Когда наконец тронулись, Никита попросил водителя заехать на Тверскую: решил заглянуть к знакомому ювелиру. Душа у него пела, ему хотелось кутить, сорить деньгами, делать широкие жесты. Припарковаться на Тверской было немыслимо, и Никита велел Леше с охранниками просто покататься кругами, а он их вызовет по сотовому, когда будет готов.
Ювелир увел его во внутренние покои, куда доступа простым смертным не было, и там, в обитом бархатом помещении за сейфовыми дверями, выложил перед ним свои сокровища. Но Никите ничего не нравилось. Все эти бриллианты — солитеры, кластеры, россыпи — казались ему грубыми, наглыми, недостойными его «загадочной леди». Под конец, когда он уже устал от утомительного мерцания, напоминавшего радужные бензиновые разводы на воде, и почти отчаялся, в глаза ему вдруг блеснул острый синий луч, что-то неудержимо напомнивший. Ее алмазный взгляд.
Перед ним было простенькое колечко: тонкий незамкнутый ободок с концами, плоским конусом сходящими на нет. И между этими концами, замыкая круг, был зажат дразнящийся синими лучами камешек — чистый, сияющий, прозрачный, как капля росы.
— Превосходный выбор, — заворковал ювелир. — Камень невелик, но это прекрасный камень голубой воды, редкостной чистоты и благородства. Не «якут», настоящий южноафриканский бриллиант из Кимберли. Огранка безупречная. Утонченное, элегантное кольцо для тех, кто понимает.
— Я как раз такое и искал, — подтвердил Никита.
Он расплатился карточкой, кольцо поместили в темно-синюю бархатную коробочку.
— Если вашей даме оно будет маловато, мы его расширим. Эту услугу мы оказываем бесплатно.
— Спасибо, но вряд ли она нам понадобится, — ответил Никита. — У нее тонкие пальцы.
Он позвонил шоферу и поехал на работу, а в офисе решительно отстранил от себя всех, кто ждал его с вопросами, — даже Рымарева! — прошел в кабинет и вызвал к себе Даню Ямпольского.
— Что, опять кого-нибудь мочим? — бодро осведомился Даня.
— Нет. Не входи во вкус. Можешь увеличить вот это?
— Как не фига делать. — Даня сканировал ксерокопии и вывел изображение на экран. — Черт, не люблю работать с чужим «железом»! — нахмурился он. — Айда ко мне! — Он быстро перебросил сканированные изображения на свой почтовый адрес и поднялся на ноги. — У меня прога есть.
— У тебя на все случаи жизни есть прога, — добродушно проворчал Никита, и друзья направились в кабинет системного администратора.
У себя в кабинете Даня сел не за основной компьютер, через который удаленным доступом наводил порядок в коммуникационных сетях компании «РосИнтел», а за дополнительный, предназначенный для частных операций. Он вызвал программу, и компьютер, загружаясь, дружески загудел и замигал.
— Так, где тут наши фотки? Вот наши фотки. Ну-ка, посмотрим, что тут у нас…
Под его волшебными пальцами скверные снимки увеличились, и в то же время изображение словно сжалось, уплотнилось, стало компактным, исчезли размытости и грубые точки газетного растра.
— Знакомое лицо, — прищурился Даня, вглядываясь в черноволосую черноморочку на экране. — Где я мог ее видеть?
— Нигде, — тихо проговорил Никита. — Она умерла двенадцать лет назад.
— Ты ее знал? — удивленно оглянулся на него Даня.
— Нет. Все, спасибо. Больше ничего не нужно. Только распечатай.
— Хочешь, в цвет раскрашу? У меня есть прога…
— Не нужно, — отказался Никита. — Дай мне распечатку, и все.
— Сохранить?
— Не знаю… Ну, на всякий случай сохрани, хотя… Нет, мне это вряд ли понадобится.
— Я все-таки сохраню, — решил Даня. — Вот, у меня тут есть специальная папка — «Имидж». Это для снимков. Будет нужно — только скажи. А что, случилось что-то?
— Случилось. — Никита позволил себе улыбнуться. — Я женюсь.
— На Нине? Класс! Поздравляю.
— Говорю пока тебе первому, а ты не трепись, — предупредил Никита. — Она не хочет громкой свадьбы.
— Вот те раз! Да наш пиар-отдел тебя живьем съест! Такой, понимаешь, информационный повод пропадает!
Никите ничего другого не оставалось, как вздохнуть и развести руками. У него сложились напряженные отношения с собственным отделом по связям с общественностью, потому что он категорически не желал «светиться»: не ходил на презентации, не давал интервью, не спонсировал громкие рекламные акции. «Рекламируйте наш продукт, — говорил он пиарщикам, — а не мою физиономию».
— Знаешь, — сказал он Дане, — когда тебя еще не было на свете, была такая советская пьеса «Свадьба на всю Европу». Слова «пиар» тогда еще никто не знал, но сам пиар был, ясное дело. Так вот, в этой пьесе дело дошло до того, что решили сменить невесту.
— Понял, не дурак, — улыбнулся Даня. — Буду нем как рыба. Передай привет Нине.
— Обязательно.
Никита вернулся к себе. В приемной его ждал Рымарев.
— Извините, Геннадий Борисович. Проходите. — Никита придержал для него дверь.
— Чечеткин уезжает лечиться за границу, — объявил Рымарев. — Ваших рук дело?
— И ваших тоже, — улыбнулся Никита. — Думаете, он не вернется?
— Он перевел за границу все свои активы.
«Не все», — подумал Никита, но вслух сказал другое:
— Значит, его можно сбросить со счетов?
— Это значит, что вам нужно искать новую «крышу», Никита Игоревич.
— Идеи есть? — спросил Никита. — Я вам полностью доверяю.
— Подумаю… Да, насчет этой женщины… Телепневой, — добавил Рымарев. — Нужны деньги.
— Сколько?
— Тридцать.
— Всего-навсего? — удивился Никита.
— Ну… сажали за десять, выпустят за тридцать. Так они сказали.
Никита открыл свой личный сейф и отсчитал тридцать тысяч долларов.
— Займитесь этим сами, Геннадий Борисович. И поезжайте прямо сейчас. Бедная женщина больше года сидит в тюрьме ни за что ни про что.
Он запечатал деньги в конверт и протянул его Рымареву.
— Дело оказалось несложным, — заметил Рымарев. — Как только Чечеткин отвалился, некому стало подпирать. За эти тридцать штук мы откупимся от ментов, которым она якобы нанесла телесные повреждения. Получат свои бабки и заберут жалобы. Хотите, я их потом прихвачу за беспредел?
— Да ну их в баню, пусть подавятся. Хорошо бы она поскорее на волю вышла, — повторил Никита на прощанье, провожая начальника службы безопасности до двери.
— Да, а Соломахин арестован, — доложил напоследок Рымарев.
— Вот и отлично.
Затем Никита пригласил к себе финансового директора. Матвей Наумович Фейгин был одним из блестящих молодых экономистов 90-х годов, которых называли «завлабами в розовых штанишках». Работать в компанию «РосИнтел» он ушел из второго правительства Черномырдина. Он был на несколько лет старше Никиты, но после первого знакомства они почти сразу перешли на «ты». Разногласия, а иногда и ожесточенные споры между ними вспыхивали только по поводу финансовой политики компании, а именно — ее расходных статей. Фейгин был крайне осторожен в финансах, Никита иногда в сердцах называл его Гарпагоном, Гобсеком, Шейлоком и просто жадиной. Это не мешало им оставаться друзьями.
