Унаследовав трон в Чанъане в 357 году, Фу Цзянь II тут же начал последовательные действия против соседей из других Шестнадцати царств. После двадцати лет борьбы он захватил их почти все, практически объединив север Китая под единой властью; он намеревался также поглотить и Цзинь.
В 378 году армия северян вышла из Чанъаня и двинулась к границам государства Цзинь. Император Цзинь, Сяо У-ди, оказал сопротивление, но постепенно в течение нескольких лет по одному потерял все свои приграничные города. В 382 году Фу Цзянь II был уже готов нанести из Чанъаня решающий удар. Он выступил на юг с войском колоссальных размеров – если верить летописям тех дней, в нём было 600 000 пехотинцев и 270 000 конников; в любом случае эта историческая гипербола указывает на армию небывалых размеров.11
Правитель Цзинь, Сяо У-ди, повел на север значительно уступавшую в размерах армию, собираясь отчаянно защищать сердце своей страны. Армии столкнулись на ныне высохшей реке Фэй-шуй в легендарной битве, ставшей одной из самых известных в китайской истории. «Мертвых было так много, – пишет одна из хроник, – что павшие служили подушками друг другу».12
К взаимному изумлению обоих правителей, победила меньшая армия Цзинь. Это поражение положило конец попыткам Фу Цзя-ня II воссоединить Китай. Ему так и не удалось переделать свое государство на китайский манер, оно держалось лишь благодаря мечу. Каждая завоевательная кампания все больше истощала страну. «Вы вели так много войн, – сказал императору один из его советников перед вторжением в земли Цзинь, – что ваши люди недовольны; им противны даже мысли о борьбе». После того, как Фу Цзянь II впервые потерпел поражение, он стал терять захваченные территории из-за бунтов и мятежей. Через два года после поражения на реке Фэйшуй он был задушен одним из собственных подчиненных.13
Убийцу звали Тоба Гуй. Как и Фу Цзянь, он был северянином. Его предки были кочевниками из племени сяньбэй. Само имя Тоба свидетельствовало о его «варварском» происхождении. Его родное государство, Дай, было завоевано Фу Цзянем II десятью годами ранее; дед его был местным князем, пока Фу Цзянь II не сделал Дай частью своей, в то время разраставшейся, северной империи.
Теперь Тоба Гуй провозгласил независимость Дай. Он сменил название страны с Дай на китайское Бэй Вэй[12], а вместо родового имени Тоба взял китайское имя Юань. Обзаведясь китайскими регалиями, он начал собственную кампанию по завоеванию и объединению севера.
А тем временем армия Цзинь на своих границах столкнулась с еще одним вызовом. Около 400 года разбойник по имени Сунь Энь начал набирать команду из моряков и рыбаков, живших на побережье.14 В течение двух лет этот пиратский флот бороздил прибрежные воды, нападая и грабя, чем заработал себе среди населения побережья имя «армии демонов». Император Цзинь возложил задачу уничтожения пиратов на своих военачальников, которым в 402 году удалось-таки разбить «армию демонов», но в процессе подавления мятежа военачальники получали всё больше власти.
Ослабление трона Восточной Цзинь, возрастающий уровень хаоса на северных границах и непрерывная смена власти на севере… Китай находился в состоянии постоянных перемен. Начало набирать силы монашеское движение, последователи которого демонстрировали отстраненность от царивших вокруг беспорядков.
Движение это восходило к самому Будде; считалось, что именно он создал первую общину монахов, отринувших то, что мешало их «пути к внутреннему совершенствованию».15 В начале V века монашество в основном сосредотачивалось вокруг нового культа Амитабхи. К 402 году два почитаемых ученых мужа – китайский философ Хунь-юань и индийский монах Кумараджива – уже широко распространили учение о Будде Амитабхе, «Безграничном Свете», что жил в Западном раю, в земле счастья, «в неоскверненном царстве, где возродятся все, кто верил в Будду».16
По сравнению с неопределенным и неприглядным настоящим Западный рай казался особенно чудесным. Он находился в стороне от воюющих северных государств и распадающейся Цзинь; монашеские общины, которые стали появляться в начале V века, старались отгородиться от всякой придворной политики. Вступить в монашескую общину означало отречься от мирской жизни, отдать всё своё личное имущество, отбросить все социальные связи, интересы и амбиции, соединяющие человека с культурой, обществом или государством за пределами монастыря. Но монастыри также представляли собой и убежище. Можно было не стремиться к самосовершенствованию – но обрести мир.
Последователи культа Амитабхи не имели ничего общего с мирской властью; сам Хуэй-юань редко покидал пределы монастыря – и его ученики разделяли с ним это бегство от внешнего мира.17 Их обычаи в корне отличались от обычаев христиан на Западе. Христианство начало служить нуждам императора. Но в стране Цзинь Хуэй-юань добился того, что буддийские монахи были избавлены от требования кланяться императору. Они избрали бытие в другой реальности, где ни северные битвы, ни южные войны не имели никакого значения.
СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХРОНОЛОГИЯ К ГЛАВЕ II
Глава третья
Империя Мудрости
Между 319 и 415 годами династия Гупта превращает Индию в империю и дает вторую жизнь санскриту, дабы на нем воспевалось ее величие.
Пока правители Цзинь пытались восстановить своё государство на значительно уменьшившихся землях, а Константин управлял страной из нового города у Черного моря, Индия сама являлась морем войн между мелкими царствами и дикими племенами. Никакая религия или идея, ни один правитель не были в состоянии объединить эту мозаику из крошечных государств. Маурья, последняя династия, подчинившая себе большую часть полуострова, давно канула в Лету. Север Индии многократно завоёвывали чужеземцы – греки, жители Центральной Азии и парфяне.1
Целостность государства несколько дольше продержалась на юге, где династия Сатавахана контролировала Декан – пустынные земли на юг от реки Нарбада. К третьему веку государство Сатавахана также погибло, и на их место пришел целый ряд сражающихся за власть династий. Еще южнее относительно долго правила династия Калабхра, свыше трехсот лет удерживая власть в своих руках и подчинив себе весь южный край полуострова. Однако от этого царства не осталось ничего, кроме немногих надписей – никакой задокументированной истории. В остальных частях Индии мелкие государства теснились плечом к плечу, не совершая попыток заполучить больше земель, чем есть у соседа.2
В 319 году мелкий царек одного из множества подобных государств передал трон своему сыну. Нам известно имя отца – Гха-токача, но не вполне ясно, где находились его земли – возможно, в древней стране Магадха, в устье реки Ганг, либо чуть дальше на запад.
Единственным и главным достижением Гхатокачи было заключение брака между его сыном Чандрагуптой и принцессой из рода Ликчави, некогда правившего собственным небольшим государством и до сих пор контролировавшего земли к северу от владений Гхатокачи.3 Поэтому когда в 319 году Чандрагупта унаследовал трон отца, его владения оказались больше, нежели у прочих мелких царьков Индии – у него было не только собственное государство, но и союз с семьей супруги. Этого оказалось достаточно. Он начал войну и в следующие несколько лет прошел по Магадхе с боем через древние страны Косол и Ватса, создав небольшую империю со столицей на берегу Ганга. В награду за это он сам пожаловал себе титул maharajadhiraja – «Великий властитель над властителями», хотя эта формулировка несколько опережала реальные события.4
В 335 году Чандрагупта умер, и корона перешла к его сыну Самудрагупте. Под управлением Самудрагупты эта маленькая империя достигла того критического размера, который был необходим, чтобы попытаться расширить пределы ее власти на все земли Индии. За сорок пять лет своего правления Самудрагупта значительно увеличил владения, доставшиеся ему от отца, включив в своё царство почти все течение Ганга. Также он организовал военные походы на юг, в страны династий, еще не вошедших в полную силу. Эти династии (Паллава на юго-восточном побережье, Сатавахана в Декане, Вакатака на западе) были недостаточно сильны, чтобы дать отпор Самудрагупте, и одна за другой были вынуждены становиться его вассалами.
Правя из своей столицы Паталипутры, стоявшей там, где Ганг разбивается на рукава, Самудрагупта высек имена завоеванных им стран на одной из древних каменных колонн, установленных в прежние времена самим Ашокой Великим. Ашока поставил такие колонны по всей своей империи; на них были выбиты списки законов, позднее известных как «надписи Ашоки». Самудрагупта увековечил свои победы поверх слов Ашоки.
Самудрагупта явно нуждался в связи со славным прошлым. Он столкнулся со сложнейшей задачей – удержать обширную империю, населенную множеством мелких военачальников, царей и племенных вождей, упрямо державшихся за свою власть, свои родословные и свои национальные особенности. Константин пытался справиться с аналогичной проблемой, собрав свою империю воедино под знаком креста. Самудрагупта же разработал двухуровневую стратегию. Во-первых, он не настаивал на той степени власти и контроля, которой жаждал Константин. Он назвал себя «завоевателем четверти мира»5, – но чем ярче хвастовство, тем бледнее правда. Самудрагупта и вправду правил большими территориями, нежели владел до него любой индийский правитель – но он не был властелином в своей империи. Большинство «завоеванных» земель не подчиялись непосредственно ему: на севере и западе он выбивал дань из покоренных правителей, а после отзывал армии, позволяя местным царям и дальше править на своих землях, лишь номинально признав его владычество. Он даже не пытался подчинить наиболее упрямых полководцев независимых стран, например, завоевать земли племени Шака в Западной Индии, которыми владели потомки скифов, кочевых племен с северных берегов Черного моря.
