не нуждаюсь. К чему это? Может сразу уколоть, что неплохо бы и ему так же согласовывать со мной свои многочисленные мщения?
Выхожу из зала. Забираю свое пальто. Выравниваю дыхание, набросив его на плечи и обходя зал по дуге.
На балконе в щеки бьет приятно-холодный ветер. Я только сейчас понимаю, что они пламенем горят.
Подхожу к периллам. Меня замечает Вячеслав. Улыбается и приподнимает бровь, покачивая сигаретой.
Я перевожу голову из стороны в сторону. Он игриво выдыхает.
Мол, слава богу.
Я в ответ тоже улыбаюсь, но на душе кошки шкребут. Он считает меня очень положительным человеком, а в реальности… Я как все. Если не хуже.
Но и к черту.
Набираю Ирину и слушаю гудки. Дальше — спокойный голос няни нашей с Айдаром дочки.
Они как раз читают сказку.
Какую, я спрашиваю уже у Сафика. Она включает камеру. Я тоже. Смотрю на нее и сразу же таю. Забываю обо всем плохом. Тону в безграничной любви.
Она щебечет. Больше спрашивает, чем делится.
А где ее баба? А кто у нас там есть? А что мы кушали? А танцувать будем? А уже танцували? А папа меня приглашал? А кто-то еще, кроме папы, меня приглашал? А когда мы приедем?
— Ты уже спать будешь, кызым.
— Но пусть баба ко мне зайдет, хорошо?
Улыбаюсь и киваю. Он и так бы зашел, кызым. Не сомневайся.
— А мне можно зайти?
Смеется и разрешает. Я растекаюсь лужицей у ее ног.
Начинает отправлять мне воздушные поцелуи. Я смотрю на экран, глуповато улыбаясь. Знаю, что уже можно скинуть, но тяну. Возвращаться не хочу.
Чувствую, как обтянутые тончайшим капроном щиколотки сковывает холод, но даже это не мотивирует. Придумываю еще несколько вопросов, пока не становится стыдно перед Ириной, которая все слышит и, возможно, всё прекрасно понимает.
Не надо это. Нам бы самим разобраться.
Пообещав передать цьомик отцу, скидываю.
Стою спиной к залу. Смотрю на постепенно гаснущий экран. Откуда-то впервые за долгое время возникает мысль… А может позвонить Лейле? Она же не знает даже, сколько всего со мной произошло. Волнуется, наверное.
Потом — еще более смелая. А может… А может поехать домой? Не к родителям, нет. Их дочь умерла. Внучка даже не рождалась. В родной город просто. Начать жизнь в третий раз. Там. Познакомить Сафие с Болатом.
Попросить Азамата помочь с работой… Ни перед кем ни за что не быть должной. Просто жить…
Аллах, как заманчиво…
Фоном слышу обрывки фраз Вячеслава, которые ко мне приносит ветер. А еще шаги. Знаю, кому они принадлежат. Не удивляюсь, что останавливаются рядом.
Поворачиваю голову и смотрю на блестящие носки туфель и идеальные стрелки. Еду выше. Задерживаюсь на белоснежной улыбке.
Наум прислонился к парапету задницей. Даже не делает вид, что вышел покурить. И пальто не накинул. Идиот какой-то…
— Привет, красавица.
Не спешу отвечать. Он изучает меня. И я в ответ тоже. На душе, как ни странно, по-мерзлому спокойно. Не смущает ни ирония, которой привычно горят его глаза, ни его близость, ни вечные вопрос — а что сейчас думает он. Да посрать. Искренне.
— Ты только расцветаешь с годами.
Снова игнорирую. С тем, каким количеством дерьма меня удобрили… Да любая роза расцвела бы.
— Не боишься? — Спрашиваю, вызывая улыбку. Мне даже за спину себе кивать не нужно. Уверена, Айдар смотрит.
— Будь его воля, он меня давно бы уже прикопал, Айлин. Так что я вот уже пять лет живу с нависшим над шеей дамокловым мечом. Вдвоем ждем, когда сорвется.
Если это и шутка, то только немного. Я не позволяю себе продемонстрировать сомнения, но Наум поясняет сам, вздохнув:
— Он ждет, когда я проебусь.
Киваю.
Опускаю голову. Оживаю вместе с ускорившимся сердцем.
Мне не стоило бы разговаривать с ним. Ни спрашивать ничего, ни давать себя прощупать. Но сейчас мне абсолютно все равно.
Я знаю, что Наум — очень циничный человек. Опасный. С сомнительными моральными ориентирами и слишком широким полем компромиссов. Но мне он не враг. Просто… Разменял, когда-то, как пешку. Это закономерно…
— Ты знаешь, что он сейчас делает?
Спрашиваю, возвращаясь взглядом к нему. Иронии становится меньше. Задумчивости — больше. Уводит глаза в сторону. Смотрит на стекло. Потом опять на меня. Я так понимаю, ему и самому не терпится услышать свист рассекающей воздух стали.
— Знаю. — Сглатываю горечь. — Собирает долги. Многочисленные.
Я так понимаю, со всех и сразу. В том, что у моего бывшего мужа огромное множество полезных властных контактов и должников среди них — сомнений нет.
— Ты ему помогаешь? — Сейчас даже самые страшные вопросы уже не пугают. Науму не нужно объяснять, в чем. Глаза говорят, что он в курсе действий Айдара. И улыбка о том же.
— В моей помощи он с некоторых пор не нуждается. В грубой форме. Я дружбу предал… Ну… Сама понимаешь…
Как никто. Черт. В груди жжет.
— Так тебе и надо.
Барич улыбается и кивает.
— Я рад, что с тобой не так. У вас же ребенок, да…
— Ты знал про мою беременность и что я родила. Мог ему сказать. — Совсем без желчи не выходит. Немного срываюсь. Наум снова становится задумчивым. Кивает.
— Мог. Решил не лезть. Может тебе и лучше было без него.
— Да. Мне было лучше без вас всех. Но это меня не спасло.
Замолкаю. Голова собеседница склоняется. Взгляд очень внимательный. Он изучает меня заново.
Не тешу себя иллюзиями, что мой неповторимый образ запечатлелся в такой занятой голове, но он явно помнит меня другой.
Все другой помнят. Наивной и чистой. Жаждущей добра для всех. Даже если оно будет стоить слишком дорого для меня.
— Зачем ты пришел? Он все равно тебя не простит.
Но себя я обсуждать не хочу, поэтому возвращаю тему к Айдару.
Наум смаргивает. Я вдруг замечаю, что он за эти пять лет тоже изменился. Как и все мы.
— Дразнить его люблю, Айлин. В самое сердце запал, сука. А вдруг когда-то поймет, что мы его спасли, правда же?
Фыркаю.
Отвечать не приходится. Голос Вячеслава перестает разноситься сбоку фоном. Он скидывает и подходит к нам.
Не просто деликатно, ненавязчиво, как я привыкла, чтобы спросить, все ли хорошо и не нужна его помощь, а вклинивается между нами. Я двигаюсь. Скольжу взглядом по мужчине. За расслабленной позой кроется никак не дружелюбие.
Хочу я того или нет, поворачиваю голову сильнее. Смотрю за стекло. Встречаюсь с Айдаром. Жжение в груди усиливается.
— Барич, ты не там сигаретку ищешь.
Сопротивляться и
