Удиви меня - Наталья Юнина

— Мы познакомились в баре, — не задумываясь бросаю я. В конце концов почему ему не рассказать правду?

На утро я об этом сильно пожалею. Нет, не так, очень сильно пожалею. И вовсе не о разговорах. Нельзя. Вот просто нельзя пить хитропопому с еще более хитропопым…

Может наесться бета-блокаторов, чтобы наконец-то унять это долбаное сердцебиение?! Еще немного и я сорвусь в истерику. Сколько можно говорить? Ну сколько?! Не могу больше, просто не могу.

— Мам, а может папа разбил Сереже нос, тот ударился головой и умер? А папа, боясь, что его посадят, скрывает пока улики?

— По-моему, Поль, головой сейчас ударилась ты. Ну чего ты чушь несешь, глупенькая? — приобнимая меня за плечо с улыбкой произносит мама.

— А что они там так долго делают? Один час и двадцать семь минут.

— Говорят, что же еще. Давай ты пойдешь спать, а если твой Сережа останется здесь ночевать, я просто направляю его в твою спальню.

— Да не хочу я спать. И папа не даст Сереже у меня ночевать. Тут даже твои приемы не помогут. Ты рада, что теперь у меня есть мужчина? — сама того не ожидая задаю совершенно несвоевременный вопрос после затянувшегося молчания.

— Рада. Но буду еще более рада, если ты прекратишь себя накручивать. Ну вот чего ты сейчас боишься?

— Не знаю. Мне не нравятся, что они так долго разговаривают. Сережа…он как бы не фильтрует слова. Говорит, как есть. Как…и папа. И это просто не может хорошо закончиться.

— Ой, да бухают они, — плюхаясь в пижаме на диван, как ни в чем не бывало бросает Аня. — Я минуты три подслушивала. Потом лень стало, скандалов и интриг нет. Кажется, Сергей, который Александрович, тьфу, они же оба такие…короче, твой, Полина, в зюзю. Папа чуть поменьше, но очень добрый, значит тоже почти в зюзю. Лесбиянок обсуждают.

Сказать, что я удивлена — ничего не сказать. Даже мама переглянулась со мной. Скептически переглянулась. Но еще больше мы были в шоке, когда через несколько минут после Аниной речи в гостиную вошли папа с Сережей, а если быть точнее ввалились, громко смеясь, причем ввалились виляя, обнимая друг друга за плечи. Никогда я не видела пьяного папу. Выпившим — да. Он действительно добреет на глазах. Но это….это….не добрый папа, это самое что ни на есть в зюзю.

— О, мое бабье царство не спит, — улыбаясь произносит папа. Понимаю, что пьян, но то, что смотрит на меня по-доброму не может не радовать. — Надо спать, девочки, а то мор. мор…морщины раньше времени облепят. Ксюша, — папа отстраняется от Сережи и достает телефон. — Сегодня очень много праздников. Например, крещение Руси, всемирный день борьбы с гепатитом, день молочного шоколада, день победы над фашизмом в Сан… в Сан-Марино, канун дня святого Олофа.

— Олафа, — встревает Сережа, заглядывая в папин телефон.

— Да. Олафа. День независимости в Перу. А также день памяти жерств депортации франко-мукадцев.

— Жертв и франко-акадцев, — чуть откашлявшись снова исправляет Сережа.

— Ну пусть будет акацев. А также день рождения короля Тайланда и день Кирики-мокро….мокро. мокродырки, — последнее слово папа произносит не сдерживая смеха. Он тупо закашливается от неудержимого веселья. — Мокродырки, охренеть.

— Кирики — мокродырики. Здесь буква «о», — Сережа тычет пальцем в экран папиного телефона, а мы все стоим как будто на нас вылили ушат ледяной воды. Даже у Ани нет слов.

— Ну хорошо, хорошо. День Кирики-мокродырики. Короче вот это вот все в праздниках сегодня. И еще очень важный день сегодня. Знаешь какой, Ксюша?

— День люля-кебаб из Сереженины?

— Нет, — улыбаясь уверенно произносит папа. — Сегодня день загадывания желаний. В общем до хрена праздников. А что я обещал тебе сто лет назад делать по праздникам? Пральна, говорить, что я тебя люблю. Короче, — убирает с третьей попытки телефон в карман брюк. — Я тебя люблю, Ксюша, — тянется к маме, притягивая ее к себе. — Пойдем спать. Очень-очень хочу спать.

— Вот теперь точно всем спокойной ночи, — усмехаясь бросает Аня, вставая с дивана.

Перевожу взгляд на Сережу, как только мама мне подмигнула и повела папу к лестнице.

— Ну я же говорил, что все будет хорошо, — разводит руки в стороны, улыбаясь в тридцать два зуба. — Но я тоже очень-очень хочу спать, Полька.

Понимаю, что поводов для радости от того, что они напились — нет. Но почему-то я все равно испытываю огромное облегчение. Меня даже не злит не совсем вменяемое состояние Сережи и его ужасная походка. Теперь мы поменялись местами. Я его раздеваю и укладываю спать, что если честно — дико сложно. Он тяжелый и не очень-то послушный.

— А трусы? — приподняв голову, интересуется Алмазов, прищурив один глаз. — Я же сплю без трусов, ты же знаешь. Резинка жмет.

— Сегодня будешь спать в них.

— Снимай давай.

— Сережа…

— Снимай, — настойчиво и вполне уверенно произносит он. Ай, ладно, сюда сейчас уж точно никто не войдет, дверь в этот раз на замке. Стягиваю с него трусы, быстренько выключаю свет и тут же плюхаюсь рядом на кровать.

— А ты переживала, — прижимая меня к себе, шепчет мне на ухо Алмазов, обдавая запахом алкоголя. — Я же говорил все будет хорошо. И твой папа слова тебе плохого не скажет. Он любит тебя, дурочка.

— Мог обойтись и без дурочки.

— Хорошо, злюка. Без дурочки. Завтра поедем кататься на воздушном шаре.

— Ага, бегу.

— Летишь.

— Спи.

— Сплю, — бормочет мне в шею. — Я очень, очень-очень рад, что оказался в том баре и не взял положенный отпуск в июле, — все также тихо произносит Сережа. А я сама, толком того не осознавая, улыбаюсь в ответ. Я тоже очень рада, но ему об этом знать не нужно. По крайней мере точно не сейчас….