— Доброй ночи, Евгения Александровна, — приветствует Григорий бодро. — Как поживаете?
Я много разговаривала о нем с отцом, пыталась выяснить, можно ли доказать причастность Григория к аварии, но папа ни разу не дал оптимистичный прогноз. В том числе благодаря огромному количеству бюрократических проволочек. Сначала была проведена экспертиза, было объявлено, что водитель не справился с управлением, затем все пошло по второму разу, привлекли новых людей… но даже если умысел подтвердится, каковы шансы доказать взять экстремиста с Григорием? Почти нулевые.
— Вы на прием? — спрашиваю резко.
— Да, если, конечно, вы не согласитесь на иную форму аудиенции.
— О чем вы говорите? — Мне даже представить трудно, о чем именно он говорит.
— Хотя… — он делает вид, что задумывается. — А давайте так и поступим. Мне, как и большинству людей, больничная атмосфера удовольствия не доставляет. Предлагаю встретиться в менее официальной обстановке для ужина. Там и обсудим дела. Как вы на это дело смотрите?
Я точно знаю, что этот человек психопат и злить его опасаюсь. У меня в карманах нет успокоительного, а шкафчик слишком далеко. Но я отказываюсь встречаться с ним тет-а-тет где бы то ни было.
— С какой стати? — спрашиваю, скидывая остатки дружелюбия.
— С такой, что вам неприятности ни к чему, ведь теперь ваш отец не сможет им помешать. Подумайте. Мой номер телефона есть в карте.
И, что самое смешное, я осоловело смотрю ему вслед. За какую-то минуту меня только что вынудили прийти на свидание с человеком, который навредил моему отцу.
ГЛАВА 17 — Орел. Дары детства
Но иногда, размышлял Джонни, рассеянно потирая виски, было бы, наверное, лучше, милосерднее совсем порвать с этими последними отголосками прошлого. Старые книги уже никогда не взволнуют тебя так, как в детстве. Счастливая монетка не уберегла тебя от ударов, издевок и обыденности. Глядя на елочные игрушки, вспоминаешь, что когда-то здесь хозяйничала мать; она всех учила наряжать елку…
Стивен Кинг. Мертвая зона
Жен
В служебной машине исследовательского центра висит гробовое молчание. Ехать не менее часа. Интересно, мне хватит выдержки не заговорить с попутчиками? Ненавижу собственную отходчивость: прощаю слишком быстро и никогда не воздаю по заслугам обидчикам. Умоляю, пусть Капранов заговорит! Тогда мне не придется хранить обет молчания всю дорогу. Ведь с начальником я не ссорилась. Хотя… с Харитоновым я тоже не ссорилась. Просто он ни с того ни с чего решил меня игнорировать. И было бы эгоистично мешать его попыткам.
Мне везет:
— Расскажите-ка о вашей программе, Кирилл Валерич, — вдруг заявляет Капранов, и я начинаю восхвалять небеса. — А то вы так спешно сорвали меня с места.
Он не оговорился. Сорвали именно его — не нас. В тот день, когда Кирилл Харитонов объявил Капранову, что тот едет в Выборг, чтобы сделать операцию девочке, страдающей раком мозга, я слегка обалдела. Потому что стояла рядом, а наш многоуважаемый меценат сделал вид, что я — предмет интерьера, который можно не заметить вовсе. Он не только не сказал мне ни слова — он на меня даже не взглянул! Это было очень неожиданно и неприятно. Понимаю, мы с наставником не сиамские близнецы, и под «нас с Тамарой водить парой» никто не подписывался, но «добрый день, Жен Санна, а теперь валите, у меня разговор не к вам» было бы весьма кстати.
Три недели, я целых три недели с параноидальным упорством оглядывала коридоры в надежде заметить там Кирилла, и именно в тот день, когда он наконец почтил нас визитом, Харитонов прошел мимо меня, будто я — мебель. Вот каков мой английский пациент, представляете?
Так, спросите вы, что ж я тогда делаю в одной с ним машине? А все просто. Харитонова настигло кармическое проклятие, и в день отъезда все ординаторы из группы исследований рака мозга оказались заняты. В итоге меня услужливо разбудили среди ночи звонком с требованием пожертвовать выходным ради спасения умирающих детей. Бартер мечты.
— Алисе одиннадцать лет. Примерно год назад ей удалили опухоль мозга, но то ли вырезали не все, то ли рак вернулся. В общем, девочка все еще больна, а родители попросили найти другого врача. Лечение Алисы спонсирует фонд, а я давно присматриваю за ней и пообещал помочь с поисками нейрохирурга. Сначала хотели привезти пациентку в Петербург, но потом решили не вырывать ее из привычной среды, ведь девочка уже давно живет в больнице.
Все это время я старательно смотрю не на Кирилла, а в собственный телефон.
— Наверное, я не очень помог, — продолжает Харитонов со смешком. — Но о медицине лучше с врачами поговорить.
Периферическим зрением вижу, как Капранов задумчиво покачивает головой.
— Здоровая опухоль в маленьком мозгу, Елисеева. Фантастика.
— Больные дети, несчастные родители — что может быть круче? — бубню себе под нос так, чтобы Харитонов не услышал.
— Слушай, Принцесска, научись абстрагироваться. Или ты снова собралась распугивать посетителей больницы окровавленной бензопилой?
— Я никого не распугивала, тем более бензопилой, — огрызаюсь. Что со мной? Впору нервы лечить. Когда это я в последний раз так на Капранова набрасывалась? Чертов Харитонов!
— Ладно, я сделаю вид, что у твоего чувства юмора выходной, — разочарованно вздыхает наставник.
Пожимаю плечами и, чтобы дать понять, насколько заинтересована в диалоге, вновь утыкаюсь в свой телефон. Почему я не отказалась от операции? Зачем поехала? Ведь меня здесь видеть не желали. Стоило сказать, что мне нужно остаться в Петербурге, что есть дела, от которых нельзя отказаться. Про обследование соврать, например. Ведь выдернули в последний момент, до того все замену подыскивали. Мурзалиев чуть из штанов не выпрыгнул, пытаясь не отпустить меня в Выборг. Я бы даже посмеялась, если бы не была так расстроена.
Но что все-таки произошло? Почему отношение ко мне вдруг так резко переменилось? Вопрос, который терзает каждую девушку: что я сделала не так? Нет, я понимаю, что дело в нем, его жене… Не во мне, короче, ведь мы всего-то перекидывались несколько раз парой слов. Это не похоже на предательство вселенского масштаба.
Попытки игнорировать светловолосый затылок на протяжении полутора часов на удивление эффективно расшатывают нервы. Когда мы оказываемся около отеля, я подхватываю чемодан и бросаюсь к лестнице. А то, прости Господи, еще придется от внезапных порывов благородства, выраженных в попытках помочь даме донести вещи, спасаться. Харитонов, конечно, отныне ведет себя как козел, но воспитание даже пропить не всегда удается. Я не шучу — видела своими глазами. Как-то мама уехала в командировку, и папа на радостях пригласил друга. Они отмечали первый день временно-условной свободы долго, с размахом и коньяком, но, когда я собралась на прогулку, отец вскочил со стула и бросился помогать мне натянуть пальто. Едва на ногах стоял, но старался. Было забавно. И капельку неловко за такое джентльменство.
