— «А мне такие больше нравятся», — процитировал Никита своего любимого Высоцкого. — Ты посмотри, какие у тебя глаза. Таких глаз нет ни у кого на свете. Клеопатра. Может, твой отец был моряком, — принялся он фантазировать. — Одесса же портовый город! Может даже, он был с иностранного судна.
— Граф Грей, — невесело пошутила Нина. — Только он не увез ее на корабле с алыми парусами.
— Вот и хорошо, что не увез! А то родилась бы ты где-нибудь в заморском царстве и мне не досталась бы. Посмотри, какая ладная фигурка, — продолжал Никита. — Какие ноги! Я бы тебе президентским декретом запретил ходить в длинном. И в брюках. Посмотри, какие тоненькие пальчики! Кстати, тебе надо кое-что примерить.
Он отпустил ее, сунул руку в карман и вынул темно-синюю бархатную коробочку.
Кольцо пришлось как раз впору.
— Нравится? — не утерпел Никита.
— Очень, — тихо выдохнула Нина.
— Я, как его увидел, сразу понял, что это твоя вещь. Теперь мы вместе пойдем и выберем венчальное кольцо.
— Ты хочешь венчаться в церкви? — с тревогой спросила Нина.
— Нет, я человек не воцерковленный. Обойдемся гражданской церемонией. Паша обещал сделать все по-тихому, он сделает. Я вообще считаю, что эти справки никому не нужны, но, раз уж так положено, пойдем распишемся. Возникают всякие имущественные отношения… Кстати, у меня есть для тебя еще один подарок: я только что отдал распоряжение купить Дом моды Валерия Щеголькова… Да, самое главное забыл сказать! Чечеткин уезжает! Мне служба безопасности донесла.
Нина долго молчала, привыкая к этой мысли. Отвернулась от него, подошла к окну. Кузя, с тревогой следивший за ней все это время, вопросительно и робко тявкнул.
— А я уж решила, что ты передумал насчет Щеголькова, — сказала она наконец.
— Да ни в жисть! Пацан сказал…
— Думаешь, Щегольков тоже уедет?
— Понятия не имею, — признался Никита. — Но в одиночку ему здесь не выжить.
— А мне? Как ты думаешь, я выживу в одиночку с таким огромным хозяйством?
— Мы уже это обсуждали. Ты же не одна! Я буду тебе помогать. Только не говори мне, что это большие деньги. Я уже наслушался от своего финансиста.
— Ну вот, теперь из-за меня ты ссоришься с сослуживцами…
— А кто тебе сказал, что мы поссорились? Он за меня порадовался.
Нина слушала его, а сама упорно о чем-то думала.
— Мне не нравится название «Дом моды», — призналась она.
— Называй как хочешь. Хоть мастерской, хоть лабораторией… Как тебе: «Лаборатория моды Нины Нестеровой»?
— Претенциозно. Мне больше нравится слово «стиль».
— Пожалуйста, — с готовностью предложил Никита, — «Лаборатория стиля Нины Нестеровой».
— Нет, лучше просто «ателье».
— Это твой бизнес, тебе решать.
— И еще я хочу отказаться от магазинов. Их можно выгодно продать.
— Погоди. Разве тебе не нужен сбыт?
Нина покачала головой:
— От этих монобрендов один убыток. Ну вот представь: заходишь ты в магазин, а там примерно одинаковые костюмы до сорок шестого размера включительно двадцати пяти оттенков серого цвета. Я бы повернулась и ушла. Вот если бы мне предложили один такой костюм среди множества разных, пестрых, может, даже безвкусных, я бы его выбрала. А так… Эксклюзивные магазины часто прогорают. Только открылся бутик «Мила Шон», глядишь, через пару месяцев на его месте уже «Васса» или «Алан Манукян». Я бы оставила один магазин и выставляла бы в нем разные модели, не только свои, но и других производителей. А у Щеголькова их целая сеть! Все остальные я бы продала.
— Повторяю: это твой бизнес. Но я на твоем месте не стал бы продавать. Их можно сдать в аренду, это гораздо выгоднее. Мало ли что, вдруг они потом тебе самой понадобятся! Предупреждаешь арендаторов, чтоб съезжали, и, пожалуйста, у тебя есть точка.
— Вот видишь, — вздохнула Нина, — я с места в карьер начинаю делать глупости.
— Ничего не глупости. Ты же со мной посоветовалась. В общем, не дрейфь, прорвемся!
— Тебе легко говорить, а я… мне столько всего надо успеть!
— Чего, например? — покосился на нее Никита.
— Права водительские получить.
— Без проблем. Выучишь правила, Даня тебя на компьютере поднатаскает, у него есть тренировочная программа. Пойдешь в автошколу и сдашь на права. Всего делов.
— Тебя послушать — все получается так просто! А мне еще надо язык выучить! Хотя бы английский. Или французский.
— Лучше английский, — посоветовал Никита. — На нем весь мир разговаривает. И он самый простой. Я найму тебе преподавателя. Будешь книжки читать. Какую-нибудь простенькую Агату Кристи. Кстати, у нее превосходный английский. — Ему в голову пришла еще одна мысль. — Мы с тобой должны заключить пакт, — начал он.
— О ненападении? — тут же нашлась Нина. — Ну и кто из нас Молотов, а кто Риббентроп?
— Ты меня уморишь. — Никита страшно обрадовался, что она шутит, позабыв о своих страхах. — Твой язычок надо приравнять к холодному оружию и не носить без разрешения.
— Ты же хотел купить мне намордник, — напомнила Нина. — Ладно, что за пакт?
— Об аннексии. Хочу присоединить тебя к себе. Нам кое о чем надо договориться. Я научу тебя летать на самолете.
Нина взглянула на него с ужасом.
— Все будет хорошо, — принялся уверять ее Никита и даже спел из бессмертной Аллы Пугачевой:
Все будет хорошо.
Все будет хорошо.
Все будет хорошо,
Я это знаю…
— Мы не упадем. Я всю дорогу буду держать тебя за руку. Перед полетом подпою немного, чтобы ты не боялась. Но я хочу показать тебе разные страны. Это в Литву можно добраться за ночь на поезде. А в Америку? Плыть неделю пароходом? Пароходов ты тоже боишься.
— А может, можно как-то еще? — спросила Нина, чуть не плача.
— Можно. Через Берингов пролив зимой на собачьей упряжке.
— Это было бы здорово, — вздохнула Нина.
— Просто классно, — согласился Никита. — Потом через всю Аляску, через Канаду, и до Нью-Йорка уже рукой подать.
— Ладно, я поняла, — мрачно кивнула Нина. — Но у меня есть встречное условие: на яхте ты плаваешь без меня. Все, это не обсуждается.
— Идет, — легко согласился Никита. — А ты отпустишь меня на яхте? Не будешь мне запрещать?
«Я это поломаю», — всплыли в памяти у Нины Тамарины слова.
— Нет, не буду, — ответила она решительно. — Плавай, раз тебе нравится. На Мадейре красивые сеньориты?
Никита счастливо рассмеялся:
— Не бери в голову. Для меня ты лучше всех. Помни о президентском декрете.
Он хотел не говорить ей о предстоящем освобождении бабы Вали — боялся сглазить, — но не выдержал и рассказал.
