— Он обязательно позвонит, — успокаивает меня Лорен. — И тебе осталось всего семь недель, всего ничего. Вот увидишь, как быстро они пролетят, — она смотрит на часы. — Как насчет праздничного завтрака?
— Отлично, — отвечаю я. — Я умираю с голоду.
Мы отправляемся в «Бродвейские деликатесы» и заказываем невероятно вкусные французские тосты с беконом и клубнику. Я еще раз пересказываю все события прошлой ночи в мельчайших деталях, мне кажется, что я свечусь от любви, и все смотрят на меня и умирают от зависти, потому что я — влюбленная женщина, и все мечтают оказаться на моем месте!
Мы покупаем замороженный йогурт от «Бена и Джерри» и берем напрокат несколько старых фильмов, весь день и весь вечер смотрим наши любимые мелодрамы. Я изо всех сил пытаюсь сосредоточиться на фильме, но ничего не получается: каждый раз, когда я слышу какой-нибудь звук, подскакиваю на месте — вдруг это телефон? К десяти часам я уже беспокойно посматриваю на часы, я тревожусь. В Англии уже шесть утра, и, даже если учесть разницу во времени, он уже давно должен быть дома. Даже если задержали выдачу багажа, даже если он несколько часов торчал на таможне, он все равно давно должен быть дома, и он так и не позвонил.
К полуночи последние крупицы счастья испаряются бесследно, и мне кажется, что я сейчас заплачу.
— Все, что угодно, могло произойти, — успокаивает меня Лорен, доедая пачку печенья с шоколадной крошкой. — Может, рейс задержали или его срочно вызвали на работу… Не волнуйся, он позвонит.
Но я не могу не волноваться, хотя еще сегодня утром уверяла себя, что мне все равно, даже если его больше никогда не увижу, что мне хватит и одной этой ночи, понимаю, что это неправда. Боль ножом вонзается мне в самое сердце, и я знаю, что мне нужно научиться жить с этой болью, потому что он не позвонил и не позвонит. И так будет всю жизнь.
Через неделю боль не проходит, и я все еще пытаюсь привыкнуть к этому ощущению. Разумеется, храбрюсь, продолжаю жить, как раньше. Я больше не хожу в тренажерный зал, но мы с Лорен постоянно выбираемся куда-нибудь. Я делаю вид, что мне весело, но каждое утро я просыпаюсь с мыслью: что-то не так, что же это? И потом вспоминаю, и это как черная туча, затягивающая все небо. И боль преследует меня до следующего утра.
Даже ночью, когда я крепко сплю, боль не оставляет меня. Мне снится Бен. Постоянно. Эти сны — смесь воспоминаний и сюрреалистических фантазий. Может, я преувеличиваю и слишком драматизирую ситуацию, но мне кажется, что я понимаю, что значит потерять близкого человека… Утратить кого-то, кого любишь всем сердцем. Я знаю, что уже никогда его больше не увижу.
Когда произошла вся эта история с Брэдом и Дженни, мне было плохо. Но это не сравнимо с тем, что я испытываю сейчас. Брэд и Дженни — всего лишь капля горя в океане отчаяния, которое охватывает меня сейчас. Иногда мне даже не хочется вставать с постели, хочется просто лежать и погружаться в никуда, в пустоту. Хочется, чтобы все закончилось.
Бен Уильямс проклинает себя за то, что оказался таким растяпой. Он потерял листок бумаги, на котором Джемайма написала адрес и телефон. Теперь он никак не может с ней связаться. Он оставил на автоответчике Брэда тысячу сообщений, но так и не получил ответа, потому что Брэд проигнорировал их. Он звонил Джеральдине, но у нее тоже был только номер Брэда; звонил Софи и Лизе, которые не сказали ему ничего вразумительного. Он даже попытался связаться с редактором "Килберн Геральд», но тот только сетовал, что Джемайма так и не прислала ему свой еженедельный отчет о пребывании в Лос-Анджелесе, и даже не сообщила, что переехала.
Бен перерыл все свои чемоданы. Вывернул наизнанку одежду, перевернул вверх дном все сумки, чуть ли не под лупой изучая каждый сантиметр, но проклятой бумажки так и не обнаружил.
И, хотя уже прошла неделя, Джемайма ни на минуту не выходит у него из головы. Ни на минуту. Один раз он даже потерял мысль во время прямого эфира, вспомнив, как доверчиво она смотрела ему в глаза, когда они занимались любовью… В другой раз, во время совещания с выпускающими продюсерами, он вдруг вспомнил, как ласкал ее нежную кожу…
Иногда, поздно вечером — каждый вечер — ему очень хочется хотя бы услышать ее голос, и он надеется, что она позвонит. Джемайма должна понять, что что-то случилось. Но телефон не звонит, а когда звонит, то оказывается, что это кто-то другой. В конце концов Бен — кто бы подумал, что даже Бена Уиль-ямса иногда охватывает неуверенность в себе? — додумывается до того, что, может быть, для Джемаймы он был всего лишь развлечением на одну ночь, может, ей вообще на него наплевать. Может, у нее другой.
Проходит неделя. От Джемаймы ничего не слышно, и Бену никак не удается с ней связаться. Он решает рассказать все Ричарду, конечно, старый друг вряд ли даст ему дельный совет. Ричард вообще не тот человек, к кому следует обращаться за советом.
— Могла бы и сама позвонить, — говорит Ричард. — Она же знает, где ты работаешь. Все, что ей нужно сделать, — поднять трубку. Думай о ней, как об отличном развлечении на одну ночь, и продолжай развлекаться дальше.
— Хм-м, — бормочет Бен, конечно, в словах Ричарда есть доля правды. Действительно, почему бы ей самой не позвонить? Наверное, ему нужно просто выкинуть ее из головы.
— О нет, — Ричард пристально смотрит на Бена.
— Что? — обеспокоенно спрашивает Бен.
— Ты не… Это невозможно!
— Что?
— Ты влюблен в нее, да?
— Ничего подобного, — Бен отрицательно качает головой.
— Влюблен. Узнаю симптомы.
— Вовсе нет, — настаивает Бен. — Нет, — он смотрит на часы. — Мне пора, — говорит он и встает. — У меня интервью с «Дэйли Мэйл».
— Что? Еще одно интервью? Бен вздыхает.
— Знаю, знаю. Я зарекся давать интервью, но все ради рекламы.
— Ничего им не рассказывай, — драматично произносит Ричард.
— Буду молчать как рыба, — отвечает Бен. Но, сам того не желая, Бен выкладывает все. Как только он увидел журналистку, женщину средних лет с внимательным, дружелюбным взглядом, ему сразу захотелось довериться ей, открыть сердце. И он рассказывает гораздо больше, чем следовало.
— Пожалуйста, не упоминайте о том, что я ее разыскиваю, — умоляющим тоном произносит он, прощаясь с журналисткой. — Это не для печати.
— Не волнуйтесь, — она ободряюще похлопывает по плечу. — Можете мне верить.
Бен даже не задумывается о том, что он сделал. Он может думать только о Джемайме Джонс и о том, как отыскать ее.
Я не собиралась звонить в Лондон, не хотела, чтобы кто-нибудь узнал, что случилось. Если бы я позвонила и сказала, что переехала, меня бы спросили почему, а у меня не хватило бы смелости рассказать знакомым о Брэде, Дженни и вот теперь о Бене.
