочешь, верь, а хочешь – нет, но… – его голос дрогнул, глаза, совсем как мои собственные, увлажнились, – я очень сильно любил ее. Юля была для меня всем. Она была моей жизнью…
– Ты убил ее, – закричал я, поддавшись юношескому максимализму, который свойственен каждому семнадцатилетнему парню. – Из-за тебя мама умерла! Это ты довел ее! Ты!
– З-знаю, – короткое, произнесенное в отчаянии, слово полоснуло меня бритвой.
Вскочив на ноги, запустил руки в волосы и застонал. Так плохо мне не было уже очень давно. С того самого утра, когда Мага всего парой предложений похоронил во мне остатки жизни. Я снова превращался в Чудовище, потерянное и смертельно раненное. Таким я был, пока не увидел Мери, и не увидел страх в ее глаза. Она заставила меня измениться, вернуться в человеческое обличье. Но стоило ей покинуть меня, как все снова погрузилось во мрак. Мое сердце, моя душа, моя жизнь – все было объято тьмой. Смогу ли я выпутаться из этой паутины лжи, что усиленно опутывала меня, образуя непробиваемый кокон?
– Дмитрий Владимирович? – Испуганный оклик заставил меня открыть глаза. Миловидная блондинка в бордовой униформе стюардессы стояла в метре от меня. Ее голубые глаза сияли, словно сапфиры, на фарфоровом личике застыла неуверенная полуулыбка. – Чем я могу вам помочь?
Ее вопрос, произнесенный с характерным придыханием, исключающим любые варианты, кроме одного, вызвал у меня приступ злобного смеха. Эта малышка, без зазрения совести, флиртовала со мной, да еще и предала свою помощь. Девочка решила привлечь внимание богатого мужчины, и ее вовсе не волновало, как мерзко это смотрится со стороны.
– Исчезни! – Зарычал я, позволив своему внутреннему зверю вырваться на волю.
– П-простите, – белоснежная кожа девушка стала совсем бледной, глаза расширились от испуга.
– Я сказал: проваливай!
Торопливый топот каблучков заглушил голос командира корабля, который объявил о том, что мы идем на посадку в частном аэродроме. Мне пришлось вернуться обратно в кресло и терпеливо ждать момента, когда бизнес-джет коснется земли. Мысленно я отсчитывал время до встречи с Мери. Желание увидеть и заключить в свои объятия усиливалось с каждой секундой промедления. Две недели вдали от нее превратились для меня в мучительное испытание, а последние события только укрепили во мнении, что мне никто не нужен, кроме нее. Я буду терпелив, дам ей столько времени, сколько потребуется, чтобы она привыкла ко мне и перестала думать о прошлом. Но я больше не стану скрывать от нее своих чувств. Сегодня же увезу ее домой, где и скажу, что люблю ее, что не представляю своей жизни без нее.
Легкий, едва уловимый, трепет охватил меня, разрывая ненавистные тиски. Дыхание начало восстанавливаться, арктический холод, сковавший внутренности, отступал.
– Я еду к тебе, воробышек. Только ты поможешь мне успокоиться, мой ангелочек…
Спустившись по трапу, встретился с Максом. Друг ожидал меня, прислонившись бедром о бампер своего новенького внедорожника. По кожаной куртке друга стекали крохотные капли, мелко моросящего, дождя. Глаза его были скрыты за темными стеклами солнцезащитных очков.
Мой автомобиль стоял в отдалении. Водитель и телохранитель были наготове, но мне не хотелось ехать с ними. Само их присутствие действовало на нервы, выводило из себя. Я не привык к тому, что меня повсюду сопровождали два шкафа, облаченные в строгие черные костюм, и не собирался привыкать.
– С возвращением, – произнес он, когда мы обменивались рукопожатиями. – Выглядишь неважно…
