Т. И. Каминская - «Антика. 100 шедевров о любви». Том 5

Пока, подруги, с пленницами гость
Прощается, сбираясь в путь обратный,
К вам, милые, я выйти поспешила,
Поведать вам, что я предприняла,
Печалью поделиться и поплакать.
Ведь деву ту – нет, верно, уж не деву! —
Я приняла, как корабельщик груз,
Погибельный для сердца своего.
Теперь мы обе на одной постели
Ждем тех же ласк. Вот дар мне от Геракла
За то, что я очаг блюла так долго,
Считая мужа преданным и честным.
Я на него сердиться не могу:
Необоримым болен он недугом.
Но с нею вместе жить… О, кто бы мог
Делить с другой единого супруга?
Я вижу все: краса ее в расцвете,
Моя же – увядает. Взор мужчин
Рвет первый цвет, иного им не надо.
Боюсь, Геракл, зовясь моим супругом,
На деле другом будет этой, новой.
Но я сказала: гнев не подобает
Разумным женам. Я открою вам,
Чем думаю помочь своей невзгоде:
Есть у меня от чудища подарок, —
Хранится много лет в сосуде медном, —
От Несса[64] космогрудого; когда
Он умирал, дар этот, юной девой,
Я получила. Чрез Евен[65] глубокий
Кентавр людей переправлял за плату,
Без паруса и весел, на руках.
Когда я молодой женой Геракла
Уехала, покинув дом отцовский, —
Меня он нес. Вдруг посредине брода
Бесстыдною рукой меня схватил.
Я вскрикнула. Геракл мой в тот же миг
Крылатую пустил стрелу, и в грудь
Она со свистом чудищу вонзилась.
И Несс сказал, кончаясь: «Дочь Ойнея,
Поверь моим словам – себе на пользу:
Ведь я тебя последней перенес.
Коль ты мою запекшуюся кровь
Сберешь руками, там, где черным ядом
Окрашена она Лернейской Гидры,
В ней обретешь ты приворот надежный
Для мужниного сердца: никогда
Он женщину другую не полюбит».
Все это мне припомнилось, подруги.
Я бережно хранила сгусток в доме.
И вот, хитон я смазала той кровью,
Как Несс велел перед кончиной. Дело
Совершено. Я колдовства не знаю
И не терплю причастных колдовству, —
Но, может быть, приворожу Геракла
И одолею чары этой девы.
Так поступить решилась я. Но если
Мой шаг безумен, отступлюсь сама.

Нет, если ты уверена в успехе,
Поступок твой, нам кажется, не плох.

Да, в средстве я уверена, хоть раньше
Его мне не случалось испытать.

Предпринимая, надо знать наверно, —
А у тебя есть вера, знанья – нет.

Узнаем скоро. Вижу, он выходит
Из двери: в путь обратный собрался.
Но сохраняйте тайну! Если скрыт
Проступок наш, то не позорен он.

Что приказать изволишь, дочь Ойнея?
Я слишком долго задержался здесь.

Вот что успела я надумать, Лихас,
Пока ты пленниц в доме занимал.
Снеси одежду праздничную эту,
Мной сотканную, мужу моему;
Но накажи, чтоб до него никто
В нее другой не вздумал облачаться;
Чтоб солнца луч ее не увидал,
Ни пламя очага, ни огнь алтарный,
Доколь ее Геракл в виду у всех
Богам не явит в день закланья жертв.
Вот мой обет: увижу иль услышу,
Что он спасен и дома, в сей хитон
Его одену, и богам предстанет
Он в блеске новом, в новом облаченье.
Предъявишь знак ему, и тотчас он
Печать от перстня моего признает.
Теперь иди и помни, что посол
Своей не руководствуется волей.
И будем мы тебя благодарить,
И он и я, признательные оба.

Примерно соблюдая долг Гермеса,
Я порученья выполню твои.
Ларец с подарком отвезу и точно
Все передам, что ты мне наказала.

Теперь ты можешь отправляться в путь:
Ты знаешь все, что происходит в доме.

Да, и скажу, что все благополучно.

Про чужестранку тоже: ты свидетель,
Как я радушно встретила ее.

От радости затрепетало сердце.

Что ж передать еще? Боюсь, не рано ль
Рассказывать ему, как я тоскую,
Не зная, сам тоскует он иль нет.

Вы, вблизи корабельных приютов,
И у горных горячих потоков,[66]
И на склонах Этейских живущие,
И на взморье залива Мелиды,[67]
На брегах златострельной богини,
Где Пилейские сборища[68] эллинов
Прославляемы с давних времен!

Скоро звонкоголосая флейта
Прозвучит не напевом печали,
Но в согласии с лирою Муз.
Возвращается к нам победителем
Сын могучий Кронида. В награду
За свершенные подвиги к дому
Он с богатой добычей спешит.

Ожидали двенадцать мы месяцев,
Но не видели в граде лица его, —
Пропадал где-то за морем без вести.
А его супруга милая
Здесь томилась и рыдала,
Горько плакала, несчастная.
Но наконец многотрудным деяньям
Ярый Арей полагает предел.

О, явись! О, явись! Да не медлит
Твой корабль многовесельный в море,
Да причалит у нашего города!
Ты покинь на дальнем острове
Алтари, где ныне жертвами —
Слышим – чествуешь богов!
В новой одежде, исполненный страсти,
Обвороженный любовью, явись!

О милые подруги, как мне страшно!
Не слишком ли далеко я зашла?

О чем ты, Деянира, дочь Ойнея?

Не знаю, но боюсь, как бы во зло
Не обратилась сладкая надежда.

Ты разумеешь свой подарок мужу?

Да, именно. Теперь я всем скажу:
Не действуйте, пока не все вам ясно.

Скажи, коль можно, что страшит тебя?

Случилось небывалое, подруги;
Открою вам неслыханное чудо:
Тот самый клок прекрасной белой шерсти,
Которым я нарядную одежду
Натерла, весь исчез. Его извне
Ничто не съело, – сам себя съедая,
По камню он расплылся. Чтобы вам
Точнее знать, я расскажу подробно.
Все то, чему кентавр, стрелой смертельной
Пронзенный в бок, меня учил, страдая,
Я выполнила точно. Сохраняла
Его слова я в памяти, как надпись
На бронзовой таблице. Соблюдала
Его наказ: держать подальше зелье
От солнца и огня, в укромном месте,
Доколь его не применю я к делу.
Все соблюла. Теперь же, в должный час,
Там, в комнатах, я средство применила,
Взяв шерсти клок от нашей же овцы.
Сложила ткань и в недоступный солнцу
Ларец замкнула, как известно вам.
Вернувшись в дом, я вижу вдруг такое,
Чему нет слов, что превосходит разум.
Ту шерсть, которой мазала одежду,
Я бросила на солнечном припеке.
Нагрелся постепенно клок и вдруг
Стал расплываться по полу и течь, —
И более всего похоже было,
Что деревянные текут опилки.
Так весь он разошелся. А на месте,
Где он лежал, вскипают комья пены,
Как будто сок багровых гроздьев Вакха
Разлили по земле в палящий зной.
Несчастная, не знаю, что и думать.
Я вижу дело страшное свое!
Кентавр из-за меня погиб: с чего же
Ему желать мне блага в смертный час?
Нет! Погубить убийцу он замыслил
И обольщал меня. Но я лишь ныне
Все поняла, когда уж нет возврата.
Коль страшные предчувствия не ложны,
Сама его, злосчастная, гублю.
Стрела Геракла, знаю я, и бога
Хирона[69] погубила: смертоносна
Она для всех животных. Почему же
Тот черный яд, пройдя сквозь рану Несса,
Не сгубит и Геракла? Так и будет.
Но я решила: если он погибнет,
С ним вместе в тот же час умру и я.
Невыносимо жить с худою славой,
Когда не знаешь за собою зла.

Страшиться злодеяний надлежит,
Но до конца хранить в душе надежду.

Безрадостны твои советы, – в них
Надежды нет, и ободриться нечем.

На тех, кто впал без умысла в ошибку,
Не гневаются сильно. Будь спокойна.

Подобные слова не для сраженных
Напастью, а для тех, в чьем доме мир.

Беседу с нами ты должна прервать,
Коль посвятить в нее не хочешь сына:
Вот он идет, отца искать ушедший.
Входит Гилл.

О мать, уж лучше бы одно из трех:
Иль умереть тебе, иль, если жить,
Быть матерью другого, не моею,
Или иной и лучшей сердцем стать!

За что, о сын, меня ты ненавидишь?

Узнай: ты мужа своего, – о нет! —
Ты моего отца сейчас убила.