Ирония в том, что именно в Нью-Йорке я избавилась от своей утренней хандры. И вот, когда, казалось бы, все самое худшее позади, я ввязываюсь в новую драму, и мне предстоит побег в обратную сторону.
Увидев себя в зеркале, мычу «ой, фу», не желая знаться с этим бледным безглазым страшилищем.
Пока умываюсь, размышляю над своим отъездом. Я могу остаться, но какой смысл? Нью-Йорк не для меня. Я мечтательна, неразумна, не тщеславна, только окончила школу и даже не получила нормального образования. Единственное, что держало меня здесь, это… он.
Не вынимая щетки изо рта, опираюсь руками в края раковины и делаю глубокий вдох. Хочется плакать. Сколько можно? Откуда во мне столько слез?
Уродское отражение призывает меня к спокойствию, и так уже живого места нет, но ни одна сила в мире не способна унять эту боль.
Я хочу, очень хочу поговорить с ним, но не могу пойти к нему первой по нескольким причинам:
Он прогнал меня, не посчитавшись с моими чувствами, о которых ему хорошо известно. Он сказал, что не любит и никогда не полюбит меня… А еще, что я не Жаклин Александер, что в моем понимании означает: «не такая классная, как Жаклин».
Погасив свет, я выхожу из ванной и уныло плетусь в спальню.
Все так унизительно. Мне еще никогда не приходилось унижаться столько, сколько я унижалась перед ним. Начиная с нашей первой встречи и заканчивая вчерашним вечером, я без конца увивалась за ним, а он, в свою очередь, постоянно принижал меня своим пренебрежительным отношением. На что я рассчитывала? Что снежный человек оттает, и мы будем жить долго и счастливо? Наивная идиотка.
Пора наконец признать, что он именно такой, каким я увидела его в кабинете Брюса Кейна. Холодный, надменный, беспощадный.
Люблю ли я его таким? Не знаю… наверное. Черт, да… Да.
Надеваю носки, джинсы и майку, а волосы затягиваю в конский хвост. В зеркало больше не смотрюсь, иначе покончу с собой, не успев долететь до Мемфиса. Родители будут в шоке.
В кармане звонит айфон. Этот рингтон у меня установлен на Джейсона Торна. Выуживаю трубку из джинсов и отвечаю.
– Да.
– Привет, Кей… – Тон неуверенный, но бодрый.
– Привет. Как ты?
– Хорошо, спасибо. Ты?
Стандартный обмен любезностями.
Закатываю глаза и говорю:
– Нормально.
– Вранье, конечно, но лень объяснять все по телефону.
– Я хотел поговорить… Во сколько ты сегодня заканчиваешь?
– Ни во сколько. Я теперь безработная.
– Э-э, как? – У Торна нет слов.
Ха, у меня тоже, дружище.
– Так. Мы с тобой теперь в одинаковом положении.
– Надеюсь, не из-за меня? – с беспокойством спрашивает он.
– Нет, Джей. Ты тут ни при чем.
– Слушай, давай встретимся? Я недалеко от Центрального парка. Могу подождать тебя… или, если хочешь, подъеду, куда тебе удобно… – неуверенно тянет Джей, по-видимому, решив, что я не хочу его видеть.
– Нет-нет, в парке отлично. Я приеду. Через пять минут выхожу.
– Клево, увидимся!
– До встречи, Джейсон.
Так и не позавтракав, запрыгиваю в кеды, беру маленькую сумочку через плечо и при выходе из квартиры сталкиваюсь с Тони – помощником мистера Говнюка. Бледнею от ощущения, что хреновая новость на подходе.
– Добрый день, мисс. – Он редко добавляет к «мисс» мою фамилию. – Это вам. – Он вручает мне белый запечатанный конверт. – Всего хорошего, – и прощается прежде, чем я успеваю опустить руку.
Душа уходит в пятки, я догадываюсь, что он принес. Трясущимися пальцами разрываю конверт – внутри десять тысяч долларов и билет на самолет с сегодняшним числом.
– Ну спасибо, дорогой.
С остервенением запихиваю конверт в сумку. Едва не выронив ключи, дрожащими руками запираю дверь и сбегаю вниз по ступенькам.
«Сегодня».
В парке хорошо. Гораздо лучше, чем за его пределами, где будничная суета превращает пешеходов в маленьких роботизированных человечков, а длинные ряды разномастных автомобилей в однотипные пыхтящие коробочки, засоряющие окружающую среду.
Ни разу не перебив, Джейсон терпеливо выслушал всю мою душещипательную историю, а когда я закончила, купил нам мороженого и лишь после заговорил:
– Роберт звонил мне.
Я изумляюсь.
– Зачем?
– Через шесть дней я записываюсь на лечение в «Meadows»[48]. Это в Аризоне.
Не может быть!
– Джей, это же здорово! – переполненная неожиданной радостью, бросаюсь ему на шею и крепко обнимаю.
– Да, – застенчиво бурчит Торн, – сам не верю, что он предложил мне такое. Лечение обойдется ему недешево.
Я тоже не верю. Не верю, что после всего Роберт вдруг решил позаботиться не о ком-то там, а о Джейсоне, которого он еще вчера люто ненавидел. Что это? Сдержанное обещание или все-таки доброта? Нет, только не доброта. Мой обратный билет – свидетельство ее полного отсутствия.
– Знаешь, я уже давно сам от себя устал, – продолжает Джейсон, медленно шагая рядом. – У моего старика никого больше не осталось, я не могу его бросить.
– Я рада, что ты к этому пришел.
Он прыскает.
– Мне понадобилось угодить в настоящую задницу, чтобы начать ценить все это. – Он обводит пальцем парк.
– Главное начать.
– Да, верно, – задумчиво тянет Торн и спрашивает: – Ты насовсем уезжаешь?
Ох, если бы я только знала.
– Наверное. – Я пожимаю плечами, погружаясь в неприятные воспоминания.
– Эй, не грусти. Может, все еще наладится, – подбадривает меня Джейсон, хотя мы оба понимаем, что это не так.
Качаю головой, не желая крутить эту позорную шарманку по второму кругу.
– Не хочу об этом. Ты сообщил мне слишком приятную новость, и я бы хотела запомнить этот день таким.
Джейсон останавливается, берет меня за руки.
Я отчаянно борюсь со слезами.
– Я буду скучать по тебе, Кей.
– И я по тебе, Джей.
Смеемся над рифмой, получившейся из наших имен.
– Спасибо тебе за все. Ты мне так помогла… ты удивительная девушка.
– Перестань… – опускаю голову, сглатывая удушливый ком.
– Нет, серьезно. – Джейсон приближает меня к себе и заключает в свои теплые дружеские объятия.
Так-то лучше. Теперь он не видит моего лица.
– Что бы ни случилось, я всегда буду твоим другом, ты же знаешь.
– Даже если ты снова нанюхаешься какого-нибудь дерьма и выставишь меня за дверь? – Чтобы не разреветься, вношу чуточку своего любимого черного юмора.
Торн фыркает и несильно хлопает меня по пояснице.
