13. Так наставляла простодушная и милосердная тростинка страдалицу Психею, как избавиться ей от гибели. Она прилежно внимала ее советам, и раскаиваться ей не пришлось: все в точности исполнив, она тайком набирает полную пазуху мягкой золотисто-желтой шерсти и приносит Венере. Однако не вызвало одобрения у госпожи вторичное исполнение вторичного сопряженного с опасностью приказа. Нахмурив брови и злобно улыбнувшись, говорит она: «Небезызвестен мне и этого подвига распутный свершитель! Но вот я испытаю как следует, вполне ли ты обладаешь присутствием духа и особенным благоразумием. Видишь там высящуюся под высочайшей скалой вершину крутой горы, где из сумрачного источника истекают темные воды? Приблизившись к вместительной, замкнутой со всех сторон котловине, они орошают стигийские болота и рокочущие волны Коцита[49] питают. Оттуда, из самого истока глубокого родника, зачерпнув ледяной воды, немедленно принесешь ты ее мне в этой скляночке». Сказав так, она с еще более страшными угрозами передает ей бутылочку из граненого хрусталя.
14. А та с усердием, ускорив шаг, устремляется к самой вершине горы, думая, не найдет ли хоть там конца горестной своей жизни. Но, добравшись до мест, прилежащих к указанному хребту, видит она смертельную трудность необъятного этого подвига. Невероятная по своей громадности и безнадежная по недоступной крутизне высоченная скала извергала из каменистых теснин приводящие в ужас родники; выброшенные из жерла наклонного отверстия, они сейчас же сбегали по круче и, скрывшись в выбитом русле узкого канала, неприметно для глаза стекали в соседнюю долину; направо и налево из углублений в утесах выглядывали, вытянув длинные шеи, свирепые драконы, глаза которых обречены были на неусыпное бдение и зрачки вечно глядели на свет. К тому же воды, обладающие даром речи и сами себя охраняя, поминутно восклицали: «Назад! Что делаешь? Смотри! Что задумала? Берегись! Беги! Погибнешь!» Окаменела Психея, видя невыполнимость своей задачи, телом была там, но чувствами отсутствовала, и, совершенно подавленная тяжестью безвыходной опасности, была она лишена даже последнего утешения – слез.
Трагедия
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Деянира.
Кормилица.
Гилл.
Хор трахинских девушек.
Вестник.
Лихас.
Старец.
Геракл.
Деянира
Есть поговорка древняя в народе:
О жизни человека не суди,
Пока он жив, была ль она счастливой.
Но о своей – и не сойдя в Аид —
Скажу: она печальна и мрачна.
Еще в Плевроне у отца Ойнея[50]
Я испытала ужас сватовства,
Как ни одна этолянка. Меня
Сам Ахелой[51] присватал, бог речной.
Просил отца, являясь в трех обличьях:
Тельцом вбегал он, змеем приползал
Чешуйчатым, показывался мужем
Быкоголовым. С бороды косматой
Текли обильно струи ключевые.
Готовясь к браку с женихом таким, —
Злосчастная, – лишь смерти я молила:
О, только бы с ним ложа не делить!
Но вовремя, на радость мне, предстал
Сын знаменитый Зевса и Алкмены.
Он с Ахелоем в бой вступил и спас
Меня. Как шел меж ними поединок,
Не мне судить. Не знаю. Рассказать
О том свидетель мог бы хладнокровный.
А я сидела в страхе, трепетала, —
Не принесла б мне горя красота!
Но Зевс-Борец послал исход счастливый.
Счастливый ли? Став избранной женой
Геракловой, живу всечасно в страхе,
О нем тревожась. День приносит муку,
Приносит муку ночь, сменяясь днем.
Детей мы народили. Только редко
Он видит их: так пахарь навещает
Участок дальний в жатву да в посев.
Едва вернется, вновь уходит: он
Работает весь век свой на других.
Теперь, когда он подвиги окончил,
Еще сильней терзаюсь я тревогой.
Со дня, как им сражен Ифит[52] могучий,
Мы здесь, в Трахинском городе,[53] в изгнанье
Среди чужих живем, – а где Геракл
Скитается? Кто знает? Скрылся он,
Жестокой скорбью душу мне наполнив.
Но чует ныне сердце: с ним беда.
Не малый срок, – ведь целых десять лун
И пять еще, как нет о нем известий.
Стряслась беда… Он как-то мне оставил
Дощечку эту… День и ночь молюсь,
Чтоб отвратили боги гнев от нас.
Кормилица
Царица Деянира, постоянно
Я вижу, как томишься ты и плачешь
О том, что вновь Геракла нет с тобой.
Но ежели позволено рабыне
Советовать свободной, я скажу:
Ты сыновьями так богата, – что же
Их не пошлешь родителя искать?
И первым – Гилла, если об отце
Он в самом деле жаждет доброй вести.
Но вот он, резвый, сам домой спешит,
И если мой совет был подан впору,
Его и сына с пользой примени.
Деянира
Дитя мое! И от простых людей
Совет услышишь мудрый: вот рабыня,
А речь ее достойна вольных уст.
Гилл
В чем дело, матушка? Скажи, коль можно.
Деянира
Ты ничего не знаешь об отце,
Где он пропал, – и это, право, стыдно.
Гилл
О нет, я знаю, если верить слухам.
Деянира
О чем же слухи, сын мой? Где он скрылся?
Гилл
Толкуют, будто прошлый год провел
Он у одной лидиянки[54] в рабах.
Деянира
И рабство снес… Чего еще дождемся?
Гилл
Но будто службы срок к концу пришел.
Деянира
Да где же он, по слухам? Жив иль мертв?
Гилл
Еврита[55] град на острове Евбее
Он осадил… иль хочет осадить.
Деянира
А знаешь ли, мой сын, что он оставил
Об этом крае мне богов вещанье?
Гилл
Какое, мать? О чем оно гласит?
Деянира
Что предстоит ему там жизнь окончить
Иль, на плечи подняв последний подвиг,
Остаток дней спокойно провести.
В час роковой ужель, дитя мое,
К родителю не поспешишь на помощь?
Погибнет он – и мы погибли тоже,
Спасется он – и мы все спасены.
Гилл
Нет, нет, иду! Когда бы знал я раньше
Пророчество, отправился б давно.
Жизнь мирно шла, и не было причин
Так горевать, так за отца страшиться.
Теперь же я не пожалею сил
И об отце всю правду разузнаю.
Деянира
Ступай же! Никогда искать не поздно;
Благая весть тебя вознаградит.
Хор Строфа 1
Ты, кого ночь порождает,
Звездный теряя убор,
А засияв, – провожает ко сну,
Пламенный Гелий, о Гелий, молю,
Ты мне поведай о сыне Алкмены:
Где же скитается он?
Молви мне, бог лучезарный,
У каких лукоморий он медлит?
Или желанный приют он обрел
В чужедальнем краю?
Мне ответствуй, о зоркий из зорких!
Антистрофа 1
Вижу: скорбя неутешно
Долгие ночи и дни,
Единоборством добытая встарь,
Сирою птицей сидит Деянира;
Тяжко тоскует она и не в силах
Горькие слезы унять.
Страх за супруга-скитальца
На ложе давно одиноком
Вечной тревогой терзает ее.
Горемычной, ей дан
Лишь судьбы неминуемой жребий.
Строфа 2
Как бесчисленные волны
Под Бореем или Нотом[56]
Набегут в открытом море,
Налетят и вновь уйдут, —
Так и Кадмова сына[57]
То потопит, то вынесет
Жизни море бездонное —
Многотрудная зыбь.
Но его отводят боги
От обители Аида,
Безупречного стрелка.
Антистрофа 2
Выслушай упрека слово:
По-иному смею думать.
Упование благое
Надо в сердце нам хранить.
Царь Кронид вседержавный
Не давал испокон веков
Роду, смерти подвластному,
Лишь безоблачных дней.
Нынче горе, завтра счастье —
Как Медведицы небесной
Круговой извечный ход.[58]
Эпод
В жизни все непостоянно:
Звезды, беды и богатство.
Неустойчивое счастье
Неожиданно исчезло,
Миг – и радость возвратилась,
А за нею – вновь печаль.
Помни же закон всеобщий
И надейся, о царица!
Разве видано от века,
Чтобы к чадам земнородным
Зложелателен был Зевс?
Деянира
Слыхали вы о горести моей
И потому пришли; но всех терзаний
Вам не понять моих: они вам чужды.
Ведь молодости нежное растенье
В пределах заповедных расцветает,
Где никогда его ни зной, ни дождь,
Ни ветер не тревожат, безмятежно
Среди отрад проводит дева юность,
Пока ее женой не назвал муж,
Пока она не стала спать тревожно
В заботах о супруге и семье.
Но, долю женскую познав, она
Поймет мои страданья. Много в жизни
Различных я оплакивала бед,
Но об одной – о новой – расскажу.
Когда Геракл, мой господин, из дома
Ушел в последний раз, он мне оставил
Старинную дощечку с завещаньем.
Он никогда, куда б ни шел на подвиг,
Мне до сих пор о нем не говорил.
На сей же раз, как будто на смерть шел,
Определил мне часть мою и сколько
Земли отцовской детям завещает.
Сказал, что если год и четверть года
Отсутствовать он будет на чужбине,
То в этот срок иль жизнь скончает там,
Или, избегнув смерти, дней остаток
В ненарушимом мире проживет.
Так он раскрыл божественный глагол
Об окончанье подвигов Геракла.
Ему об этом провещал в Додоне
Старинный дуб устами голубиц.
Пророчество сбывается теперь,
Как надлежало сбыться, в должный срок.
И как бы я спокойно ни спала,
Вдруг просыпаюсь в ужасе, дрожа,
Что лучшего из смертных я утрачу.
Хор
