храме этом кажется еще большим вследствие его малости, и многие сотни темнеющих ликов в оглавиях, с цатами и без них, одухотворяют, в особенности для того, кто умеет читать по ним, каменную и металлическую основу храма. Пятиярусный иконостас, полный икон, дважды обит серебряной позолоченной ризой; два основные столба, возвышающиеся между молящихся, тоже обставлены крупными иконами, круглые арки тоже блистают изображениями, а малые иконы тянутся по верху вокруг плотным драгоценным поясом. Алтарная часть изобилует светом, падающим от заднего окна. К серебру, облекающему иконостас и столбы, следует прибавить серебро алтаря и массивной сени, его украшающей (около семи пудов веса), серебряный семисвечник и дарохранительницу (девять фунтов золота и тридцать два фунта серебра), устроенные иждивением митрополита Платона, серебро и золото царских врат, украшенных еще Михаилом Феодоровичем, громадный серебряный хорос, висящий посреди храма на цепях (пять пудов веса), еще три паникадила и многое множество лампад и богатых церковных утварей. Очень характерно, что в дарохранительнице на престоле, небольшие фигуры апостолов сделаны из золота и один только Иуда из меди, — своеобразный художественный прием для выражения сравнительной ценности изображаемого! Между древних икон много замечательных; но первенствующие, без сомнения, — чудотворный образ Св. Троицы, обложенный золотом и каменьями еще в 1600 году царем Борисом, и образ видения Богоматери преподобным Сергием, о котором помянуто выше.
Но главную святыню храма, духовный центр его, составляют почивающие у южной стены, близ иконостаса, мощи св. Сергия. Как уже упомянуто, Грозный, едва увидавший свет Божий, был положен в раку преподобного, но этой прежней раки не существует более; известно только, что она была медная, решетчатая, и что в ней, до устроения серебряной, почивал преподобный; сохранился до настоящего времени деревянный гроб, в котором мощи Сергия обретены; гроб этот перенесен в Спасо-Вифанский монастырь. Святой основатель обители почивает теперь в двух раках: первая, внутренняя, устроена из серебра Грозным, вторая — внешняя, пожертвована императрицей Анной в 1737 году, имеет более 25 пудов веса и, по витиеватому рисунку деталей, вычурности орнаментов и какой-то давящей грузности, вполне сохраняет черты художественности рисунка, как ее понимали полтораста лет назад. Над ракой тяготеет тяжелая сень. Многие негаснущие лампады окружают ее, а в головах горит вечный елей.
Блеск бесчисленных свеч, беспрерывно возобновляемых, перебегает живыми искрами по холоду драгоценных металлов, и черное одеяние гробового монаха при мощах, кажется от этого еще темнее.
Значительно иным является впечатление, производимое второй святыней лавры, — Успенском собором. Пять луковичных глав его (из них позлащена только средняя, а остальные — голубые, усыпанные золотыми звездами) бросаются, прежде всего, в глаза путнику, одновременно с колокольней и трапезной. Собор этот почти втрое больше Троицкого, и на западном фронте его виднеется чрезвычайно характерная, полная мысли надпись: «Ведомому Богу». Поводом к этой надписи, по объяснению Снегирева, послужили митрополиту Платону, во-первых, надпись, которую на одном из языческих храмов в Афинах встретил апостол Павел и которая гласила: «Неведомому Богу», и, во-вторых, слова пророка Давида: «Ведом во Иудеи Бог». Собор этот — тоже каменное деяние полувекового царствования Грозного, но окончен он и освящен в присутствии царя Феодора и царицы Ирины, год спустя по смерти Грозного, т. е. в 1585 году; следовательно, он на полтораста слишком лет юнее Троицкого, что и заметно в очень многом. Собор очень светел, потому что под каждым из пяти куполов, на барабанах, расположено по восьми окон и, кроме того, на кубическом основании храма, его стенах, окна идут в два света; в этом обилии света проступает очень яркая стенная живопись конца XVII века, распространяющаяся решительно повсюду, включительно до куполов; она подновлена в конце XVIII века и еще лет пятьдесят тому назад. Очень высокий, пятиярусный иконостас устроен лет полтораста тому назад и иконы его часто подновлялись; пред девятью местными иконами висят грузные серебряные лампады, дар царей Петра и Иоанна Алексеевичей; пред престолом сень, а запрестольный крест утвержден над двуглавым орлом, выточенным, согласно преданию, самим царем Петром; в алтарной части имеются хоры. Широкий простор церкви вовсе не нарушается четырьмя основными столбами, поднимающимися посредине её.
Как бы особой пристройкой к собору являются церковь преподобного Никона и юго-западный притвор. Последний устроен на том самом месте, где, по преданию, совершилось явление Богоматери Сергию; совсем молодая, 1879 года, стенопись притвора очень недурна; в нем имеются три почтенные гробницы. Так же, как названный притвор, слита воедино с Троицкой и составляет с ним одно дружески-родственное целое — церковь преподобного Никона. Как прислонился Никон, ближайший ученик и преемник Сергия, к своему наставнику, так пристроилась к собору и его церковь, так что мощи ученика покоятся подле мощей учителя. При Никоне, как известно, выжжена была обитель Едигеем в 1408 году, но уже чрез три года воздвигнут новый храм Св. Троицы; при Никоне, в 1422 году, явлены мощи Сергиевы; при нем составлено жизнеописание Сергиево, еще оставшимся тогда в живых, учеником Сергия — Епифанием. Никонова церковь значительно меньше малого Троицкого собора; она тоже блистает золоченой головой, серебряной одеждой иконостаса и раки преподобного; любопытно сравнить характер стенописи наружных стен её 1840 года со стенописью внутренних 1635 года, трижды, впрочем, подновленной.
Когда-то у собора этого была паперть; в ней положены были перенесенные в 1606 году из Москвы тела царя Бориса, его супруги и сына, а затем подле них, в заключение жизни, исполненной глубочайшего трагизма, опущена в землю и дочь Борисова — Ксения. Паперть эта, за ветхостью, уничтожена, и усыпальница семьи Годуновых осталась сиротеть под открытым небом. Так и стоит она до сих пор, подле северо-западного угла храма, грустная, молчаливая; это безобразный кирпичный параллелепипед, безыскусственный до грубости и как бы в укор художественному творчеству, которое не сделало здесь для него ровно ничего, все-таки вызывающий на многие, очень веские мысли... Утверждают, будто на северных вратах собора был написан когда-то, по распоряжению самого Годунова, ангел страшного суда со скрижалями. Что видеть в этом? упрек, жалобу, угрозу или, наоборот, чувство страха? Очень хороши следующие слова об этой усыпальнице А. Муравьева, сводящие к нескольким строкам весь исключительный драматизм, воплотившийся в Годуновскую семью: <Временщик, цареубийца, царь, благодетель церкви и народа, гонитель всех близких к престолу, пораженный со всем родом призраком пораженного им отрока, дважды вырытый из могилы и трижды погребенный, как бы для страшной памяти одного убийства! Сколько ужаса под сводами сей малой палатки вместе с невинностью Феодора и Ксении и бедствиями их кроткой матери! Сколько собственной крови за кровь отрока! О, да примет ее ангел суда на
