социальной сети. Просить отца о помощи бесполезно, впрочем, как и мать, которая за эти полгода мне ни разу не позвонила. Зато у меня есть Ками, пусть не по крови, но моя настоящая сестра. Именно ей в спешке, сквозь пелену слёз я пишу обо всём, глупо рассчитывая на поддержку. В Мадриде раннее утро, и к моему великому счастью подруга отвечает мгновенно. Гора смайликов и тонны килобайт восклицательных знаков — Ками скучала по мне всё это время ничуть не меньше меня. Клацанье по клавишам и куча слов о случившимся: с каждой буквой мне становится легче дышать. Знать, что ты не один в этом мире, не так уж и плохо. Мы говорим об учёбе и отце, я ей рассказываю про Тревелин и предательство Мики, Ками просит держаться, а ещё всеми силами рвётся ко мне. Я сдуру сообщаю ей адрес, а после она убегает в школу. Там, в Мадриде, зима и учебный год в самом разгаре. Я кусаю костяшку указательного пальца и зачем-то захожу на страницу Пабло. Мы расстались и, уверена, никогда не любили друг друга. Его фото на главной ничуть не трогает. Его посты о весёлой студенческой жизни не вызывают эмоций. Я правильно сделала, что выкинула парня из головы ещё тогда, в сентябре, но зачем-то продолжаю листать его ленту и разглядывать фотографии. Знакомые лица, любимые уголки родного города, атмосфера лёгкости и совсем другой жизни сменяются болью от очередного вранья. Конец января, день рождения Ками, шикарный праздник… И лучший подарок для именинницы — признание в любви от моего бывшего парня и фото их сладкого поцелуя во весь экран… Я всегда считала, что всё в этом мире имеет границы. Тогда почему моя боль оказалась безграничной? Из груди вырывается дикий, нечеловеческий вопль, а старый монитор гаснет и распадается на части от неистовых ударов стулом. В этом мире не осталось ни одного человека, который бы меня не предал. Я ничего не замечаю вокруг, ничего больше слышу. У меня своя темнота и, наверно, она страшнее Микиной.
— Тише, милая, — крепкие руки деда сдавливают в объятиях. Я не замечаю, как он вошёл в мою комнату, и даже не могу разобрать и половины его слов. Продолжаю выть, вдыхая запах сена и табака, коим пропиталась одежда старика, и вырываться. Я больше не верю никому! И Анхелю в том числе.
Но дед не сдаётся. Не отходит. Не ругается. Просто изо всех сил прижимает к себе и тихо плачет.
Устаю сопротивляться и повисаю на его плече, ощущая тяжесть его рваного дыхания на своей щеке. Дед продолжает гладить меня по голове и что-то неразборчиво бормотать, а затем садится на край кровати, вынуждая сесть и меня. Сквозь спутанные мысли прорывается его голос. Дед говорит, что любит, обещает, что всё наладится, и просит немного поспать. А я с ним не спорю. Закрываю глаза и проваливаюсь в темноту.
Моё утро не спешит наступать. Несколько дней я безвылазно сижу в своей комнате. Ничего не ем и почти не пью. А ещё никого, кроме деда, к себе не пускаю. От Анхеля узнаю, что Мику оставили в больнице, а Вик снова уехал на границу с Чили. Туда, где провёл всё лето. Туда, где нет связи, и куда мне никогда не найти дорогу. А ещё, что перед отъездом он приходил ко мне, но так и не дождался. Зато поговорил с Микой, а она, теперь нисколько не сомневаюсь, лишь подтвердила Сальваторе слухи про Гектора.
Каждое утро ко мне в дверь стучится Марта. Она просит её выслушать, только я не готова к общению. Мне по горло хватило её обвинений, да и как бы ни пыталась я оправдаться, понимаю, что она мать, а потому никогда не встанет на мою сторону. Стоит Марте уехать к Мике, под дверью начинает пыхтеть Тео. По голосу парня слышу, что он расстроен и подавлен. Говорит тихо и мало. Но даже эти его слова я пропускаю мимо ушей, плотно закрывая те подушками, и до жжения в горле плачу. Я всё понимаю! Я украла у Мики мечту, парня, время … Но свою темноту сестра выбрала сама!
Ещё вчера в школе начались занятия. Новый учебный год, новый класс, новые лица, новые знания. Но я настолько слаба, что вместо уроков лежу в кровати, а вместо учителей нудные нотации мне читает доктор, которого Анхель сегодня привёл в дом.
Солидный мужчина с небольшой бородкой и добрым взглядом пытает меня вопросами, но на большинство из них вместо ответа получает молчаливый кивок. Доктор качает головой, внимательно прослушивает мои лёгкие и даже заглядывает в рот. Но только до эпицентра боли добраться так и не может. Тогда пытается объяснить, что мне нужно нормально питаться и выходить на свежий воздух, угрожает больницей и противными уколами. Я снова киваю, а потом, дождавшись его ухода, как и вчера запираюсь в четырёх стенах и заново извожу себя тяжёлыми мыслями.
Позже под неусыпным контролем деда вяло ковыряю ложкой в тарелке с овощным рагу. Оно кажется пресным и слишком сухим. Пока Анхель рассказывает про детство отца, умудряюсь откусить яблоко. А стоит старику заикнуться, что возле реки видел Марса, не замечаю, как съедаю ещё полкуска хлеба. Правда, чуть позже узнаю, что Гаспар вернулся один, без Вика, и морщусь, когда Анхель протягивает мне огромную кружку с ароматным напитком. Дед постоянно заваривает мне какие-то травы и судя по запаху добавляет в чай немного мёда. Пока я делаю вид, что пью, Анхель пытается подобрать слова, чтобы вернуть меня к жизни. Но так их и не находит … Тогда поправляет на окне занавески, собирает посуду и нежно целует в лоб. А после выключает в комнате свет и уходит, с печальным «прости» закрывая за собой дверь.
Смотрю, как трепещет тонкая ткань штор от касания деда, невольно отмечая, что ночи с каждым днём становятся всё темнее и прохладнее. Сияние звёзд уже не кажется таким ярким, да и сами они всё реже видны на чёрном небосводе. Укутываюсь в одеяло и, спрыгнув с кровати, подхожу к окну. Отворив то нараспашку, вдыхаю осенний воздух, насквозь пропитанный запахом прелой листвы и грустью. Не замечая времени, смотрю в темноту, разбавляемую блёклым светом луны и лёгким мерцанием ночников из комнат на втором этаже, которые, спустя время, стремительно начинают
