class="p1">
Дерьмо.
Я схватил ее сзади за шею и притянул ее губы к своим, целуя глубоко, скользя языком в ее рот. Ее пальцы нашли опору в моих волосах, что заставило меня содрогнуться. Я проглотил ее вздох. Этот ее маленький глоток воздуха, словно якорь, застрял в моей пустой груди.
Отстранившись, я смахнул немного влаги с ее щек.
— Это единственные слезы, которые мне нравятся.
Ее глаза на мгновение задержались на моих, но там, где обычно лежала прозрачность, было то отсутствующее место, которое я презирал. Я знал, что не горе заставило ее воздвигнуть стену, а что-то совсем другое.
Я смахнул очередную слезу с ее щеки и сказал:
— Теперь сядь на мое лицо.
Она нахмурилась.
— Я сделала это не для того, чтобы получить что-то взамен. Это… было только для тебя.
Я улыбнулся. Она была милой. Моей идеальной маленькой мученицей. Но с ней что-то было не так. Она взвизгнула, когда я схватил ее за бедра и притянул к своему лицу.
— Это для меня, — произнёс я с рычанием, потянул ее стринги в сторону и втянул клитор в свой рот.
— О боже, — простонала она.
— Ты влажная, kotyonok, — проворчал я. — И все это из-за того, что ты просто делала мне минет?
— Da.
Мне захотелось улыбнуться. Мне нравилось слышать Русский язык из ее уст больше, чем следовало бы. Раздвинув ее большими пальцами, я слегка лизнул и пососал ее влагалище, что заставило ее задрожать.
— Черт, — выдохнула она.
Я грубо усмехнулся.
— Я думаю, что плохо влияю на тебя.
Ее рука нашла опору в моих волосах, и она прижалась к моему лицу, взвизгнув, когда я прикусил ее бедро за то, что она была нетерпелива. Она вздохнула, когда я лизнул больное место языком. Затем вернулся к ее киске, втягивая каждую губу в свой рот, выпуская их с легким прикосновением зубов. Ее лоб со стоном упал на подлокотник дивана.
— Ронан, я собираюсь кончить.
— Господи, девушка, — прохрипел я. — Я еще даже алфавит проговаривать не начал.
— Без понятия, что это, но точно знаю, что я не нуждаюсь в уроке алфавита прямо сейчас.
Я подавил смех.
— Начнем с А.
Она застонала от отчаяния.
— Ронан, нет… — остальное было прервано хриплым стоном, который разбудил бы и мертвого.
И, наверное, Юлю. Даже плотские звуки Милы звучали невинно. Сексуально, женственно и идеально. Я никогда не выкину их из головы.
Я нарисовал букву Б на ее клиторе языком, прежде чем переключиться на букву В. Ее бедра дрожали, пока она выдавала бессвязные стоны. Она была так близко, что я пососал ее клитор сильнее, и она разбилась вдребезги. Я скользнул пальцами внутрь нее, просто чтобы почувствовать горячие пульсации, но вышел только после того, как они прекратились. Она тяжело дышала, спускаясь с высоты.
Внезапный стук в дверь заставил Милу упасть с дивана. Я не смог сдержать смешок. Я знал, что эти вещи джентльменов не для меня. Увидев в дверях Кирилла, я натянул трусы на член. Доктор стоял с портфелем в руке и выражением глубокого разочарования на лице.
По-видимому, он был с WebMD на этом.
— Он заставил меня это сделать! — выпалила Мила со своего места на полу.
— U neye ovulyatsiya, [111] — объяснил я. — Ona prakticheski iznasilovala menya. [112]
Глаза Кирилла недоверчиво сузились.
— I ty ne mog ot ne’ye otbit’sa. [113]
Я улыбнулся.
— Ona sil’neye, chem kazhetsya. [114]
Мила поднялась на ноги и впилась в меня взглядом.
— Овуляция? Это у тебя овуляция, если хочешь знать мое мнение.
Я рассмеялся. Она, должно быть, не поняла «изнасилования» в разговоре, иначе ей было бы что сказать. Мое веселье ушло в пятки, когда я вспомнил, что на ней ничего, кроме моей рубашки.
Мой взгляд стал жестче.
— Иди и надень чертовы штаны, Мила.
Она не обратила на меня внимания. Прямо-таки проигнорировала. Если она думает, что огнестрельное ранение сделало меня таким пассивным, что я бы не потащил ее задницу наверх, она ошибается. Но ее слова на мгновение остановили меня.
— С ним все будет в порядке? — спросила она.
Доктор понимал по Английски, но, к сожалению, не мог перевести для ответа.
— Yesli odin vystrel v ruku ub’yet yego, ya razvedus’ s lyubimoy zhenoy i trakhnu izvestnuyu shlyukhu s vich. Potom pereyedu v sibir’ i budu vyrashchivat’ repu, poka ne umru. [115]
Я громко рассмеялся.
Мила нахмурилась.
— Значит, нет?
— Он сказал, что если один выстрел в руку убьет меня, он разведется со своей любимой женой и трахнет известную шлюху, заражённую ВИЧ. Потом уедет в Сибирь и будет выращивать репу, пока не умрет.
Она закусила губу, скрывая улыбку.
— Он тоже думает, что ты бессмертен.
Я хотел улыбнуться в ответ, но не стал. Я избежал многих смертей. Когда я был моложе, я думал, что даже смерть не хочет меня. Теперь, пробиваясь из морозной Москвы, я обрел железную стойкость к жизни.
— Nyet, kotyonok. [116] Он видел меня в гораздо худшем состоянии, чем сейчас.
Она сглотнула, когда ее глаза скользнули вниз по моей груди, будто она видела шрамы в первый раз. Некоторые следы были длинными и тонкими от контрабандных лезвий за решеткой. Несколько из них были круглыми от выстрелов — один в бок, один в спину, один теперь в руку, и еще один в сантиметре от сердца, которое было шрамом, по которому Мила провела пальцами. Прикосновение заставило мою кожу покрыться мурашками, но тем не менее было теплым.
— Кто? — спросила она дрожащим голосом.
Я знал, что она спрашивает. Кто стрелял в меня — кто чуть не убил меня. Но что-то во мне восставал против того, чтобы сказать ей правду. Мила хотела жить в блестящем пузыре. В пузыре, в котором можно было бы выкупить ее отца. В пузыре, где его персонаж выглядел немного темным, но тем не менее блестящим.
Она может многое узнать о том, как он вел дела, когда был мертв. Что он похищал девушек моложе ее и отправлял их в секс-индустрию. Ее пузырь должен был когда-нибудь лопнуть, но я не мог стать тем, кто это сделает.
Я улыбнулся и солгал:
— Никто из тех, кого ты знаешь.
Ее пальцы скользнули по груди, оставляя странное ощущение отсутствия позади. Она отступила назад, давая Кириллу место для установки пакета с кровью. Я молча предупредил его, чтобы он не вливал в капельницу обезболивающие. Я ненавидел то, что они заставляли меня чувствовать. Сначала он жаловался, но теперь привык и просто
