– Мы поженились в тот же год, как закончили школу. Сразу же после того, как ты уехала. Сидни, – нахмурилась она, – я вижу два пустых подноса.
Эмма пыталась убедить себя, что Сидни сама напросилась на это, что ее унижение – ее же собственных рук дело. Но от этого почему-то было не легче. Она не хотела причинять Сидни боль. Ведь Эмма победила. Разве не так? Но именно так поступила бы ее мать, именно так сказала бы. И сколько лет ей удавалось удерживать рядом с собой отца Эммы?
Хантер-Джон перевел взгляд с жены на Сидни и обратно.
– Я должен поговорить с тобой с глазу на глаз, – сказал он и повел Эмму сквозь толпу гостей в дом.
Сидни проводила их глазами.
– В чем дело, милый? – спросила Эмма, когда Хантер-Джон привел ее в свой рабочий кабинет и закрыл дверь.
Все убранство этой комнаты было придумано Эммой: стены в кремово-шоколадных тонах, фотографии Хантера-Джона в моменты его спортивных побед в старших классах, цветы в кадках и огромный стол из орехового дерева, обитый кожей. Она подошла к столу и приняла соблазнительную позу. Этот стол она выбрала по причине того, что на нем было не жестко, если ей вдруг приходила в голову идея удивить его спонтанным сексом, когда он работал дома. Она решила, что за этим он позвал ее и сейчас. Мама опять оказалась права. Хантер-Джон увидел Сидни и Эмму рядом и понял, что сделал правильный выбор.
Хантер-Джон остановился у двери, мрачнее тучи.
– Ты сделала это нарочно. Ты нарочно унизила Сидни.
Она почувствовала себя маленькой девочкой, которая получила на день рождения вожделенный подарок, но, развернув его, обнаружила в коробке простой камень.
– С каких это пор тебе не все равно?
– Мне не все равно, как это выглядит. Какого черта тебе вообще понадобилось притащить ее сюда, в наш дом?
– Тише, милый. Тише. Успокойся. Все в порядке. Я не имею к этому никакого отношения, клянусь тебе.
Она подошла к нему вплотную, потом подняла руки и погладила его по отворотам пиджака. Ее руки скользнули вниз, погладили его ширинку.
Он стиснул ее запястья.
– Эмма, в доме полно гостей.
– А я быстро.
– Нет, – впервые за десять лет сказал он и отстранился. – Не сейчас.
* * *
Клер было не по себе, а она терпеть не могла это чувство. Она не знала, как быть, и это ее нервировало. Старые друзья Сидни сгрудились вокруг нее, а Клер стояла столбом. Она не смогла решить, хочет ли сестра, чтобы она вмешалась, и побоялась, что Сидни разозлится, если Клер оторвет ее от друзей, с которыми она увиделась впервые за десять лет. Теперь, когда Клер шла следом за ней в кухню, лицо у Сидни было напряженным.
Как только за Клер закрылась входная дверь, Сидни бросила пустые подносы на стол и накинулась на сестру:
– Почему ты не сказала, что мистер и миссис Мэттисон – это Хантер-Джон и Эмма Кларк?
Клер собрала брошенные Сидни подносы и составила их стопкой поверх своих, потом отодвинула их в сторону.
– Мне и в голову не пришло, что ты думала по-другому. Кого ты ожидала увидеть?
– Я думала, что это родители Хантера-Джона! Откуда, скажи на милость, мне было знать, что Хантер-Джон с Эммой поженились?
– Но они же начали встречаться, когда ты его бросила, – сказала Клер, пытаясь говорить рассудительным тоном.
Сердце у нее ушло куда-то в пятки, в голове безостановочно крутилось: «Дело плохо. Что-то случилось. Дело плохо».
– Откуда мне было это знать? Меня здесь не было! – ответила Сидни. – И я его не бросала. Это он меня бросил. Почему, ты думаешь, я уехала?
Клер поколебалась.
– Я думала, ты уехала из-за меня. Потому, что я не подпускала тебя к бабушкиным рецептам. Потому, что из-за меня тебе не хотелось быть Уэверли.
– Мне не хотелось быть Уэверли не из-за тебя, а из-за всего города. – Сидни нетерпеливо тряхнула головой, как будто Клер ее обидела. – Но если тебе так будет легче, теперь я уезжаю из-за тебя.
– Подожди, Сидни, прошу тебя.
– Это все было специально подстроено! Неужели ты не понимаешь? Эмма Кларк подстроила все так, чтобы я выглядела как… как прислуга в глазах Хантера-Джона и моих бывших школьных подруг с их шикарными платьями и силиконовыми бюстами. Откуда она вообще узнала, что я вернулась? Зачем ты ей рассказала?
– Я ни о чем ей не рассказывала.
– Нет, рассказывала. Откуда еще она могла об этом узнать?
– Возможно, от Элизы Бофорт, – предположила Клер. – Ее бабушка была на обеде в Хикори.
Сидни какое-то время смотрела на Клер; в глазах у нее стояли слезы. На памяти Клер ее младшая сестра не плакала ни разу. Они обе были мужественными девочками. Когда мать бросила их, они, казалось, не слишком переживали; ни одна из них не пролила ни слезинки. Но только сейчас Клер задумалась, что же все это время творилось у Сидни в душе.
– Почему ты это допустила? Зачем позволила мне приехать сюда? Хочешь сказать, что ты ни о чем не догадалась, когда Эмма позвонила тебе и попросила организовать прием, призванный выставить напоказ то, о чем все и так знают? Безумную страсть и богатство! Она затеяла все это ради того, чтобы продемонстрировать их мне.
– Этот прием устроила не она, а ее мать. Я ни разу даже не разговаривала с Эммой. Может быть, это просто случайное совпадение, Сидни, и ничего такого не значит.
– Уж кто бы говорил! Для Уэверли каждая мелочь имеет значение! И вообще, как ты можешь их защищать! Неужели тебе приятно общаться с людьми, которые такого мнения о нас? Я же помню, когда мы были детьми, никто не хотел дружить с тобой, ни один мальчишка не хотел на тебя смотреть. Я думала, ты именно поэтому и ударилась во все это, – Сидни обвела рукой еду и цветы на столах, – потому что считала, что, кроме дома и бабушки, тебе ничего не нужно. А мне хотелось чего-то большего! Мне хотелось, чтобы у меня были друзья. Мне хотелось нормальной жизни! Когда Хантер-Джон меня бросил, я была просто раздавлена, а ты вообще ничего не заметила. Сегодня мне было очень больно, Клер. Для тебя что, это совсем ничего не значит?
Клер не знала, что ответить, и это, похоже, стало для Сидни последней каплей. Что-то прошипев сквозь зубы, она подошла к сумочке, которую оставила у двери, вытащила оттуда небольшой лист бумаги и двинулась к телефону на стене рядом с кладовой.
– Что ты делаешь? – спросила Клер.
Сидни демонстративно отвернулась от нее и набрала телефонный номер, который был записан на листке.
– Пожалуйста, Сидни. Не уезжай.
– Тайлер? – произнесла Сидни в трубку. – Это Сидни Уэверли. Я застряла в одном месте и не могу уехать. – Она немного помолчала. – Уиллоу-Спрингс-роуд, это на востоке. Дом тридцать два, большой особняк в тюдоровском стиле. Подъезжай к черному входу. Большое спасибо.
Сидни сдернула с себя фартук и швырнула его на пол, потом схватила сумочку и выскочила из кухни.
Клер беспомощно смотрела ей вслед. Желудок у нее сводило так сильно, что она испугалась, как бы ее не вырвало, так что ей даже пришлось согнуться и упереться ладонями в колени. Она не может потерять то, что осталось от ее семьи, после того как только-только обрела ее. Она не допустит, чтобы Сидни снова уехала из-за нее.
Последние десять лет были не единственным темным пятном в биографии Сидни. Клер поняла, что и в детские годы совершенно не знала свою сестру. Она и не догадывалась, что Сидни считала Хантера-Джона своей единственной любовью. Она понятия не имела, что эта история так больно ее ранила. Зато люди, собравшиеся на патио, были прекрасно об этом осведомлены. И они сделали все это нарочно. Клер с самого начала чуяла неладное. Сидни была права. Каждая вещь что-то значит, а Клер не обратила внимания на все предостерегающие знаки.
Она сделала глубокий вдох и распрямилась. Она все исправит.
Она подошла к телефону и нажала кнопку набора последнего номера.
Довольно долго никто не отвечал, потом в трубке послышался слегка запыхавшийся голос Тайлера.
– Слушаю?
– Тайлер?
