Я тихо смеюсь, поднимая руку.
— Мне ли не знать. Он и мне причинил довольно сильную боль.
— О боже мой! — Кэрри наклоняется вперед, щурясь на серебристый шрам, который теперь украшает мою кожу. — Он что, ударил тебя ножом?
— Скальпелем.
— Я точно убью его!
— Не беспокойся об этом. — Я потираю большим пальцем зазубренный шрам на тыльной стороне ладони. — Я уже привык к нему. Такое чувство, что он всегда был там. И он помог… — Я замолкаю, не желая признаваться в следующей части. Это как-то странно.
— Помог?
— Всякий раз, когда я видел тебя в академии или вспоминал выражение твоего лица, когда ты вошла в обсерваторию... — Боже, зачем я вообще упомянул эту часть? Я гребаный идиот. — Шрам напоминал мне, что все это не просто так. Что тебе лучше какое-то время не находиться рядом со мной. Я просто хотел, чтобы с тобой все было в порядке. Даже если это означало, что я не получу тебя. Когда вернусь в Англию, думаю, он и там будет напоминать мне о тебе.
— Дэш…
— Тебе не нужно с этим бороться. Правда. Это к лучшему. В какой-то момент мне всегда приходится уходить. Жизнь в конце концов вернула бы меня туда. По крайней мере, так я ухожу по собственной воле. Потому что так хочу.
Кэрри сцепляет пальцы на коленях, не встречаясь со мной взглядом.
— Ты хочешь вернуться в Англию? Это действительно то, чего ты хочешь?
— В некотором смысле. Наверное, — говорю я. — Начать все сначала звучит довольно неплохо. Я снова привыкну к холоду и дождю. И Лондон не так уж плох. Уверен, что жизнь в большом городе будет приятной переменой по сравнению с тем, чтобы застрять на горе в глуши.
Кэрри хмурится.
— Подожди. Лондон? Я думала...
— Ох. Да. Я решил не поступать в Оксфорд. Оксфорд был идеей моего отца, а не моей. Нет, я подал заявление в Королевский музыкальный колледж перед Рождеством. Решил, что если я собираюсь посвятить еще три года изучению чего-либо, то пусть это будет то, что мне нравится. То, чем я увлечен. Мечтай о большем, понимаешь?
Она тихо смеется.
— Я рада, Дэш. Очень рада. Ты этого заслуживаешь. Ты слишком талантлив, чтобы сидеть за столом всю оставшуюся жизнь.
— Вместо этого я сяду за пианино, — говорю я, печально улыбаясь. — В любом случае, буду много сидеть.
Ее улыбка совпадает с моей.
— Значит, из этого вышло что-то хорошее. Ты понял, чего хочешь.
— Я всегда это знал, Стелла. Я всегда хотел тебя. — Возможно, мне не следовало этого говорить. Но я так долго держал это в себе, что уже невозможно сдерживаться. Да и какое теперь это имеет значение? Через двадцать четыре часа я сяду в самолет, и тогда будет слишком поздно что-либо говорить.
Кэрри наклоняет голову, прячась за волосами.
— И я тоже всегда хотела тебя.
— Может быть, ты сможешь поработать над какой-нибудь теоретической математикой. Решишь эту маленькую проблему путешествия во времени. Если ты это сделаешь, обязательно найди меня, а, Мендоса? Я брошу все, чтобы вернуться с тобой и исправить прошлое.
Она смеется, хотя звук выходит хриплым от слез.
— Так и сделаю. Обещаю. Я найду тебя.
Я помогаю ей спуститься вниз, мое сердце снова разбивается вдребезги. Забавно. Я думал, что его уже перемололи на миллион маленьких кусочков, но оказалось, что разорванный кусок мяса в моей груди обладает бесконечной способностью разбиваться.
ГЛАВА 57
ДЭШ
— Что-нибудь еще, сэр?
Я смотрю на ром с колой в руке и качаю головой. Вокруг меня тысячи людей суетятся в магазинах, хватая последние вещи и журналы перед посадкой в самолет.
Ненавижу аэропорты.
— Нет, это все.
Бармен протягивает мне чек, и я расплачиваюсь, затем одним глотком осушаю стакан, стиснув зубы, когда холодная жидкость замораживает горло.
Я зарегистрировался в Интернете три часа назад. Сейчас только семь утра, так что шансов, что парни уже встали, очень мало. Рэн не поймет, что я уехал, пока не станет слишком поздно, а к тому времени я уже буду на полпути через Атлантику. В конце концов я даже не потрудился взять с собой полноценный чемодан. Взял только самое необходимое. Я смогу купить все, что мне нужно, когда доберусь до Лондона, но пока мне нужен только ноутбук и пара сменных вещей. И нет, в моей сумке нет ни одной официальной рубашки. И никаких парадных брюк. Пара футболок. Несколько пар джинсов. Носки. Нижнее белье. Одна пара кроссовок. Клянусь всем святым, я никогда больше не надену костюм, если этого не потребует ситуация. Жизнь не должна быть такой стесненной, связанной, как индейка на День благодарения.
Я брожу от магазина к магазину, взглядом слепо пробегая по всем свитерам бостонской марки, кружкам, ручкам и носкам, оттягивая неизбежное, но вскоре откладывать уже нельзя.
— Авиакомпания «Авантаж Эйрлайнс» приглашает пассажиров, направляющихся в Лондон, Англия, на посадку к выходу пятьдесят три.
Я задержался, когда они оповещали о посадке полчаса назад, но это последний звонок. Пора уходить. Я достаю свой посадочный талон и паспорт и присоединяюсь к концу короткой очереди, собравшейся перед стойками. Из панорамных окон виден самолет, который доставит меня из Бостона обратно в Англию.
Я должен быть взволнован этим. Новое путешествие. Истинная независимость. Свой собственный дом… Уверен, что когда-нибудь я начну ценить все приключения, которые ждут меня за горизонтом, но сейчас все, что чувствую, это... дерьмо. Я пытаюсь найти лучшее слово, но на самом деле его нет. Я чувствую себя свежей кучей собачьего дерьма.
Я оставляю позади своих друзей. Академию. Распутина. И Кэрри. Хуже всего то, что я оставляю позади девушку, которую люблю больше всего на свете, и в конце этого туннеля нет света. Предполагаю, что именно так мог бы чувствовать себя астронавт, если бы направлялся в глубокий космос, а Земля, Луна и Солнце становились все меньше и меньше позади. Я направляюсь в неизвестность, в темноту, и впереди нет знакомых огней или ориентиров, которые могли бы меня направить. Не хочу, чтобы это звучало мелодраматично, но это похоже на конец света.
Парень передо мной протягивает свой билет и паспорт сотруднику авиакомпании, жонглируя массивным рюкзаком и сумкой, полной выпивки, которую он, должно быть, купил в дьюти-фри. Слышу его английский акцент, и до меня доходит. Это действительно происходит. Я действительно это делаю. Действительно ухожу.
Я делаю шаг назад…
— Черт!
...и сталкиваюсь с кем-то, кто спешит присоединиться к концу очереди.
— О, черт, простите меня! Я... — Я оборачиваюсь, и яркая вспышка боли взрывается в моем виске.
Рэн хватает меня за руку, громко ругаясь. Он только что, бл*дь, ударил меня. Я держусь за голову, отшатываясь от внезапно возникшей раскалывающей головной боли.
— Какого хрена?
— Ты у меня спрашиваешь? Я серьезно злюсь на тебя, чувак. Какого хрена ты делаешь?
— Э-э, прошу прощения? Этот человек только что напал на вас? — Появляется женщина с идеальной прической, идеальной красной помадой и идеально выглаженной униформой, кладет руку мне на плечо.
— Нет, нет. Все в порядке. — Я пытаюсь ободряюще улыбнуться, но все еще вижу гребаные звезды. — Это был несчастный случай.
— Ха! Несчастный случай, — огрызается Рэн.
Женщина неодобрительно вздыхает.
— Я вызываю охрану.
— Нет! Нет, правда. Смотрите. Я в порядке. — Я выпрямляюсь, убираю руку с лица, пытаясь весело улыбнуться, но женщина бледнеет.
— Сэр, у вас идет кровь.
Господи, да, точно. Я чувствую, как что-то влажное и теплое стекает по моему лицу.
— Не волнуйтесь. Как я и сказал. Это был несчастный случай. — Я хватаю Рэна за плечо и увожу его от стойки, оттаскивая от ворот.
— Сэр, посадка заканчивается через три минуты. После этого мы не будем принимать опоздавших пассажиров.
— Не пройдет и секунды! — Я поворачиваюсь к Рэну и обнажаю зубы. — Какого хрена ты здесь делаешь? И какого хрена ты меня ударил?
