– Куда я хочу отправиться?
– Да. Я немного поразмышляла по поводу твоего желания оставить Дахар.
На самом деле Нихат только этим и занималась. В этот раз она будет здесь, а он уедет.
Она давно свыклась с жизнью без Азиза и добилась гораздо больше, чем в самых смелых своих мечтах.
– Аяан не позволит тебе вернуться в пустыню. Вероятнее всего, Аяан, король Малик и королева Фатима… – Лицо Азиза исказилось, когда он услышал имя матери, но Нихат заставила себя продолжить: – Они позволят тебе уехать, если ты займешься одним из деловых международных проектов, которые поддерживает Дахар. Ты не можешь выкинуть их из своей жизни, Азиз. И ты не можешь ничем не заниматься. Это убьет тебя.
– Я попытаюсь.
– Я задала Аяану несколько вопросов, солгав, что ищу, о чем могу с тобой поговорить.
– Я и забыл, как ты скрупулезна, если что-нибудь решишь.
– Выбирай между инвестиционной компанией в Нью-Йорке, ипподромом в Абу-Даби и, конечно… твоим любимым Монако. – Последние слова застряли в ее горле, как колючки, отказываясь срываться с губ.
Нихат охватывала иррациональная ненависть к этому месту всякий раз, когда она читала в газетах о его похождениях за год до террористической атаки. Это чувство усилилось в то утро, когда Азиз потребовал стриптизершу…
В его глазах сверкнул вызов.
– Что еще ты хочешь сказать, Нихат?
Этот вопрос словно сгустил атмосферу, и возникло ощущение, что сейчас произойдет взрыв. Любой намек мог послужить детонатором и разрушить ее тщательно налаженную жизнь.
Она покачала головой.
– Я вижу… – Она прерывисто выдохнула, когда его рука коснулась ее. – Я заметила, что ты не совсем не в форме, но определенно испытываешь боль.
Азиз рассмеялся, однако в его смехе не было веселья.
– Не говори Аяану. Когда он прихватил меня в пустыне, то сбил меня с ног, и я упал прямо на раненое бедро. К тому же чем дольше…
–…чем дольше ты сидишь, пьешь и бросаешь бутылки в фантомы, тем острее становится боль.
– Да. Но это было забавно, Нихат.
Она покачала головой, хотя к ее губам подступила улыбка. Это озорство… Невероятно, но оно в нем все еще живо.
– Я считаю, что тебе необходимо двигаться как можно больше. Для наших целей подойдет и баня. Пар распарит твое бедро, прежде чем мы начнем заниматься. С кем я могу связаться, чтобы получить медицинское заключение, касающееся пулевого ранения?
– Заключения нет.
Нихат растерялась.
– Тогда кто…
– Как только террористы поняли, что я им без надобности, они бросили меня в пустыне умирать и переключились на Аяана. Он по-прежнему представлял для них ценность. – Азиз произнес это низким усталым голосом, и у нее по коже побежали мурашки. – Я потерял много крови… Меня нашли миджаб. Они обработали бедро, как могли. К счастью, я был без сознания.
– Но миджаб не самое цивилизованное племя. Это чудо, что ты можешь стоять.
Ее мгновенно охватило раскаяние. Потому что это не было чудом.
Даже пройдя через ад, даже раздавленный презрением к самому себе, Азиз аль-Шариф обладал слишком сильным характером, чтобы просто сдаться и умереть. Он был всем обязан своей воле и ничему больше.
– Мне нравится думать об этом как о наказании.
– Наказании?
– Смерть была бы для меня слишком легким выходом, – спокойно, словно не сомневался в этом, сказал он. – Жить гораздо сложнее.
У Нихат сердце заболело от пустоты, которая скрывалась за этими словами.
– Почему ты думаешь, что должен за что-то платить? Почему ты не вернулся домой, когда немного оправился?
Это приводило в недоумение Аяана. И ее тоже. Тот факт, что наследный принц предпочел остаться за пределами Дахара, потрясал основы ее мироздания.
Он отвернулся, показывая, что разговор окончен.
– Ты должна проводить меня в баню.
Все, что Нихат хотела сказать, забылось. Насладиться минутой ничем не сдерживаемого, хоть и неразумного желания, которое она испытывала к нему, – это одно, оказаться с Азизом в парной – совсем другое.
Она помогала появиться на свет младенцам и давно избавилась от ложной скромности и щепетильности. Но это был… он.
Азиз остановился у двери:
– Ты считаешь, что я выхожу за рамки приличий, и хочешь все отменить, доктор Захари?
Нихат сжала кулаки, мечтая стереть усмешку с его лица. Азиз постоянно будет подталкивать ее к бегству.
– Тебе известно, Нихат, что Аяан приказал перевести в это крыло всех старых слуг, которые помнят меня ребенком?
– Да. Это неплохая мера предосторожности. Ведь ты настаиваешь на том, что в Дахаре не должны знать, что ты жив.
– Это те самые люди, которые носили меня на плечах по дворцу, учили кататься на велосипеде, праздновали со мной, когда я был объявлен наследным принцем. Это те люди, которые знали меня всю жизнь, Нихат. А теперь я вижу в их глазах жалость. Эта жалость… – В его голосе звучала мука. – Если тебя пугает перспектива находиться со мной и помогать мне, скажи это. Но я не приму помощь ни от кого другого.
Восемь лет назад упорство Азиза ее расстроило бы, но не сейчас. Она старалась казаться спокойной:
– В прошлом я была поглощена тобой, и боялась тебя, и восхищалась тобой, и бог знает что еще. Больше я ничего подобного не испытываю.
Он окинул взглядом ее фигуру в хлопчатобумажной тунике и легинсах.
– Я это заметил. Жизнь вдали от Дахара определенно пошла тебе на пользу. Тебе придется сменить одежду.
– Я нахожусь на службе, помнишь? Я не твоя приятельница. И к тому же я уже приняла душ.
Азиз улыбнулся и встал рядом.
– Я знаю. Я чувствую аромат твоего жасминового мыла. Ты пахнешь так же, как пахла восемь лет назад. – Он говорил так, словно это проклятие, от которого ему не избавиться. А у нее возникло чувство, что ей не хватает воздуха. – Но мне понадобится помощь, а в этой одежде ты вымокнешь.
Нихат не сдалась. По крайней мере, не совсем. Помещение, в которое они вошли, было архитектурным чудом – просторное, с арочными проемами, отделанное золотистым мрамором, с горящими свечами. Воздух был пропитан запахом эвкалипта, и повсюду на столиках стояли хрустальные графины разнообразных форм.
Азиз лег в центре на возвышении лицом вниз, бедра его были прикрыты белым плотным полотенцем. Уступка для нее.
Пряди волос липли ко лбу Нихат, кожу покалывало, она была как в огне. Неожиданно ее охватило жгучее любопытство, ей захотелось увидеть его рану.
Конечно, это ничего не изменит. И все же она не могла себя переубедить. По словам Аяана, Азиз ни с кем не говорил о своем ранении, даже с врачом. Но она догадывалась, какой ужас ему пришлось пережить.
Таймер, который Нихат поставила на тридцать минут, зазвенел. Стерев рукавом пот с лица, она подошла к Азизу, наклонилась и положила руки ему на плечи. Его кожа была бархатной.
– Азиз, достаточно.
Он опустил подбородок на руки, в его угольно-черных глазах полыхали тысячи эмоций. Лицезрение четких черт его лица было чувственным пиром.
– Ты должна мне помочь.
Улыбки на лице Азиза не было, но не было и горечи.
Кивнув, Нихат закатала рукава и подхватила его под мышки. Его мускулистые руки обняли ее за талию, и он поднялся, перенеся вес на левый бок. Его запах опутал ее, его пот смешался с ее потом.
Она отвела взгляд, и он натянул свободные хлопковые брюки.
– Я хочу ее увидеть, Азиз, – торопливо прошептала Нихат.
– Ты выбрала не лучшее время. Пар этому не способствует, – сказал он с усмешкой, навевающей греховные мысли.
– Что? – Ее щеки запылали, когда она поняла, что он имеет в виду. – Я говорю не о твоей… твоем…
– Да, доктор Захари? О чем именно ты не говоришь? – с вызовом поинтересовался Азиз, уголки его губ поползли вверх.
Проблеск его лукавого юмора пробудил в ней желание.
Нихат приходилось видеть обнаженных мужчин. И она не позволит принцу Дахара превратить ее в заливающуюся румянцем старшеклассницу.
– Я хочу увидеть не твой пенис. Знаешь что, я также могу сказать «секс», «влагалище», «эрекция» и…
Азиз откинул голову и рассмеялся. Это был густой, заразительный, искренний смех, от которого у нее защипало в глазах и болезненно стеснило грудь. Она хотела слышать его снова и снова, видеть блеск его зубов, чувствовать его тепло. Навсегда стать той, которая способна заставить его смеяться.
– Ты стала другой, Нихат. Более веселой, дерзкой… Чем бы ты ни занималась в Нью-Йорке, это пошло тебе на пользу.
В воздухе повис невысказанный вопрос. Но в этот раз Нихат не попалась на удочку.
– Я хочу взглянуть на твою рану. Его смех замер.
– Ты ничего не сможешь сделать с ней.
Ее босые ноги заскользили по полу, и она ухватилась за Азиза.
– Предпочитаю сама судить об этом. И каким бы ты ни был высокомерным и всезнающим, врач здесь – я.
Его пальцы сжали ее руки, тонкий хлопок туники не препятствовал прикосновению. Глаза мужчины пожирали ее.
– Но я – принц. Мне принадлежит власть. Правила устанавливаю я, Нихат. Ты, похоже, пребываешь в заблуждении, считая, что важна для меня, как и восемь лет назад. Это не так. Ты просто полезна мне. Не принимай это за что-то большее.
