Дорогая Валентина,
мать также передала мне эти костюмы нашей прабабки, Белль Луизы Бжезинской. Все они были пошиты еще в 1920-х и наверняка сейчас стоят приличных денег, хотя мне кажется, ты их не станешь продавать. Угадал? Мать сказала, что ты, наверное, сможешь их использовать для чего-нибудь. Надеюсь, фотографии тебе понравились. Мне бы нужно было отдать их Тео, когда он заезжал, но он взял только альбом с негативами. Мать говорила, что это снимки самой прабабки. Очень хотелось бы их увидеть. Пришли мне копии, когда сделаешь фото. Передавай привет Тео. Он хороший парень, Валентина.
Люблю. МаттиаНе веря своим глазам, Валентина перечитывает письмо еще раз. Тео ездил к ее брату в Америку и даже не заикнулся об этом?
А негативы! Ну конечно же, и как она этого сразу не заметила? Она почти каждый день носила на себе ключ к этой загадке – кружевной шарф, нитка жемчуга, матросская шапочка.
Все это у нее.
Она открывает сумку и достает черный альбом. Еще раз просматривает фотографии. Так, значит, это Белль Луиза Бжезинская, ее прабабушка. И это явно не тот тип женщины, какой она всегда представляла свою прабабушку: преданная жена венецианского предпринимателя, овдовевшая мать, уединенно живущая в своем доме в Кастелло. Ей открылась совсем другая история. Тайная жизнь этой женщины. Валентина внимательно рассматривает эротическую красоту крупных планов. В композиции каждого снимка она чувствует руку художника. Игра с текстурой тела модели, белая кожа и темные волосы, потрясающий эффект заманчивой недосказанности: палец на губах, опущенный глаз, голая спина, обнаженная грудь, рука в перчатке, держащая жемчуг. Одна из самых притягательных фотографий – та, где она смотрит прямо в камеру. Лицо скрыто под маской, рука между ног, приоткрытый рот соблазняет фотографа.
Кому принадлежит золотая серьга?
Валентина инстинктивно понимает, что мужчина с золотой серьгой – не муж ее прабабушки, чопорный и консервативный синьор Бжезинский. Она снова и снова перелистывает страницы альбома, завороженная энергией страсти, исходящей от этих фотографий. Что Тео пытается ей сказать? Может, из-за того, что она не давала ему возможности изъясняться словами, он решил найти другой способ обратиться к ней?
Догадывается ли он, каким ощущением покоя наполняет ее этот альбом? Никогда прежде она не чувствовала подобной связи ни с одним из своих родственников. Бабушек и дедушек она не знала, отца, разумеется, тоже. Брат всегда был где-то в отдалении, а мать… Мать была слишком значительной величиной в ее детстве. Настолько значительной, что Валентине пришлось эмоционально отгородиться от нее. Но эта Белль кажется ей родственной душой. «Интересно, – думает Валентина, – существует ли на самом деле генетическая память? Возможно ли, что прабабушка во мне как бы заново переживает свою полную страсти жизнь?» Мысль эта кажется ей забавной и заставляет сделать нечто необычное. Она смеется. Смех тихий, почти вполголоса, но все равно это смех. Так вот что Тео сделал для нее. Он заставил ее понять: она не одинока.
– Валентина, ты смеешься! Да еще у всех на виду!
Она поднимает глаза и видит Тео. Он стоит перед ней и разглядывает ее с теплой улыбкой. Она до того увлеклась фотографиями, что даже не заметила, как он подошел к кафе. Солнце слепит глаза, поэтому ей приходится щуриться, чтобы рассмотреть его на фоне великолепной базилики. Тео Стин – ее странствующий рыцарь. Его высокая, скла́дная фигура, его темные глаза и приветливое лицо, которых так не хватало последние десять дней. Валентину вдруг накрывает волной нежности, ей хочется броситься ему на грудь, рассказать, как она соскучилась. Но она не может этого сделать. В то самое время, когда она смотрит на него и сердце ее готово разорваться от радости, она начинает вести себя как обычно – захлопывает ставни души и накрепко запирает их. Вместо того чтобы броситься к нему, она превращает свои нежные чувства в злость.
– Тео, где ты был? Ты опоздал почти на час, – шипит она на него.
– Извини, дорогая, – говорит он с таким выражением лица, будто она залепила ему пощечину, и отступает от нее на шаг. Почему он не возьмет и не обнимет ее? – Глена пришлось вразумлять дольше, чем я предполагал.
Она немного успокаивается.
– Все в порядке? Теперь он оставит нас в покое?
Тео садится за столик, так близко к ней и так далеко. Ей страстно хочется прикоснуться к нему. Она смотрит на его руки, длинные элегантные пальцы, пока он подзывает официанта и заказывает кофе для себя и для нее.
– Надеюсь.
Такой ответ несколько тревожит ее.
– Может, нужно сообщить в полицию? Гарелли?
– Чего ради? Он пока что ничего не сделал, и, вообще-то, мне же будет хуже, если он решит сотрудничать с полицией.
Наконец Тео берет ее руку и легонько сжимает.
– Не волнуйся, любовь моя. Все будет хорошо.
«И почему люди говорят такие слова друг другу, – сердито думает Валентина, – если знать это невозможно?»
Побарабанив пальцами по лежащему на коленях альбому, она решает сменить тему.
– Ну, ты расскажешь мне, что все это означает?
Глаза его снова озаряются, когда он берет альбом и начинает просматривать его.
– Ты сделала все фотографии, – удовлетворенно замечает он. – Черт, они великолепны!
Взгляд его останавливается на снимке, который Валентина рассматривала на световом коробе, – ее фантазия, воплотившаяся в Темной Комнате.
– Выглядит знакомо, – говорит он, бросив на нее лукавый взгляд.
– Ты все это время следил за мной? – шепчет она.
– Конечно. Разве не ради этого все затевалось?
Они смотрят друг другу в глаза, и ее сердце начинает биться быстрее.
– Я вообще-то слабо себе представляю, ради чего все это затевалось, – негромко произносит она. – Почему ты не сказал мне, где ты взял альбом с негативами? Почему не сказал, что это фотографии моей прабабушки, что альбом принадлежит моей семье? Я думала, ты его украл, как и картины…
– Мне хотелось, чтобы ты сама до этого дошла, негатив за негативом. Я думал, тебя это развлечет.
Опять это жуткое слово, от которого ей сразу представляется великосветское застолье с чаем и фальшивыми улыбками.
– Развлечет? – цедит она, закипая от гнева. – Ты втайне от меня ездил к моему брату в Нью-Йорк. Зачем тебе это понадобилось? Почему ты мне ничего не сказал?
– Потому что знал: если я скажу тебе, что хочу встретиться с Маттиа, ты начнешь меня отговаривать, – совершенно спокойно отвечает он.
Она закусывает губу. Тео прав. Она бы запретила ему ехать.
– Валентина, – мягко добавляет он. – А ты изменилась.
Она непонимающе смотрит на него. Что он имеет в виду?
