МАКС ВЕБЕР
АГРАРНАЯ ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА
Двухтомник, включивший в себя три работы Макса Вебера по истории хозяйства явился результатом естественного развития простой идеи о необходимости опубликования последнего курса лекций великого социолога, изданных в Германии под названием «История хозяйства: Очерк всеобщей социальной и экономической истории». Окончательная концепция настоящего издания изложена во вступительной статье Ю. Н. Давыдова, здесь же мы предлагаем читателям краткую информацию о помещенных в данном двухтомнике работах. Опубликованная в первом томе «Аграрная история Древнего мира» «…представляет собой точный перевод статьи Макса Вебера «Agrar-verhaltnisse im Altertum», напечатанной в первом томе третьего издания (1909 г.) известного Handwdrterbuch der Staatswissenschaften, издаваемого под редакцией Conrad’a, Elster'a и Loening'a, — пишет редактор русского издания «Аграрной истории Древнего мира» 1923 года Д. М. Петрушевский. — Для того, чтобы сделать работу Макса Вебера более удобной для чтения и изучения, редактору казалось вполне естественным обозначить как части и главы те подразделения, на которые разбил ее сам автор, и, кроме того, напечатать весь текст кроме подстрочных примечаний одним шрифтом, не прибегая к мелкому шрифту, которым так неумеренно часто вынужден был пользоваться автор, по-видимому, чувствовавший себя очень стесненным необычными для словарной статьи размерами своей работы. В виде дополнения к книге Макса Вебера редактор счел нелишним напечатать в качестве приложения статью профессора М. И. Ростовцева «Колонат», помещенную в том же Handw6rterbuchder Staatswissenschaften, тем более, что сам Макс Вебер часто отсылает к ней читателя».
Мы тоже включили в наше издание (в качестве приложения к первому тому) статью М. И. Ростовцева.
Второй том составлен из двух работ Макса Вебера: «История хозяйства» и «Город». «История хозяйства» «…составлена в настоящем виде на основании записей автора его учениками: профессором истории в Мюнхенском Университете С. Геллерманом и доцентом Высшей Коммерческой Школы в Берлине М. Палием, — пишет редактор русского издания профессор И. М. Гревс. — Вопрос, которому посвящена настоящая книга, составлял предмет последнего прочитанного Максом Веб ером курса в зимнем семестре 1919–1920 гг. по настоятельной просьбе слушателей. Сначала он неохотно соглашался на это, так как мысль его за последние годы жизни была посвящена тем широким проблемам социологии, только часть которых вошла в состав его трехтомного труда — «Gesammelte Aufsatze zur Religionsociologie». Но раз согласившись, он отдался делу, по обычаю своему, не щадя сил и напряжения, влагая в работу всю свою личность. Когда же автор принялся в последовавший летний семестр за новый курс под заглавием — «Общее учение о государстве и политике», его постигла смерть (…) Составители и редакторы долго колебались, выпускать ли в свет книгу так, как она могла быть подготовлена к печати. Автор не оставил законченного текста, а только неполный набросок, который надлежало обработать путем сличения записей лучших слушателей и собственного их близкого знакомства со взглядами учителя, его терминологией и манерою изложения. Отлично зная, каким строгим судьей был М. Вебер прежде всего к самому себе, они боялись, что сам автор не разрешил бы выпустить в таком виде свой курс. Но когда сама вдова и близкая сотрудница покойного, Марианна Вебер, предложила им взять на себя опубликование его последнего опыта, они нашли, по зрелом размышлении, действительно желательным к оставленному Максом Вебером научному наследию присоединить и эту, так сказать, «лебединую песню».
Что касается публикации «Города», то мы решили включить в наше издание старый перевод этой работы, выполненный Б. Н. Поповым под редакцией известного русского ученого Н. И. Кареева, позволив себе, правда, выполнить определенную сверку перевода.
Работа над текстами «Аграрной истории Древнего мира» и «Истории хозяйства» ограничилась лишь их редактированием, хотя иногда и весьма глубоким, что было вызвано желанием опубликовать столь необходимые сейчас работы одного из классиков мировой социологии в обозримое время, поскольку серьезная работа над текстами всех трех работ (к которой ЦФС и издательство «Канон-пресс-Ц» уже приступили) требует значительного количества времени и затянется на многие годы. Кроме того, мы ставили перед собой задачу представить в настоящем издании каждую из трех работ Вебера в том виде, в каком она была выпущена на русском языке в своем первом издании. В связи с этим все новые комментарии вынесены нами в конец каждого тома, поскольку в качестве подстрочных примечаний оставлены лишь комментарии автора, переводчиков, и первых издателей (редакторов).
Для облегчения восприятия весьма сложных и перенасыщенных малоизвестными фактами и редко встречающимися (а также специальными) терминами текстов мы снабдили оба тома обширными комментариями, которые не претендуют на глубину и аналитичность, но единственно, позволяют читателю работать с книгой не окружая себя со всех сторон различными справочниками и энциклопедиями. К большинству греческих слов даются лишь переводы, так как их значение подробно разбирается в прилагаемой к первому тому статье М. Ростовцева «Колонат».
Юрий Давыдов.
ВЕБЕРОВСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ ИСТОРИИ
Чтение работ М. Вебера в сегодняшней России, совсем недавно пережившей нечто вроде собственного «веберовского ренессанса», не лишено своих специфических трудностей. В первую очередь они связаны с иллюзорным ощущением «понятности» целого ряда терминов, введенных в социологический оборот этим классиком социологии, однако нами полученных, что называется, из «вторых» и даже «третьих» рук, благодаря чему они приобрели своеобразный «брезжащий» смысл — результат диссонанса их многочисленных интерпретаций на Западе, где вебероведение вместе со всей западной социологией успело пережить ряд глубоких потрясений и кризисов, расколовших социологическое сообщество на несколько противоборствующих течений и групп, утративших общий язык.
Замысел западных провозвестников «веберовского ренессанса», стремившихся найти выход из этой кризисной ситуации, опираясь на аутентичное прочтение М. Вебера, не осуществился. И хотя в русле этого устремления были достигнуты в высшей степени плодотворные результаты — «Полное собрание» веберовских текстов, работа над которым близится к концу — основная (хоть и подспудная) цель не была достигнута: консолидации социологического сообщества, пусть не мирового, но хотя бы немецкого на почве современного веберианства не произошло. Что же тогда говорить о российском сообществе социологов, где «веберовский ренессанс» способствовал такому росту «известности» М. Вебера, которая оказалась обратно пропорциональной его «познанности». Едва ли не каждый социолог (а то и «политолог» — выходец из среды недавних «историков КПСС) считает своим профессиональным долгом лишний раз употребить какой-нибудь веберовский термин — «например, «харизма» (которому у нас явно повезло), хотя, результатом подобных ритуальных жестов, как правило, оказывается лишь его когнитивная девальвация.
В итоге мы имеем сегодня дело с тем, что, пользуясь емким солженицинским выражением можно было бы назвать социологической «образованщиной», способной скорее вызвать у молодежи привычный для нее негативизм по отношению если не к самому М. Веберу, то уж, во всяком случае к высоколобому веберианству, а у зрелого поколения — скепсис и растерянность перед лицом столь же необозримой, сколь и неприступной «веберианы», успешно наступающей с Запада, зато в «наших палестинах» способной породить лишь веберианствующих графоманов. Перед лицом этой удручающей угрозы трезвомыслящим социологам ничего не остается, кроме надежды на «социологическое просвещение», но уже не «первичное», о каком мечтал недавно умерший Н. Луман, и даже не «вторичное», с которым мы уже опоздали, а скорее «третичное», когда пришла пора задуматься о просвещенности наших самозваных просветителей.
Однако в нашем случае совсем не подходит чапаевское «Наплевать и забыть». В чем в чем, а в склонности к «напливизму» (даже в виде березовского «пофигизма») и к постоянной «забывчатости» нам, россиянам никак не откажешь. В нашем случае «социологическое просвещение» должно предполагать разумную избирательность — способность найти в захлестывающем нас потоке социологической литературы (и «литературщины») то, за что можно было бы ухватиться, чтобы всплыть на поверхность и оглядеться. И здесь — в противовес самоупоенно-шапкозакидательскому: «Мы успели сорок тысяч всяких книжек прочитать, // И узнали что почем и очень точно» — мы должны вспомнить об идее «медленного чтения», сформулированной Ф. Ницше-античником (вопреки Ницше-«дионисисту»). Речь идет о новом, — о медленном и медлительном прочтении, — веберовских текстов, в особенности тех, которые в нашей прежней спешке мы прежде не столько прочитывали, сколько проскакивали глазами в поисках чего-то «невероятного», чего при «скоростном» чтении мы, конечно же, не могли в них обнаружить, хотя оно, это «невероятное», буквально лежало на поверхности, ожидая лишь одного-единственного: неторопливого, а значит, внимательного и вдумчивого прочтения.