Когда мне было столько лет, сколько сейчас Молли и Полин, моя мать нашла выход из положения. Его звали Джеймс. Когда она сказала мне, что этот человек готов стать моим отцом, я почувствовал себя на седьмом небе. Находясь на вершине блаженства, я думал, что наконец и у меня будет все так, как у других детей. Я смогу играть в хоккей, ходить с этим Джеймсом на рыбалку. Он сделает так, что я буду выглядеть вполне обычным ребенком в красивой одежде и обуви.
Когда Трикси нашла его руку своей? И откуда возникло желание, чтобы она не отпускала ее?
– Вначале какая-то часть надежд реализовалась. Но я все еще мечтал. У нас был хороший дом, мы никуда не переезжали какое-то время. Будучи ребенком, я тогда не понимал, что происходило. Теперь же, став взрослым и оглядываясь назад, понял, что, пока я наслаждался мечтаниями, моя мать проявляла нетерпение, она не могла сдерживать свою неугомонную натуру.
Дэниел скривил губы, изобразив подобие улыбки. Он все еще пытался хоть что-то скрыть от Трикси. Слишком глубокий был холод в его душе, будто заморожено само место, где должно было находиться сердце.
Трикси улыбнулась. Она понимала его. Их глаза встретились. Ее взгляд дарил тепло, был таким сострадательным, что внутри у Дэниела начал таять лед «вечной мерзлоты».
– Моя мать никогда не пекла домашнее печенье, – продолжал Дэниел, досадуя на неожиданные эмоции, окрасившие его голос. – Не готовила еду. Мы, как правило, ели готовую, продающуюся в упаковке. Но я записался на хоккей, мы ходили на рыбалку. Джеймс и я. Без мамы. К тому времени она разлюбила бедного Джеймса и опять кого-то искала. Ей было не до меня и тем более не до Джеймса.
Вот такой был фон, на котором развивались дальнейшие события. Конфликты, молчанка, да и много чего другого. Джеймс еще жил с нами, когда появился Кеннет, мой очередной новый папа. Мне кажется, даже тогда я все еще надеялся, все еще хотел верить.
– В любовь, – тихо произнесла Трикси. – Тебе хотелось верить в любовь.
– Наверное, – устало согласился с ней Дэниел. – В любовь, семью, дом. Но отцы менялись чередой. Их было пять или шесть. И я уже не позволял себе мечтать, а просто находился все время в состоянии выживания. Окончил школу и не мог дождаться, когда же вырвусь из этого заколдованного круга.
– Но мечта о настоящей семье тебя не покинула, – заметила Трикси. – Ты надеялся, не так ли? Почему-то же ты хотел жениться на той девушке? Почему-то очень хотел иметь с ней ребенка?
Дэниел хмыкнул, но буквально вздрогнул – так ему стало не по себе. Как могла Трикси понять это, если он так надежно прятал свои чувства?
– Да, и это был последний пинок под зад от судьбы, – мрачно произнес Дэниел, не щадя себя. – Я оставил все иллюзии позади, Трикси. И все эти качества прирожденного отца, мужа, семьянина – это все выдумки, не более того.
– Я не верю тебе, – упрямо сказала Трикси.
Дэниел заглянул в ее глаза и увидел то, что заставило его усомниться в себе. Настолько убедительно, так, как было ему нужно, произнесла эти слова Трикси. В ее ясных глазах он видел отсвет той жизни, в которой всегда испытывал потребность. И странное ощущение таяния льда в области его сердца стало неудержимо усиливаться.
Но Дэниел понимал, что такого рода эмоции делают мужчину слабее. Подобная надежда открывает тайники души человека и делает его уязвимым для новых страданий.
– Послушай. – Хриплый голос Дэниела выдавал его состояние. Он сердился, был расстроенным. – Так называемая любовь в мгновение ока вполне может обернуться ненавистью вместе с утратой иллюзий. Чувства, которые я пережил, миллион раз перебрасывали меня от надежды до отчаяния. Любовь – это самая разрушительная вещь на свете.
Тем не менее Дэниел быстро понял, что все его попытки отпугнуть Трикси, оттолкнуть ее успеха не принесли.
Она не отступила, испугавшись правды. Трикси сопереживала ему. Он же открыл ей жестокую реальность своей прошлой жизни. Доверил самое плохое из того, что было в ней. А она не отмахнулась от него. Единственное теперь, что остается, это покинуть Трикси, чтобы у нее не оставалось совсем никаких жалких надежд на то, что в жизни все-таки есть место чувству, именуемому любовью.
Дэниел закрыл глаза, чтобы не встретить взгляд Трикси, как бы отгородился от нее, и высвободил из ее руки свою руку.
«Не говори больше ни слова», – приказал он себе. Но все-таки сказал:
– Она снова собирается замуж. – Голос Дэниела был полон боли. – Моя мать приезжает сюда со своим последним по счету ухажером. И хочет, чтобы я поучаствовал в спектакле ее замужества.
– А ты хочешь? – мягко спросила Трикси.
Гнев и ярость обуяли Дэниела. Она что, не слышала, что он ей рассказывал? Слышала, конечно. Но Трикси была из тех людей, которые способны не только продолжать мечтать и надеяться, но и проявить сочувствие к кому-то, простить, независимо ни от чего. Она была из тех людей, рядом с которыми становишься лучше каждый день прожитой жизни. Дэниел это понял с самого начала. Он не достоин Трикси. Их даже близко ничего не объединяет. Он был ущербным. И это сразу поняла та девушка из далекого прошлого, которая вышла замуж за подходящего доктора.
– Ты… и другие женщины – это для приятного времяпрепровождения, и только, – крайне резко произнес Дэниел с преднамеренной безжалостностью. – Ты помогала мне прежде всего избегать мою мать, избавиться от шквала ее звонков и эсэмэсок. Завтра тебе снимут повязку, и ты больше не будешь нуждаться во мне. Поэтому я сейчас уйду и больше не вернусь.
Трикси застыла, пораженная. Она не поверила тому, что услышала только что. Дэниелу показалось, что она вот-вот заплачет, и он казнил себя за жестокость. Но Трикси стиснула зубы, в глазах полыхнуло пламя.
– Ты так решил? Хорошо, иди и не возвращайся. Но знай, ты не имеешь никакого представления о себе настоящем.
Дэниел был потрясен отповедью Трикси. И в то же время заинтригован.
– Что значит – не имею представления? Я такой, какой есть.
– Нет! Ты не такой, каким хочешь казаться. И не настолько труслив, чтобы постоянно избегать разговора с матерью. Ради бога!
Труслив? Теперь настала очередь застыть Дэниелу.
– И еще. Ты действительно прирожденный отец. Тебе это на роду написано. Ты испытываешь настоящее удовольствие каждую секунду, проводя время с детьми. Или таким сделал тебя опыт твоей собственной жизни? Может быть. Потому что, пройдя сквозь огонь и воду детских страданий, ты очень глубоко чувствуешь, что нужно детям. Ты даришь им свою любовь. И ты хочешь все это упустить в своей собственной жизни? Если ты считаешь, что лучше посвятить свою жалкую, презренную жизнь безудержной гонке за кажущимся благополучием, иди. Это твои проблемы. Мне жаль тебя, Дэниел Ривертон.
Трикси Марш назвала его жизнь жалкой, презренной. Ей жаль его?!
– Не оставляй дверь открытой, когда выйдешь отсюда, – сказала Трикси, поднимаясь с дивана, и, потеснив Дэниела, направилась через гостиную в свою спальню, бесшумно закрыв за собой дверь.
Дэниел же прошел через кухню, стараясь не смотреть на рисунок, где была изображена спальня с темными стенами и ковром, имитирующим шкуру зебры. Этот рисунок висел на дверце холодильника.
Да, он недооценил Трикси во всех отношениях.
В гостиной Дэниел с трудом поборол искушение пойти посмотреть напоследок на мирно спящих монстров и поспешно вышел из квартиры, быстро закрыв за собой дверь, чтобы в щель не проскочил Фредди.
А Трикси сидела на краю кровати, уставившись на свои руки. Они дрожали. Итак, он ушел. Трикси слышала, как за ним захлопнулась входная дверь.
Она не могла поверить в то, что только что сделала! И еще в то, что на самом деле была довольна, что сделала это.
– О боже мой! – едва слышно проговорила Трикси. Сейчас она была чрезвычайно благодарна судьбе за то, что Майлсу хватило ума не возвращаться.
Конечно, Трикси понимала, что это была их с Дэниелом первая крупная ссора. Переживут ли они ее? Но она также знала, что если нет, то это означает, что начавшееся между ними – недостаточно для настоящих отношений. Впрочем, сердце Трикси безмолвно подсказывало, что всего было достаточно. Более чем. Потому что то, что начиналось между ней и Дэниелом, называлось любовью. А любовь всегда самодостаточна.
И пусть Дэниел боялся любви и, несмотря на очевидное, не хотел признаваться в зародившемся чувстве даже себе, Трикси знала, каков он на самом деле. И у него достаточно смелости, чтобы открыть свое сердце этому чувству. Но ее уверенность в собственных умозаключениях поколебалась, когда Дэниел не позвонил ей на следующий день. И на следующий тоже.
Близнецам тоже было плохо без Дэниела. Они погрустнели, словно утратили что-то.
Лишь три дня спустя Трикси удалось вовремя уложить девочек спать. Но спали они урывками, постоянно просыпаясь. Трикси даже была вынуждена дремать рядом с ними на кушетке.
