Глава пятая
Я не виделся с Эмили до весны следующего года. Обычно она присоединялась к нам в День благодарения, но в этом году из-за незначительного нездоровья она осталась в Веллетрии, и, хотя я еще раз послал ей приглашение на Пасху, она сказала, что ей поручили устроить большой праздничный вечер в местном приюте для сирот. Ее старшая дочь Роза закончила этим летом Веллесли и помогала Эмили в благотворительной работе. Между тем Лори, которая искренне призналась, что благотворительная работа ей чертовски надоела, проводила время в безделье, заканчивая повышенный курс кулинарии вблизи Цинциннати. Она хотела жить отдельно, но Эмили, и, по-моему, вполне разумно, не согласилась на это, пока Лори нет еще и двадцати одного года. За молодыми девушками надо присматривать, особенно за такими, как Лори, которые носят тесные свитеры и над своей кроватью вешают портрет киногероя Марлона Брандо.
— Я думаю, Лори просто великолепна! — воскликнул Эндрю. — Господи, они бы уморили ее в этом швейцарском пансионе! Когда я впервые приехал в Веллетрию после ее возвращения, я едва мог поверить, что это та самая маленькая бестия, которая порвала струны моей теннисной ракетки в Бар-Харборе. Она сидела на кушетке со скрещенными ногами как Рита Хейуорт, волосы падали на один глаз как у Лорин Бейкалл, а курила она — как Мэрилин Монро с полузакрытыми глазами. Я просто закачался! Это было прекрасно! Во всяком случае, трудно было ожидать, что в гостиной тети Эмили можно найти такую секс-бомбу!
— У Эмили, по-видимому, будут проблемы с этой девушкой, — сказал я тогда Алисии, но оказался неправ. У Эмили вообще не возникало никаких проблем — Лори не просто решила выйти замуж, но за такого человека, которого мы не могли не одобрить. Она подцепила Эндрю. И он не возражал. Осенью 1953 года, когда я был в Европе, он перевелся служить в военно-воздушные силы вблизи Цинциннати и часто проводил отпуск с Эмили и ее девочками. На Рождество он и Лори были помолвлены и объявили о предстоящей весной женитьбе.
— Только подумай, Корнелиус! — сказала Алисия, ее глаза сияли, хотя она никогда не питала любви к Лори. — Мой сын женится на твоей племяннице!
Я не чувствовал родственных симпатий к Лори, чья шумная манера поведения очень часто напоминала мне ее отца Стива Салливена, и заметил лишь:
— Я надеюсь, она будет вести себя как следует, когда Эндрю будет высоко в небе. Говорят, что жизнь на военно-воздушных базах бывает очень бурной.
Алисия промолчала, но я чувствовал, что она разочарована моей реакцией. Она-то надеялась, что этот брак в какой-то мере мог заменить ей сентиментальную мечту о женитьбе Вики и Себастьяна.
Я любил Эндрю намного больше, чем Себастьяна, хотя у нас не было общих интересов, кроме любви к бейсболу. Он был прям и доброжелателен, привлекательный, чисто американский мальчик. Некоторое физическое сходство с матерью всегда вызывало во мне чувство симпатии к нему, и, хотя по своей природе экстраверта он полностью отличался от нее, мне нетрудно было помнить, что он сын самой важной в моей жизни женщины, мальчик, достойный наилучшей отцовской заботы, которую я мог предложить. Он уступал Себастьяну в интеллектуальном развитии, но был достаточно умен и, что важнее всего, ясно выражался. Я предвидел, что он добьется успеха в выбранной им карьере, и, хотя я не интересовался авиацией, я поддерживал его, когда он решил вступить в военно-воздушные силы. Поскольку я знал, что он никогда не будет банкиром, я почувствовал удовлетворение, когда он выбрал такой достойный способ зарабатывать на жизнь. Выжив с честью в корейской войне, он стал добиваться перевода в Германию, так как Лори думала, что ее чары в Европе были бы просто «неотразимыми».
— Эта девушка будет командовать Эндрю, и он станет делать то, что ей нужно, — сказал я Алисии незадолго до свадьбы.
— Эндрю говорит, что ему нравится, когда его направляют.
Я ничего не сказал на это, но остался при своем мнении — мужчина должен быть хозяином в собственном доме. Я не очень одобряю решительных, деспотических, самостоятельных, мыслящих женщин с твердой волей. Если бы Бог хотел, чтобы женщины были такими, он сделал бы только один пол, мужчин, и придумал бы для воспроизводства человеческого рода некое научное деление на две особи, как это происходит у амеб.
Однако я перестал думать о Лори, как только Вики приехала домой, чтобы присутствовать на свадьбе. Сэм приехал позже, проведя всего лишь несколько дней в Америке перед отлетом в Лондон, чтобы вернуться к своим служебным обязанностям, а Вики и ребята провели весь май с нами.
К моему огорчению, я обнаружил, что Вики все еще очарована Европой. К моему ужасу, она принялась за серьезное изучение немецкого языка. Еще раньше я почувствовал, что Сэм начинает оказывать давление на меня, чтобы я открыл немецкий филиал.
— Два года в Лондоне, — сказал я ему. — Таково соглашение.
— Да, следующий год как раз 1955, и лондонскому филиалу исполнится два года. Если мы не начнем планировать немецкий филиал в данный момент, я не смогу переехать в Германию до 1956 года.
Это даст Вики еще год, чтобы к ней вернулся разум и она почувствовала ностальгию по Америке.
— Ты так долго ждал возвращения в Германию, — сказал я Сэму. — Что значит для тебя еще год?
— Послушай, Нейл…
— Я не хочу, чтобы меня торопили в этом деле. Я одобряю немецкий филиал в принципе, но не хочу расширять нашу экспансию в Европу до того, как мы будем готовы к этому. Разве я не могу быть благоразумным и здравомыслящим, когда речь идет о твоей любимой Германии?
Он только посмотрел на меня. Если бы взгляды могли убивать, я испытал бы немедленную остановку сердца, но я улыбнулся ему с сочувствием и даже протянул руку, прощаясь. Я видел, что он взбешен, что ему стоит немалых усилий держать себя в руках. Это стоило того, чтобы подождать еще один год и оставаться под прибыльным зонтиком Ван Зейла со счастливой и спокойной Вики под боком. Ставки Сэма были слишком велики, и он не собирался бросать игру, пока я наотрез не откажусь послать его в Германию.
Он как-то сумел справиться с собой, пожал мне руку, и мы расстались друзьями, но враждебность зависла в воздухе.
После этой изнурительной беседы было особенно приятно покинуть Нью-Йорк и поехать на свадьбу в Веллетрию, пригород Цинциннати, где с пяти до восемнадцати лет протекала моя жизнь в отупляющей скуке. По своей природе я не подходил для жизни в среднезападном пригороде, который скромные респектабельные граждане считали восхитительным. Даже Бог не смог оказать большей услуги детям Израиля, выведя их из Египта, чем Пол Ван Зейл, когда избавил меня от Веллетрии, Огайо, и отвез на восток в Нью-Йорк.
