близко, стоит лишь протянуть руку. Но это — иллюзия. Как и вся моя жизнь. Тонкое стекло – слишком крепкая грань между реальной жизнью и желаемым счастьем.
Мне так надоели все эти проблемы! Не понимаю, почему всё в жизни так сложно, больно и безнадежно. Почему моменты истинного счастья настолько скоротечны и обязательно разбиваются о новые преграды?
Настежь раскрываю окно, впуская в комнату поток свежего, волнующего воздуха, и, опершись на подоконник, выглядываю на улицу. А затем закрываю глаза, утопая в мелодичном, ласкающим слух пении птиц и игривом шелесте листьев. Вдыхаю легкий, ни с чем не сравнимый аромат цветов, Фиолетовые, розовые, желтые — они расписными узорами превращают обычную клумбу в призведение искусств. Вот только ни задорные переливы птичьих голосов, ни яркое солнце, своим долгожданным появлением преобразившее все вокруг, никак не вяжутся с ощущением внутренней пустоты.
Глаза закрыты.
Делаю вдох и вспоминаю о маленьком букете полевых цветов возле моей кровати. Невольно улыбаюсь, представляя, как Амиров срывал их где-то здесь, под окнами. А в том, что цветы от него, теперь не сомневаюсь.
Выдох. И сердце сжимается от тоски, от понимания, что все это я могла с легкостью потерять. По собственной глупости…
И снова вдох. Глубокий. К аромату цветов примешиваются другие: более терпкие и глубокие. В голове проносится мысль, что где-то поблизости, должно быть, растут кедры…
Выдох. И вместе со мной выдыхает сама природа, запуская в окно сквозящий поток воздуха, поднимающий занавески, развевающий мои волосы и с громким хло́пком закрывающий дверь в спальню.
— Мелкая, похоже, встречать меня из душа, стало твоей привычкой, — раздается до боли родной и до чертиков язвительный голос Амирова.
Распахнув глаза, вздрагиваю от неожиданности и, на свою беду, поворачиваюсь к Лерою, стоящему передо мной в костюме Адама. Вместо фигового листочка Амиров придерживает небольшое скомканное полотенце, которое мало что скрывает от моих смущенных глаз.
— О! – нагло усмехается паразит и делает шаг навстречу. — Узнаю этот плотоядный взгляд! Правда, в прошлый раз, помнится, ты была менее смелой и наблюдала за мной из укрытия.
Амирова в отличие от меня неловкая ситуация ничуть не смущает, скороее напротив — изрядно веселит.
— Эй, Рина, — свободной рукой Лерой щелкает в воздухе, пытаясь вывести меня из ступора. — Очнись!
Сказать легко, но сделать — невозможно! Как зачарованная скольжу взглядом по его натянутой, упругой коже, местами украшенной переливающимися в лучах солнца каплями воды, и не могу выдавить из себя ни слова. Да что там слова… Я, кажется, даже не дышу.
Не дождавшись от меня никакой реакции, Лерой, совершенно позабыв про стыд, поворачивается ко мне голым задом и босыми ногами шлепает мимо меня к креслу, возле которого стоит небольшая сумка с вещами. Корю себя, что не увидела ее сразу, а еще за свое идиотское поведение.
— Что ты здесь делаешь? — задаю не менее дурацкий вопрос, ответ на который очевиден.
Щеки горят огнем от неловкости момента: не таким я представляла наш разговор.
— Это моя комната, — Лерой вновь оборачивается, приподнимая в удивленном жесте брови, а затем обводит взглядом свои владения.— А ты, если не секрет? Дай, угадаю! Заблудилась?
— Я тебя искала, — отворачиваюсь к окну, предоставляя Амирову возможность одеться
— Зачем? — из глубины комнаты доносится хара́ктерный треск раскрывающейся молнии. Судя по всему, Амиров намек понял.
— Спасибо хотела сказать, — бормочу себе под нос, мысленно ругая за нерешительность. Слово "спасибо" было последним в моем списке.
— Будем считать, что сказала, — вмиг голос Лероя становится холодным и отстраненным.— Арин, если это все, то мне надо…
Переодеться, поспать… Я все знаю. И наверно, мне и правда нужно сейчас уйти, не мешать, позволить ему спокойно переодеться и отдохнуть, а уже после приставать к человеку со своими чувствами. Но переполненное отчаянной нежностью сердце, болезненно сжимающееся от одной только мысли, что Лерой может снова исчезнуть из моей жизни, рисует совершенно иной маршрут.
— Это не все, — перебиваю Амирова и, оттолкнувшись от подоконника, в считаные секунды подхожу ближе.
Глава 28. В плену
Чувствую, как Лерой напрягается каждой клеточкой своего тела, когда несмелыми ладонями прикасаюсь к мускулистой, слегка влажной спине. Его кожа тёплая, нежная, такая манящая, что еле сдерживаю невыносимое желание затронуть её губами. Мне так много нужно сказать этому сильному, красивому, безумно любимому мужчине, но слова никак не хотят обретать звучание. Кажется, стоит произнести всего одно неловкое, неверное и мы снова разбежимся в разные стороны. А я так хочу продлить это несказанно сладкое ощущение желанного тепла под моими пальцами.
Слышу, как бьётся его сердце. Вижу, как тяжело вздымается грудь от каждого вздоха. Знаю, он тоже боится спугнуть момент хрупкого единения наших душ.
— Что же ты со мной делаешь? – хрипловатый голос Лероя наполнен болью.
— Люблю, — шепчу в ответ, а сама лбом упираюсь в его спину, ладонями проскальзывая к груди. — Это не лечится, Амиров. Я проверяла.
— Любит она, — укоряющий смешок сменяется теплом рук, бережно обхвативших мои. — Тогда зачем из раза в раз доказываешь обратное?
Лерой, сам того не понимая, ходит по тонкому льду. Я не хочу войны. Мне сейчас, в это самое мгновение, слишком хорошо.
— Глупая потому что, – говорю, а сама ненароком касаюсь губами теплой кожи между лопаток, мысленно призывая Амирова помолчать. Но он не замечает моих намёков.
— Я голову сломал, понимаешь? — спрашивает, словно сейчас это имеет значение. — Всё перебрал, но так ни черта и не понял!
— Знаю, что не ангел! — так и не дождавшись ответа, продолжает он. — Но и в то, что ты разлюбила не мог поверить. Ещё Горский со своими шутками дебильными: ты, Амиров, когда узнаешь сколько у тебя детей по миру бегает, тогда Кшинскую и поймешь. Каких детей, Рин? Откуда?
Его ворчание начинает раздражать: неужели не понимает, что снова всё разрушает!
— Ну что
