мне, и я выведу нас отсюда.
Он помог мне встать и вновь подхватил на руки, оградив от внешнего мира.
Вскоре Герман остановился и обратился ко мне:
— Солнышко, здесь дверь. Я попробую ее открыть, но опущу тебя, ладно?
— Хорошо, — ответила я.
Едва мои ступни коснулись пола, я тут же уцепилась за край его рубашки, чтобы не потеряться.
Дверь поддалась. Тяжёлая железная, она открывалась с диким воем и скрежетом заржавевших петель.
— Может я пойду сама? — предложила я, чувствуя, как сильные руки вновь подхватывают меня. — Так я тебе только мешаю.
— Нет, — отрезал мужчина. — Мне одного случая с капканом хватило. Больше я тебя не отпущу. И потом...
Он не успел договорить, как тяжёлая дверь с грохотом захлопнулась, запирая нас в узкой и темной клетке. Над головой раздался звук какого-то запустившегося механизма.
В ужасе я открыла глаза и задрала голову вверх. В том пространстве, где мы находились, стояла непроглядная темнота, но все же мне удалось разглядеть, что сверху на нас медленно опускается потолок.
Герман снова опустил меня на ноги и попытался остановить механизм, но ничего не получалось.
Мое сердце рухнуло вниз от ужаса, и я вся похолодела. Хуже замкнутого пространства может быть только с каждой минутой сужающееся замкнутое пространство. Мне стало нечем дышать, и я судорожно захватала ртом воздух.
Герман бросил попытки остановить механизм пресса и бережно зажал в ладонях мое лицо.
— Тише-тише, — заговорил он спокойным голосом. — Посмотри на меня.
Я подчинилась, схватившись за его запястья.
— Смотри только на меня. И слушай только меня, — продолжал он, не выдавая даже намека на беспокойство. — Не бойся! Я все решу. Скажи мне только одно: где Марк?
— О-он в п-параллельном сне, — страх спазмом сдавливал мое горло.
— Ясно, — ответил Герман, гладя большими пальцами мои скулы. Его глаза наполнились сожалением. – Солнышко, – он тяжело выдохнул через рот, будто собираясь с силами. – У нас только один способ обыграть Марка.
– Ч-что ты с-сделаешь? – я судорожно впивалась пальцами в его запястья, из последних сил запрещая себе смотреть наверх.
– Я убью тебя, – почти беззвучно ответил он.
– Что? — я не поверила своим ушам.
– Это самый быстрый и легкий способ, – быстро оправдывался он. – У тебя просто закружится голова и ты потеряешь сознание. Больно не будет, обещаю!
– Пожалуйста, не надо! – прошептала я, уже не надеясь на помилование.
— Просто поверь мне, любимая, — настойчиво повторил он. — Ты не умрёшь на самом деле.
— Но в-ведь тогда я не смогу удерживать М-Марка, — я пыталась сохранить последние капли своего самообладания, но звук механизма сводил с ума.
— Сможешь, — он нагнулся совсем близко к моему лицу так, что я могла разглядеть выражение доброты в его глазах. — Сон как кровь. Если нанести большую рану, человек истечет кровью и погибнет. Этого и добивается Марк, загоняя нас в медленную ловушку. Но! Когда смерть наступает мгновенно, кровь сворачивается и не покидает организм. Прости за столь ужасное сравнение. Но суть в том, что ты уже создала параллельный сон. Там, в том сне ты жива и жив твой разум. А здесь я просто запечатаю тебя и перенесу туда.
— Но как ты это сделаешь, если пресс не остановится? – потолок опустился до уровня моей головы, и нам пришлось сесть на пол.
— Он остановится, когда тебя не станет. Это защита Марка. И она реагирует на твои импульсы.
— А если не остановится?
— У нас нет на это времени, — он перебил меня. — Не бойся, я все сделаю быстро.
— Герман, — я с надеждой посмотрела ему в глаза. — А ты меня правда любишь?
Он развернул меня к себе спиной и обнял за талию, приковывая к ней мои руки.
— Больше жизни, солнышко мое, — он прижал меня к себе, вдыхая аромат волос. – Без тебя ничего уже не имеет смысла.
Его широкая ладонь накрыла мое горло, и он прижал указательным и большим пальцем место яремных вен.
Я дернулась, ощутив панику от нехватки воздуха, но из-за захвата не могла поднести руки к шее.
— Я люблю тебя, мое сокровище, и никогда не отпущу, – я услышала над ухом мягкий шепот. – Мое внутреннее солнышко! Ты принадлежишь только мне.
Я зажмурилась от подступающего удушья и увидела, как все поплыло перед глазами. Его рука окончательно сковала меня, не позволяя инстинктивно бороться за жизнь, и через секунду для меня все закончилось.
Никогда прежде Герман не испытывал подобных деструктивных эмоций. Он сжимал рукой тело любимой девушки и глядел в ее напуганные глазки. В них отражался страх, но больше абсолютная покорность. Она доверяла ему настолько, что отдавала свою жизнь. И все силы направляла не на попытки спасти себя, что естественно при любом уровне доверии, а наоборот – на попытки подавить это желание. Она хваталась за его руку тоненькими ледяными пальчиками и всем существом пыталась глотнуть хоть капельку спасительного кислорода. Но делала это с таким взглядом, будто извинялась за проявление инстинкта самосохранения. Герман видел, как покраснели ее глазки, потом на долю секунды они задержались на его губах, когда он произносил последние слова, а затем окончательно закрылись. Все ее тоненькое тельце обмякло в его больших руках, а ее голова плавно упала ему на ладонь.
Он уткнулся лбом в ее макушку и впервые в жизни его глаза жгли слезы. Еще ничего не доводило его до такого эмоционального состояния и ему хотелось завыть от горечи своих действий. Он уже не замечал, что пространство вокруг расширилось и растворило прежнюю локацию. Герман хотел только одного: как можно скорее снова увидеть улыбку на ее лице, почувствовать ее пальчики на своей груди и шее, и сжать ее в своих объятиях. Доверчивую, податливую, заставляющую его сердце биться быстрее. Никогда в жизни он больше не подвергнет ее опасности. Никогда!
Наконец он собрался с силами и создал свой параллельный сон, где спрятал любимую девушку. А затем сосредоточился и пошел за Марком.
— Герман? — он тут же услышал позади голос предводителя. — Так ты всё-таки пришел за ней? — он добродушно улыбался, ничем не выказывая своего желания мести.
