— Да, — на миг задерживается с ответом Люков, разделяя пристальный взгляд незнакомца. — Это он.
— Твой отец сказал, что вы были близки. Донг твой друг?
— Друг? — задумывается парень. — Ну, можно и так сказать, птичка. Хотя мне всегда хотелось думать, что немногим больше. А оказалось…
— Что?
— Ничего. Оказалось пальцы Босса способны опустить монету в любой карман и, если нужно, сторговавшись, купить даже дружбу.
— Не понимаю…
— Тебе и не надо, Воробышек. В этой правде мало интересного.
— И все же, — настаиваю я, понимая, что касаюсь сейчас чего-то глубоко личного, затаенного, не имея на то права. Но смолчать не могу.
Люков тупит взгляд, затем излишне резко вскидывает голову, устало разводит плечи. Говорит неохотно и бесцветно, словно о вчерашней, канувшей в лету, ничем не приметной истории.
— Он платил Донгу за то, чтобы живя в своре собак, от одной из них я мог получать хоть немного тепла. Вот и все. Это жалко и не интересно, и давно в прошлом. Забудь, птичка. С тех пор я научился жить, не впуская никого в свою душу.
Илья говорит непонятные вещи, неприятные и болезненные для него. Я это вижу, несмотря на все его показное равнодушие и мнимую браваду. И неправильные, от которых невозможно просто уйти в сторону. Толпа гостей вместе с хозяином окружает сверкающую ель, отрезает от нас вставшего на ноги китайца, и я спрашиваю парня, улучив момент нашей с ним уединенности:
— А ты получал, Илья?.. Пусть твой отец платил, но ты чувствовал от Донга тепло? Настоящее? То, что греет сердце?
Люков как-то странно смотрит на меня: пристально, хмуро. Растерянно скользит ладонью по волосам, отводя взгляд. Я не хочу излишне вторгаться в его душу, я знаю, как это больно, но ответ парня услышать мне кажется крайне важным. Не для меня. Для него. И он все-таки отвечает:
— Да.
А я облегченно выдыхаю, не заметив, что затаила дыхание:
— Значит, деньги тут ни при чем, Илья, не думай о друге плохо. Он привязан к тебе, это сразу видно: сердечное тепло за деньги не купишь. И, кажется, очень соскучился. Для человека материально заинтересованного его взгляд очень искренен и полон тоски. Так умеют смотреть только близкие люди.
Похоже, после бегства из рук Люкова он не намерен больше касаться меня, и я делаю к нему шаг сама. Беру в руки мужскую ладонь и некрепко сжимаю, желая разделить с ним настроение.
— Пойдем, Илья, — говорю, увлекая его за собой к шумным гостям. — Смотри, твой друг Донг уже приступил к гаданиям. Роман Сергеевич обещал, что будет интересно.
На ветвях праздничной ели десятки новогодних украшений. Хозяином дома дана громкая команда отыскать среди драконов «мандариновых и краснокрылых» — тех самых, внутри которых сюрпризом спрятано крохотное печенье с предсказанием, и гости с шумом и смехом приступают к поискам.
— Нашла! Нашла! — громко веселится какая-то женщина, стащив игрушку с пышной ветви, раздвигает локтями толпу и приподнимает над головой. — Чур, уважаемый Донг, огласите мне предсказание первой!
— А вот еще! Посмотрите! Ух ты, какой дракоша! И что с ним теперь делать? — интересуется ее спутник, поворачиваясь к недавнему музыканту.
— Рома, надеюсь, твой китайский товарищ настроен положительно, и не предскажет крах моего банка? А то я приду к тебе за займом! — совсем как ребенок сипит взрослый, уже грузный мужчина, похохатывая в кулак.
Ирина тоже снимает своего дракона вслед за Яковом, и подносит к Донгу. Скрутив бумажную голову, раскрывает, разламывает крохотное печеньице и извлекает на свет тонкую бумажную ленточку с иероглифами.
— Ну и? Что там? — протягивает клочок под нос китайцу, смешливо кривя губы, и тот невозмутимо отвечает, почти без акцента, почтительно приняв послание из девичьих рук.
— Съешь «лунный пирожок», красавица, скажу. Только так, а то не сбудется. Вкусно? — щурит хитрый глаз и улыбается, когда девушка послушно проглатывает печенье.
— Не очень. Вечно ты со своей сдобой, Донг. Так и хочешь превратить меня в толстуху. Ну, давай уже, предсказывай! — фыркает Ирина, пританцовывая на месте под нетерпеливые взгляды гостей. — Не томи.
— Как скажешь… — согласно кивает китаец. Пропускает ленту-предсказание сквозь пальцы, неожиданным фокусом обращая бумагу в пыль. — Самое смешное желание — это нравиться всем, — произносит вежливо, отыскав глаза девушки. — Мало знать себе цену, надо еще пользоваться спросом. Не прогадай в покупателе, красавица.
Ирина краснеет, а Яков смеется. Громко и не совсем уместно, обняв девушку за шею, пока Донг не останавливает его недовольным:
— Прямые слова неприятно слышать, но они способствуют правильным поступкам. Хорошее лекарство горько на вкус, зато помогает больным. Ешь! — заставляет парня съесть его печенье и говорит уже куда спокойнее:
— Чтобы укротить дракона, победи сначала самого себя, а потом врагов. Как может владеть мечом не владеющий собой? Прежде чем куда-то идти, спроси у неба, где ты находишься. Спроси, и, возможно, получишь ответ.
Предсказания странно звучат — с горькой толикой нравоучения и неприятного послевкусия. Я не знакома с мудростью поднебесной страны, но своего дракона подаю китайцу почти с опаской. Сегодня я в линзах и мне ни к чему щуриться, но все равно Люков оказывается быстрее, и то предсказание, что заключено в яркой бумажной фигурке, для меня с тяжелой еловой ветви снимает он.
Донг долго смотрит в мои глаза. Заметив руку Ильи, опустившуюся на плечо под его осуждающим черным взглядом, что-то жестко говорит на китайском, хмуро сведя брови.
— Обойдешься, — невозмутимо и куда резче вежливых условностей отвечает парень, и я тут же чувствую, как он крепче прижимает меня к себе.
Китаец вновь что-то недовольно повторяет, поджав тонкие губы. Коротко качает головой. Я поднимаю глаза на Люкова и по привычке тянусь указательным пальцем к переносице — поправить очки.
— Илья, что он сказал? — спрашиваю с тревогой. — Твой друг что, нам не рад?
— Ну почему же, — ровно бросает парень, меряясь с Донгом взглядами. Успокаивающе скользит ладонью вдоль моей руки, снова вызывая простой лаской безотчетный трепет в душе. — Мне — возможно. А вот тебе очень даже рад, птичка.
Я с сомнением отворачиваюсь и гляжу на свою ленточку-предсказание, белоснежным фитильком мелькающую в ловких пальцах мужчины, и на лицо — плоское, узкоглазое, сосредоточенное на моем спутнике.
— Что-то не похоже, — неуверенно бормочу, а Илья уже едко замечает китайцу:
— Смотрю, ты не на шутку прибарахлился? Занятно. Раньше тебе хватало двух штанов, халата и мокасин. И рисины под циновкой в драной лачуге. По какому поводу так вырядился, мастер Янг?
