Роберт Напп - Скрытая жизнь Древнего Рима. Рабы и гладиаторы, преступники и проститутки, плебеи и легионеры… Жители Вечного города, о которых забыла история

Фатализму посвящено множество изречений, вот лишь несколько примеров: «Легче заслужить благосклонность Фортуны, чем удержать ее» (Публий Сир. Сентенции, 198); «Когда Фортуна нас ласкает, она хочет нас соблазнить» (Сентенции, 197); «Фортуна не довольствуется тем, чтобы навредить только однажды» (Сентенции, 213).

У бедняков весьма неожиданным следствием роли судьбы явилось понимание необходимости рассчитывать на самого себя. Поскольку на богов полагаться нельзя, а судьба капризна, человеку лучше рассчитывать на собственный труд и находчивость. Об этом говорится в басне «Погонщик и Геракл»:

(Бабрий. Басни, 20)

Это представление вполне согласуется с положительным отношением бедняков к труду, о котором я уже говорил.

Также я упоминал и о том, что главное, что определяло всю жизнь бедняка, – это его подчиненное положение, зависимость от остальных, которые, помимо всего прочего, присваивали себе часть произведенной им продукции. Источником этой зависимости отчасти были мифы, отчасти она сложилась исторически, но неимущие попросту считали, что так уж устроена жизнь, и ничего не поделаешь. Пожалуй, в этой ситуации была доля мрачного юмора, что подтверждается одним из греческих анекдотов: «Педант хотел научить осла ничего не есть и перестал засыпать ему корм. Когда осел околел с голоду, педант сказал: „Как много я потерял! Только что он научился ничего не есть – и вдруг умер!“» (Филогелос).

Основной смысл подчиненного положения бедняка заключался в том, что его благополучие всегда до известной степени зависело от произвола властей – это хорошо отражено в басне «Страшнее, чем всегда»: «Лев взбесился от ярости. Олененок, увидевший его из леса, вскричал: „Горе нам! Что бы он ни сделал в ярости – он страшен нам и в здравом рассудке!“» (Бабрий. Басни, 90).

Лукиан говорил о беспомощности бедного перед богатым, когда заставил одного из героев «Сатурналий» обратиться к титану Кроносу и попросить его возродить золотой век, когда «…люди сами были золотыми, и нигде не было нищеты. А что до нас [бедных], про нас даже и подумать не могли как о руководителях, и большинство из нас добывают пищу тяжелым трудом; и нищета, нужда и беспомощность, как и восклицания „Увы!“, „Как мне это добыть?“, „О, что за горе!“ и тому подобные постоянно слышатся, во всяком случае среди нас, бедных. Можешь поверить, мы не так бы расстраивались из-за этого, если бы не видели, что богатые, живущие в роскоши, имея столько золота и серебра в сундуках, множество одежд, рабов, повозок с лошадьми, дома и земли, и всего этого много, не только не делятся этим с нами, но даже не удостаивают нас, бедных, внимания. Вот что больше всего удручает нас, Кронос, и мы считаем невыносимым, что такой человек возлежит в пурпурном одеянии и объедается этими яствами досыта, до отрыжки, принимает поздравления своих гостей и только и знает, что веселится, тогда как я и такие же бедные люди гадаем, где бы нам раздобыть четыре обола, чтобы поспать, поев хлеба или ячменной похлебки с листиком кресс-салата или луком» (Лукиан. Сатурналии, 20–21).

Несмотря на свою зависимость, неимущие знали себе цену и хотели, чтобы к ним относились с уважением. Это показано в одном эпизоде из «Сатирикона», в котором Коракс нанимался носильщиком, на обычную поденную работу, и резко подчеркивал свое звание человека: «Что вы, считаете меня за вьючное животное, что ли, или за грузовое судно? Я подрядился нести человеческую службу, а не лошадиную. Я такой же свободный, как и вы, хоть отец и оставил меня бедняком» (Сатирикон, 117).

Однако в обществе существовал modus vivendi, при котором большая часть состояния доставалась богатым, а неимущим – лишь жалкие крохи, которых хватало, чтобы не умереть с голоду. Здесь имелось в виду соблюдение некоего равновесия: если богатые требовали слишком многого, им грозила гибель от восставших бедняков (что случалось относительно редко) или последние сами умирали от голода. Смерть неимущих не устраивала знатных, так как они лишались дешевой рабочей силы, потому им приходилось поддерживать некоторое равновесие, крепко удерживая власть в своих цепких руках.

Единственное, что давало силы бедным в отношениях с вертикалью власти, – это понимание взаимной полезности. Отношения патрона с клиентом строились именно на этом принципе симбиоза: у каждой стороны было то, что нужно другой, поэтому они оказывались неразрывно связанными друг с другом. Богатые получали от бедных прибыль и почтительность; а бедные – помощь богатых в тяжелых обстоятельствах, ибо у них имелись для этого деньги и возможности. Вот басня, в которой эта ситуация объясняется с точки зрения бедного:

(Бабрий. Лев и мышь)

В действительности, как обычно, все оказывалось в руках богатых. Клиенты могли, конечно, напомнить о своем моральном праве получить помощь, но реальной возможности торговаться не имели, но на покровительство им нельзя было полагаться. Девиз – лучше оставаться незаметными, тем самым избегая проблем, как в басне «Рыбак и рыбы»:

(Бабрий. Басни, 4)

Разумеется, не обходилось и без конфликтов. Клавдий Элиан приводил пример, как в древнегреческие времена бедные оказались в безвыходном положении и восстали: «Коринфские богачи Теокл и Трасонид, а также митиленец Праксид проявили презрение к деньгам и великодушие, видя, что их сограждане бедствуют. Мало того, эти люди убеждали других облегчить тяжелую участь неимущих. Ничего не добившись, они решили простить своим должникам долги; благодаря этому они спасли собственную жизнь, так как те, кому заимодавцы не отпустили долгов, напали на них, в ожесточении прибегнув к оружию, и, оправдывая это крайней степенью нужды, убили» (Элиан. Пестрые рассказы, 14.24).

Случай не столь радикального, но достаточно серьезного сопротивления приводится в басне «Схватка быка и мыши»: «Мышь укусила быка. Бык набросился на мышь, чтобы отомстить ей. Мышь опередила быка, снова спрятавшись в своей норке. Быку пришлось колотить в стенку рогами, и, наконец, выбившись из сил, он лег на землю и заснул перед норкой. Тогда мышь осторожно выглянула наружу, вылезла, подбежала к нему и укусила еще раз, после чего снова убежала. Бык подскочил, не зная, что делать. А мышь пропищала: „Самый большой не значит самый сильный. Порой сильнее оказывается маленький да робкий“» (Бабрий. Басни, 112).

Восстание, которое могло круто изменить жизнь богатых, имело в глазах бедняков определенную привлекательность, как свидетельствовал один пророк из Оксиринха в Египте: «…мятеж и война… и богатые тяжело пострадают. С них будет сбита спесь, а их имущество будет захвачено и отдано другим…» (П. Окси, 31.2552).

Мятежи бедняков становились центром внимания знати, а также сочувствующих. Но богатые всегда могли противопоставить взбунтовавшейся черни серьезные военные силы, что и объясняло редкость восстаний бедняков и их неспособность захватить власть в свои руки. Как правило, богатые достигали успеха путем пролития крови или захвата предводителей мятежников. В результате бедные снова оказывались подавленными и униженными, так происходило и в античные, и в последующие времена. Очевидно, неимущие сохраняли память о мятежах, закончившихся тяжелым поражением, поэтому воздерживались от восстаний, во всяком случае до тех пор, пока их положение снова не становилось невыносимым.

Но бедняки могли и по-иному взглянуть на свое существование. Они искренне верили, что так уж устроена жизнь, что богатые должны властвовать, а их удел – подчиняться им. И эта вера помогала им смириться со своим зависимым положением в обществе. Чарльз Диккенс отразил такое сознание подчиненности в повести «Колокола»: