Оскар Ратти
Адель Уэстбрук
САМУРАИ
________________________________________________________________________
Ни у кого не вызывает сомнения, что вклад японцев в теорию и практику различных видов боевых единоборств (с оружием и без), как и приобретенный ими опыт, является одним из самых древних, разнообразных и нестареющих из всех известных истории. Чтобы оценить многообразие и непрекращающееся влияние старояпонских методов боя, достаточно вспомнить о том, какой большой популярностью во всем мире пользуются такие виды единоборств, как дзюдзюцу (джиу-джитсу), дзюдо, карате, айкидо, кэндо, кюдо и т. д., которые являются их прямыми потомками либо современными адаптациями. Древние боевые искусства развивались и совершенствовались в течение длительного периода прямого «апробирования» на полях сражений в раннее Средневековье; позднее, на протяжении нескольких веков полной изоляции, породившей благоприятные условия, духовные учения были тщательно переработаны, а затем преобразованы в общедоступные упражнения и технические приемы. Об эффективности современных версий классических японских боевых искусств свидетельствует тот факт, что они оказали глубокое влияние на другие национальные виды единоборств (а во многих случаях полностью их заменили), которые практиковались в спортивных целях либо составляли часть подготовительной программы для армии и полиции.
Настоящая работа — это обзор основных специализаций боевого опыта, известного в феодальной Японии как боевые искусства, или будзюцу. Эти искусства представлены с позиции отдельных личностей, как напрямую, так и косвенно связанных с систематическим применением насилия либо подвергавшихся ему (часть 1); конкретных видов оружия и технических приемов, которые позволили каждому боевому искусству занять свое место в составе учений будзюцу, далее называемых здесь доктриной будзюцу (часть 2); факторов внутреннего контроля и энергии, а также стратегий и мотиваций, которые в сравнении с упомянутыми выше элементами, по мнению учителей древности, имели равное им (или еще большее) значение ввиду их важности при использовании в различных боевых стилях (часть 3).
Любое исследование истории, инструментов и стратегической функциональности боевых искусств феодальной Японии неизбежно сталкивается с серьезными, а зачастую и с непреодолимыми на первый взгляд трудностями при подборе основного справочного материала, а также при интерпретации терминов, встречающихся в различных источниках. В данной работе терминология не должна вызывать особых затруднений, поскольку термины, наиболее часто используемые в боевых искусствах для определения и иллюстрации их функциональных характеристик, подробно расшифрованы и проиллюстрированы. Гораздо более сложно решить проблемы, возникающие из противоречий в ссылках и источниках (прямых и косвенных, древних и современных, на языке оригинала и в переводах), связанных со специфическими особенностями японского опыта в древнем искусстве индивидуального поединка.
При составлении этой книги среди прямых источников информации были использованы переводы записей, содержащихся в свитках (макимоно) и манускриптах, принадлежавших учителям и представителям конкретных школ боевых искусств, основатели которых имели достаточно смелости, чтобы, пренебрегая многовековой японской традицией секретности и закрытости, добавить результаты своего опыта, как выразился Ямасита, в «общую копилку знаний» человечества. Другим особо ценным источником точной информации для любого исследователя будзюцу являются огромные коллекции оружия и доспехов, выставленные в экспозициях крупных музеев и художественных галерей всего мира, а также некоторые интересные предметы, находящиеся в собраниях частных коллекционеров. К числу косвенных источников информации о будзюцу, в общем, относится японская классическая литература, религиозные и философские тексты и трактаты, национальные хроники — работы, посвященные скорее аспектам национальной культуры, чем воинского искусства, но часто содержащие весьма интересные факты, связанные со специализациями будзюцу.
Все источники имеют одинаковую важность, поскольку они дополняют, подтверждают или модифицируют друг друга, тем самым помогая исследователю будзюцу определить относительную степень их надежности, исторической достоверности и в конечном итоге их полезности для любой программы исследования и интерпретации. Когда мы проводили наши исследования, нам стало очевидным, что доктрина японских боевых искусств наследует недостаток, общий для любой созданной человеком доктрины, а именно, чем дальше в глубь истории продвигается исследователь, тем труднее ему становится отличать факты от вымысла. Для японских древних хроник особенно характерна анимистическая и мистическая интерпретация событий, и данная тенденция, до сих пор прослеживающаяся в записях о стилях боевых искусств, которые появились в течение последнего столетия, еще больше усугубляется, крайне индивидуальным подходом каждого мастера к теории и практике боевых единоборств. Очевидно, что такой подход является слишком узким и односторонним, будучи сосредоточенным главным образом на заслугах и достоинствах того или иного основателя либо представителя, конкретной школы, лишь с редкими расплывчатыми упоминаниями тех особенных методов и технических приемов, которые сделали их знаменитыми.
Сталкиваясь с нескончаемым изобилием письменных материалов, посвященных школам невооруженных единоборств (появлявшихся в основном в семнадцатом и восемнадцатом веках), где восхваляется конкретная школа будзюцу или какой-то конкретный мастер, современный исследователь невольно задает себе вопрос, схожий с тем, который поставил знаменитый переводчик «Дао дэ цзин» в отношении многочисленных философских школ, возникших в конкретный период китайской истории: «Может быть, все дело в том, что многие из этих школ, очень похожие друг на друга, выдвигали различные «лозунги» только для того, чтобы иметь право называться независимой школой, поскольку в период Воюющих Государств такое заявление могло принести очень многое?» (Lau, 50.) Такой особенный подход к проблемам единоборств (принятый многими древними и современным учителями будзюцу, что нашло свое отражение в хрониках боевых искусств) способен ввести в заблуждение, поскольку он подразумевает оригинальное и независимое происхождение каждой школы, а также широкое распространение индивидуальных типов высшего мастерства, очень редкого в любой культуре и тем более необычного в крайне консервативном мире феодальной Японии. В конце концов, многие японские воины тренировались сразу в нескольких школах будзюцу, и почти все наставники этих школ делали в точности то же самое, прежде чем они открыли свои собственные центры подготовки, что противоречит основному требованию безусловной оригинальности, изоляции.
Более того, такой подход крайне затрудняет любую попытку провести синкретическое и антологическое исследование боевых искусств, поскольку он представляет калейдоскопический набор различных стилей единоборств, которые расходятся в стороны, удаляясь от любой возможной концепции изначального единства.
Таким образом, цель данного исследования состоит в том, чтобы установить некую базу для наблюдений с целью скрупулезного анализа боевых искусств феодальной Японии, как одного из проявлений монолитной и весьма консервативной культуры, а затем и как практических методов боевых единоборств, которые, несмотря на очевидные различия в выборе оружий, имеют много общего в своих технических приемах, и прежде всего в почти идентичных концепциях внутренних факторов и стимулов, делающих эти технические приемы актуальными и эффективными в реальном бою.
Такой глобальный и синкретический подход к изучению будзюцу обусловлен существующим в настоящее время изобилием подробных описаний отдельных видов боевых искусств, в особенности тех, которые ведут свое происхождение от древних видов будзюцу, что, как уже говорилось выше, прославило во всем мире такие названия, как джиу-джитсу, дзюдо, карате, айкидо и кэндо.
Основная цель авторов заключалась в том, чтобы установить определенный баланс между специализированным анализом каждого боевого искусства и всеобъемлющим анализом их всех, пусть даже с исторической точки зрения. Двойная опасность, которую мы осознавали и всеми силами старались избежать, состоит в чрезмерной специализации (подчеркнутое внимание лишь к одному из выражений японского боевого опыта в практике боевых искусств) и поверхностном эклектизме (рассеянного и поэтому сильно разбавленного представления их всех). Мы надеемся на то, что общие сведения, затрагивающие различные аспекты всех боевых искусств, помогут читателю углубить и расширить понимание каждого из них — например, детали приобретают большую значимость, если рассматривать их в составе большого, богатого, гармоничного контекста, в котором они составляют всего лишь малую часть.