и неестественно спокойный. — Как же все по-дурацки получилось! Так глупо!
— Ты знаешь, что у тебя есть сестры? По отцу. — Я не решалась подойти к ней ближе, говорила ей в спину, хотя и так она слышала каждое мое слово.
— Марк рассказал. И показал. Я, дура, даже не поверила сначала, сама полезла их профили смотреть… И его… тоже…
— Ты про своего папу? Ты ему звонила?
— Нет, конечно. Зачем я ему? У него и без меня две дочери есть. И я тут такая… изуродованная, взрослая уже, чужая, от женщины, которая врала ему.
Как же мне было жаль ее! Если бы у меня хватило духу, я бы подошла и обняла Агату. Но мне было трудно даже шаг сделать в ее сторону.
— Не говори так. Не говори за него, Агата. И он имеет право знать, ты так не думаешь…
— Я ее чуть не убила, — невпопад ответила сестра. Она была на своей волне. А я по-прежнему не понимала, зачем Агата попросила меня остаться. Может, ей просто надо выговориться?
— Кого? Тетю Зину? Что она тебе сказала?
— Как безумная любила этого Иванова, твоего отца. Остальных ненавидела. И мать твою, и тебя. И меня.
— Тебя вряд ли. Она же твоя мама.
— Лишила меня семьи, я тебя всю жизнь ненавидела, а, оказывается, надо было ее.
— Никого не надо. У нее… у тебя…
Я пыталась подобрать правильные слова, но что можно сказать Агате, когда ее собственная мать так с ней поступила?!
— Спасибо тебе, что тогда сказала Марку, где меня искать. Это все изменило.
— Марк… — Агата так тихо произнесла имя великана, что я едва услышала. — Он и правда тебя любит. Невероятно просто. Я бы все отдала, чтобы меня так любили. Меня никто никогда не любил. Жалею, что аборт сделала. Вадику ребенок не нужен от меня, но и плевать! А вот у меня был бы человек, которым меня бы любил!
Она резко обернулась, чуть пошатнулась. В глазах горел огонь. Агата явно оживала.
— У тебя есть мама, какая уж есть, но она жива. У тебя есть отец и еще две сестры. Это очень много. Мои родители мертвы, с папой своим я даже познакомиться не успела. Не упусти свой шанс, Агата. А тетя Зина… на ней лица нет, она мечется в коридоре, как раненый зверь. Словно это ее…
Я осеклась, трудно было говорить, глядя на забинтованное лицо.
— Шрамы глубокие останутся, на меня больше никто не посмотрит. Шарахаться будут. Но хоть живая. — Агата вернулась к койке. — Мне будут нужны «бабки», а их нет. Вряд ли Марк мне поможет, верно?
Я не знала, что ей ответить.
— Ты знаешь, почему… ну… это с тобой? — Я подошла ближе и села на краешек койки. Агата никак не отреагировала.
— Знаю, но тебе-то что с этого?! — Она повернула ко мне голову. — Если бы твой муж не влез в долги, ничего бы не было!
— Значит, из-за Вадима? Что у вас произошло?
Агата нехотя начала говорить:
— Сегодня деньги должны были прийти за продажу квартир — моей и его. Вадик решил, что сможет обмануть и свалить с «бабками». И меня подбил…
Она замолчала, но больше и не нужно было подробностей. Такое, разумеется, эти люди не прощают.
— Мне очень жаль…
— Мне тоже. Иди уже. Тебя же ждут.
Я медленно поднялась с кровати. В голове вертелось много мыслей. Странно, но только сегодня, после всего того ужаса, что пришлось пережить, я впервые более или менее откровенно поговорила с Агатой. Но осталось еще кое-что. Самое главное.
— Я хочу со всем этим покончить, Агата. Навсегда поставить точку. Я уеду вместе с Марком. — Сестра вздрогнула, но продолжала смотреть прямо перед собой. — Но перед тем, как я уеду… Послушай, я не хочу, чтобы у нас всю жизнь было так, как у наших мам. На нас все должно закончиться.
— Предлагаешь устроить обнимашки? — Агата издевательски рассмеялась.
— Я просто хочу, чтобы ты знала: я прощаю тебе все, что ты мне сделала. Я понимаю, почему все так случилось. И… полиция задержала твоих приятелей из Алехино за нападение на меня и Вадима. Я рассказала все как было. Но если нужно будет… смягчить показания — я это сделаю. Для тебя.
— Уходи, — бесцветным голосом произнесла Агата.
— Дай сама себе шанс. Не будь как твоя мама.
Она ничего не ответила. Я медленно вышла из палаты и закрыла за собой дверь.
«Дорогая Вера! Мы с тобой незнакомы, вряд ли тебе про меня рассказывали, но когда-то, задолго до твоего рождения, я дружил с твоим папой. Я только недавно узнал, что он умер. Это моя вина, что я не выяснил раньше, что с ним произошло. Ты еще очень молодая, но со временем, может, и поймешь меня — начиная новую жизнь, стараешься не тащить в нее старые воспоминания...»
Здесь текст обрывался, дальше следовали разрозненные слова, будто автор пытался выразить какую-то мысль, но она ему не давалась. А вот дальше Майклу писалось явно легче.
«С твоим папой мы дружили еще со школы, он был очень хорошим человеком — добрым, честным, в чем-то наивным — и безгранично мне доверял. Андрей хорошо учился, он был математиком от Бога, как говорится. Мы вместе с ним поступили в институт, но ему пришлось уйти с дневного обучения: нужно было зарабатывать деньги. Потом была армия, знакомство с твоей тетей Зиной. Вместе с ними и еще с одним знакомым Зинаиды мы создали фирму…»
Все, что писал Майкл дальше, я уже так или иначе знала. Не знала лишь, почему он не выполнил своего обещания и не помог всей компании перебраться в США.
«Все оказалось не так, как я планировал. Деньги, которые мне дали твой папа, Зинаида, да и свои собственные, я вложил в бизнес одного нашего бывшего соотечественника. Он обанкротился, я остался ни с чем. Было очень тяжело».
«Когда пришли первые деньги, я ничего не оставлял себе, все шло в дело, и я все реже вспоминал родину и тех, с кем прошла моя юность…»
Снова обрыв. Майкл не дописал этого письма, я читаю сейчас лишь наброски, отдельные фразы того, что он хотел мне рассказать. Но
