И я поворачивалась спиной к этому, ко всему, что Матео предлагал мне. Он перестроил свою жизнь для меня, а я сбежала, когда все стало трудно.
Ты поступаешь правильно, сказала я себе. Ты разрушила брак; ты не заслуживаешь его любви или чего-то другого.
Это была карма.
Расплата.
Последствия.
- Я должна вернуться домой, - сказала я ему. - Я делаю то, что правильно для всех.
- И что же Матео говорит обо всем этом?
- Это неважно.
Джош рассмеялся. - Неважно? Вера, чувак оставил свою жену ради тебя.
- Он этого не сделал.
- Он сделал, и ты это знаешь. Он без ума от тебя, Бог знает почему. Я уверен, что если Матео не считал, что вы можете справиться с этим, то отпустил бы тебя или слинял сам.
- Нет, - ответила я непреклонно. – Он просто не хочет причинять мне боль, поэтому верит в то, что все получится.
- Тогда почему бы и тебе не поверить?
Я замерла, опешив. - Потому что мое счастье не так важно, как семья.
- Может, ты позволишь и Матео решать, а не только себе.
- Джош, - сказала я сурово.
- Вера, - ответил он. – Еще не поздно. Ты все еще в Мадриде, не так ли? В Испании, по крайней мере.
- Да, - сказала я настороженно.
- Тогда, блядь, вернись к нему и сделай так, чтобы все получилось. Ты любишь его, верно?
Я ничего не ответила.
- Ну, ты либо действуешь, либо нет, - добавил он.
- Джош, я еду домой, - сказала я еще громче. - Что сделано, то сделано. Мне нужно, чтобы ты поддержал, ладно? Ты так поддерживал, когда я приехала сюда.
- Потому что я верил в эти ваши безумные планы, - сказал он. – А в это не верю.
- Таким образом, полагаю, ты не собираешься одалживать мне денег.
- Нет, Вера, - сказал он. – Не собираюсь. И не потому, что я мудак, у меня на самом деле нет, нахрен, ни копейки. Все ушло в машину. Он просто кусок дерьма, этот Герман. - Мне потребовалось мгновение, чтобы осознать, что он говорил о своем Гольфе.
- Ну, и что, черт возьми, мне делать?
- У тебя действительно нет денег?
- Нет! – закричала я. - У меня нет работы.
Он вздохнул. - А как насчет твоей подруги? Клаудии?
- У нее я как раз и живу сейчас. И она поможет мне, но только через две недели, когда получит зарплату. Я не знаю, что еще сделать.
- Ты хочешь, чтобы я спросил у мамы, не так ли?
Я прикусила губу. - Она может согласиться.
- Возможно, - размышлял он. - Но вряд ли. Тебе намного больше может повезти с папой. Ты редко просишь у него что-нибудь.
- Я знаю, - сказала я. - Но, если мама даст мне деньги, то это в значительной степени означает, что я могу вернуться домой. А если их даст папа, наверное, придется жить в Калгари.
- Или, - сказал он, - ты могла бы просто вернуться к своему парню и жить в Мадриде.
- Джош, пожалуйста, - умоляла я.
- Ладно, - сказал он. - Дай мне несколько дней, хорошо?
Это должно было бы сработать. Я щедро поблагодарила его и повесила трубку.
Тишина нависла надо мной, слышались только звуки мурлыкания Рокко. Я не хотела думать обо всем, что сказал Джош. Я не хотела думать ни о чем. Я не хотела чувствовать больше. Я хотела, чтобы полое место в моей груди было заполнено, чтобы убрать пустоту, ту черную дыру, которая продолжала закручиваться с болью и сомнением.
Сомнение было худшей частью. Вот это и заставило меня думать, что все, что Джош говорил, было правдой. Что я сдалась слишком легко и слишком быстро. Но дело было сделано, он не мог знать, каково это быть на моем месте. Он никогда не видел ужаса Изабель прямо в его лице или не смотрел в глаза Хлои Энн, когда она спросила у папы, почему он не приходит домой. Я должна была увидеть все это, ощутить, что происходит с Матео.
Он сделал весь этот выбор для меня, и я была самым недостойным человеком из всех них. Он был просто ослеплен мной, потому что я заставила его чувствовать себя другим человеком. Возможно, правда была в том, что наша любовь, каковой она была, это яркая звезда, и должна была оставаться в Лас Палабрас. Она не должна была выжить вне тех границ, за пределами той части жизни, когда мы случайно встретились. Мы были предназначены для определенного времени, но все зашло слишком далеко.
Я не получала известия от Джоша несколько дней. Я погрузилась в глубокую тьму, что даже Клаудия не могла вытащить меня оттуда. В один момент я думала, что все будет хорошо, что я пройду через это, а в следующий момент песня Ланы Дель Рей или определенный запах сбивал меня с ног, и начиналась истерика. Не было никакого плавного подъема из этой ямы. Это была как поездка на американских горках, где не было видно конца.
Когда наступила среда, в то время как я ложилась в постель, пришло сообщение от Матео.
Я услышала звуковой сигнал - его особая мелодия - и мое сердце улыбнулось. Это было автоматически, как у собаки Павлова. Я привыкла к ощущению счастья на звук.
Дыхание застряло у меня во рту, боясь пройти сквозь губы, я подошла к телефону и посмотрела на экран с трепетом.
«Я люблю тебя. Пожалуйста, вернись ко мне».
Это было все, что он написал. Этого было достаточно, чтобы моя душа разрушилась, сердце плакало внутри, потоки мучительной боли. О, боже. Как я могла это забыть? Как я могла ехать домой, зная, что этот человек был там, человек, который целиком и полностью принадлежит мне и внутри, и снаружи?
Я скучала по нему. Нет, скучала было даже не тем словом. Я тосковала по нему, очень тосковала. Я нуждалась в нем. Что-то внутри меня опустело и умирало в его отсутствие, как цветы в ночное время. Он был моим солнцем, он был для меня всем.
Я держала телефон в руке, уставившись на сообщение, задаваясь вопросом, должна ли я ответить, ведь по-другому я не могла. А еще был этот блок внутри меня, моральная часть, которая подавала сигналы голове слишком поздно и пыталась компенсировать былые обиды. Это помешало мне отправить смс, даже при том, что это убило меня внутри.
Я уснула в реке слез, интересно, почувствую ли я когда-нибудь себя целостной снова, заставит ли меня эта боль когда-нибудь перестать ненавидеть себя.
Судя по всему, я все еще должна была быть наказана.
Спустя несколько дней после единственного сообщения от Матео Джош наконец-то позвонил. Это был вечер пятницы, почти неделя с тех пор, как я оставила Матео. Клаудия, Рикардо, Рокко и я сидели на диване и смотрели испанскую версию Голоса. Я притворялась, убеждая себя, что все будет хорошо, обманывая себя, заставляя думать, что это были просто временные затруднения в моей жизни, которые нужно преодолеть.
Матео не мог быть моей единственной любовью. Мне было всего двадцать три года. А циник во мне знал, что вряд ли я найду подходящего человека к моим двадцати восьми годам, особенно учитывая то, какой образ жизни я вела.
