Вильгельм Рубрук в своих записках рассказал не только об особенностях приема иностранных послов в ставке Бат-хана, но и кратко описал саму столицу Золотоордынского улуса: «Итак, когда я увидел двор (ставку) Бат-хана, я оробел, потому что собственно дома его казались как бы каким-то большим городом, протянувшимся в длину и отовсюду окруженным народами на расстоянии трех или четырех лье. И… каждый знал, с какого бока двора должны они размещаться, когда они снимают свои дома [с повозок]. Отсюда двор (ставка Бат-хана) на их языке называется ордой, что значит «середина», так как он всегда находится посередине их людей, за исключением того, что прямо к югу не помещается никто, так как с этой стороны отворяются ворота двора. Но справа и слева они располагаются как хотят, насколько позволяет местность…»
С легкой руки персидских летописцев, столицу Золотоордынкого улуса принято называть Сараем. В переводе с персидского «сарай» означает «дворец, орда». Монголы же, как утверждает Вильгельм Рубрук, называли ставку Бат-хана по-монгольски «Ордой», следовательно, и столицу своего улуса они величали «Ордой Бат-хана», что у персов и тюрок превратилось в «Сарай Бату». Что же касается названия улуса Бат-хана – «Золотая орда», то своим появлением, как мне представляется, оно «обязано» именно названию столицы…
Заметим, что столица Бат-хана находилась практически в самом центре Золотоордынского улуса. Помимо этого, при выборе места для будущей столицы Бат-хан учитывал и другие факторы: и то, что здесь проходили главные торговые пути, и то, что близлежащие кипчакские степи были самым подходящим местом для развития традиционного монгольского скотоводства, и, главное, из центра лучше всего было «держать в поле зрения» все округа улуса (их было девять: Хорезм; Кипчакская степь; Хазария (очевидно, Дагестан); Крым; Приазовье; Черкесия; Валахия (очевидно, Болгария и Молдавия); Алания (Осетия); Русь) и управлять ими. В его столицу, в Орду Бат-хана, как пишет Джувейни, «государи соседние, властители (разных) стран света и другие (лица) приходили к нему на поклон… Торговцы с (разных) сторон привозили ему различные товары; все это, что бы оно ни было, он брал и за каждую вещь давал цену, в несколько раз превышавшую ее стоимость. Султанам Рума, Сирии и других стран он жаловал льготные грамоты и ярлыки, и всякий, кто являлся к нему, не возвращался без достижения своей цели».
Обряд очищения огнем. Иллюстрация из книги «Путешествие в восточные страны» Вильгельма де Рубрука. 1253 год
Уточним, что «льготные грамоты и ярлыки» получали лишь те правители вассальных княжеств, кто изъявлял полную покорность Бат-хану, кто на своей удельной территории обеспечивал выплату дани, выполнение различных повинностей (воинской, ямской и т. д.), соблюдал «Великую Ясу», с уважением относился к обычаям и традициям монголов, в том числе религиозным и бытовым. В противном случае все заканчивалось весьма трагично. Подтверждение тому, к чему приводил отказ следовать традициям и законам монголов, предоставил Плано Карпини в своих записках: «Отсюда недавно случилось, что Михаила (князя Черниговского), который был одним из великих князей Русских, когда он отправился на поклон к Бат-хану, они (приближенные Бат-хана приказали провести обряд очищения огнем) заставили раньше пройти между двух огней; после они сказали ему, чтобы он поклонился на полдень Чингисхану (очевидно, статуе или портрету Чингисхана). Тот ответил, что охотно поклонится Бат-хану и даже его рабам, но не поклонится изображению мертвого человека, так как христианам этого делать не подобает. И, после неоднократного указания ему поклониться и его нежелания… Бат-хан послал одного телохранителя, который бил его пяткой в живот против сердца так долго, пока тот не скончался… Случилось также в недавнюю бытность нашу в их земле, что Андрей, князь Чернигова, который находится в Руссии, был обвинен пред Бат-ханом в том, что уводил лошадей Татар из земли и продавал их в другое место; и хотя этого не было доказано, он все-таки был убит. Услышав это, младший брат его прибыл с женою убитого к… Бат-хану с намерением упросить его не отнимать у них земли. Бат-хан сказал отроку, чтобы он взял себе в жены жену вышеупомянутого родного брата своего, а женщине приказал взять его в мужья согласно обычаю Татар. Тот сказал в ответ, что лучше желает быть убитым, чем поступить вопреки закону. А Бату тем не менее, передал ее ему, хотя оба отказывались, насколько могли…»
Как свидетельствует Рашид ад-Дин, Бат-хана «называли Сайн-хан», что в переводе с монгольского означает «Хороший хан». Но связано это было не с тем, что он был для всех хорошим; просто у монголов после смерти ханов их имена были табуированы – их запрещалось упоминать по имени, что и нашло отражение в древних летописях.
Он был совершенным христианином и часто являлся виновником спасения многих, обращая в христианскую веру из своих и из чужих.
Вардан Великий, армянский летописец
Не говорите, что наш господин – христианин, он не христианин, а монгол.
Несторианец по имени Койяку, который считается одним из старших при дворе Сартага
В 1255 году Бат-хан отправил своего сына Сартага в Каракорум к Великому монгольскому хану Мунху, который созвал Великий хуралдай. Как пишет монгольский исследователь истории Золотоордынского улуса С. Цолмон, Бат-хан по состоянию здоровья не только не смог сам отправиться в Монголию, но и обратился к Великому хану с просьбой передать Сартагу полномочия по управлению Золотоордынским улусом. Когда Сартаг находился в Каракоруме, пришла весть о смерти Бат-хана. Как пишет Рашид ад-Дин, «Мунх-хан встретил его (Сартага) прибытие… с почетом, утвердил за ним престол и государство (Золотоордынский улус)…». Мунх-хан, конечно же, помнил о личном участии Сартага в возведении его на престол Великого хана. Рашид ад-Дин писал об этом так: «Он сам (Бат-хан) возвел Мунх-хана на ханство и заставил всех своих братьев, родственников и эмиров подчиниться и покориться ему. Он послал вместе с ним своего брата Бэрха и своего сына Сартага, который был наследником престола, с тремя тумэнами войска, дабы они в местности Онон и Керулен, которая была коренным юртом Чингисхана, посадили его на престол ханства и трон миродержавия и исправили и загладили бы козни детей Угэдэй-хана, замысливших вероломство».
Очевидно, что Бат-хан задолго до своей кончины объявил Сартага своим преемником, вводил его в курс дел по управлению Золотоордынским улусом, и в частности Русью. Об этом свидетельствуют и другие источники той эпохи. Так, современник Сартага, армянский историк Киракос Гандзакеци свидетельствует о том, что «воспитанный кормилицей-христианкой; вступив в возраст, он уверовал в Христа и был крещен сирийцами (очевидно, христианами несторианского толка), которые вырастили его. Он во многом облегчил положение церкви и христиан и с согласия отца своего издал приказ об освобождении [от податей] священников и церкви, разослал его во все концы, угрожая смертью тем, кто взыщет подати с церкви или духовенства, к какому бы племени они ни принадлежали, даже с мусульманских мечетей и их служителей. С этого времени, осмелев, стали являться к нему вардапеты, епископы и иереи. Он любезно принимал всех и исполнял все их просьбы. Сам он жил в постоянном страхе божьем и благочестии – возил с собой в шатре алтарь, всегда исполняя священные обряды».
Как оказалось, о «совершенном христианине» Сартаге знали не только армянские летописцы, но даже сам французский король Людовик IX, посол которого Вильгельм де Рубрук так рассказал о цели своего визита в Великий Монгольский Улус: «Мы слышали, что о вашем господине Сартаге (Sarcaht) говорят в Святой Земле, будто он христианин, и христиане этому очень обрадовались, а в особенности христианнейший государь, король франков… поэтому я намереваюсь отправиться к Сартагу и отвезти ему грамоту господина короля, в которой тот внушает ему о пользе всего христианства». Далее Вильгельм де Рубрук вот что еще рассказал о Сартаге: «На севере этой области (Крыма) находится много больших озер, на берегах которых имеются соляные источники; как только вода их попадает в озеро, образуется соль, твердая, как лед; с этих солончаков Бату и Сартаг получают большие доходы, так как со всей Руссии ездят туда за солью и со всякой нагруженной повозки дают два куска хлопчатой бумаги (очевидно, хлопчатобумажной ткани)… Морем также приходит за этой солью множество судов, которые все платят пошлину по своему грузу…
Итак, мы нашли Сартага близ Этилии (в низовьях Волги), в трех днях пути от нее; двор его показался нам очень большим, так как у него самого шесть жен, да его первородный сын имеет возле него их две или три, и у всякой есть большой дом и около двухсот повозок (телег-юрт). Наш проводник обратился к некоему несторианцу по имени Койяку, который считается одним из старших при дворе. Тот заставил нас идти очень далеко к господину, который именуется ямъям. Так называют того, на котором лежит обязанность принимать послов… Мы явились пред домом Сартага, и они подняли войлок, висевший пред входом, чтобы господин мог видеть нас. Затем они заставили причетника и толмача преклонить колена, а от нас этого не потребовали. Затем они очень усердно посоветовали нам остеречься при входе и выходе, чтобы не коснуться порога дома, и пропеть какое-нибудь благословение для Сартага. Затем мы вошли с пением «Salve, regina» («Радуйся, Царица»). При входе же в дверь стояла скамья с кумысом и чашами; тут были все жены его, и сами моалы (монголы), войдя с нами, теснили нас. Упомянутый Койяк подал Сартагу (принесенные Рубруком) курильницу с благовонием, которую тот рассмотрел, бережно держа в руке. После Койяк поднес ему Псалтырь, который тот усердно рассматривал, равно как и жена его, сидевшая рядом с ним. Затем Койяк принес Библию, и тот сам спросил, есть ли там Евангелие. Я сказал, что там есть [не только Евангелие, а] даже все Священное Писание. Он взял также себе в руку крест и спросил про изображение, Христа ли оно изображает. Я ответил утвердительно. Сами несториане и армяне никогда не делают на своих крестах изображения Христа; поэтому, кажется, они плохо понимают о Страстях или стыдятся их. После того Сартаг приказал удалиться окружавшим нас, чтобы иметь возможность полнее рассмотреть наши облачения. Тогда я подал ему вашу грамоту с переводом по-арабски и сирийски… При дворе Сартага были армянские (Hermeni) священники, которые знали по-турецки и по-арабски, и упомянутый товарищ Давида, который знал по-сирийски, по-турецки и по-арабски. Затем мы вышли и сняли наши облачения и пришли писцы и упомянутый Койяк и заставили перевести грамоту… В вечерние часы Койяк позвал и сказал нам: «Господин король (Людовик IX) написал хорошие слова моему господину, но среди них есть некоторые трудноисполнимые, касательно которых он не смеет ничего сделать без совета своего отца (Бат-хана); поэтому вам надлежит отправиться к его отцу». Прежде чем нам удалиться от Сартага, вышеупомянутый Койяк вместе со многими другими писцами двора сказал нам: «Не говорите, что наш господин – христианин, он не христианин, а моал» (монгол), так как название «христианство» представляется им названием какого-то народа. Они превознеслись до такой великой гордости, что хотя, может быть, сколько-нибудь веруют во Христа, однако не желают именоваться христианами, желая свое название, то есть моал (монгол), превознести выше всякого имени; не желают они называться и татарами. Ибо татары были другим народом…
