Уже в первый день после возвращения он спросил меня, что за чехарда с приказами о наших назначениях — освобождениях. Мол, сам видел, что был приказ, где указывалось, что Марков назначается, а Кузьминский освобождается от занимаемой должности. То есть, меня снимали с директорского поста. А теперь оказывается, что Кузьминский освобождается от занимаемой должности по собственному желанию и министр радиопромышленности за хорошую работу объявляет ему благодарность. Со свойственным ему напором, Марков, в упор глядя на меня, спросил: «Откуда взялся этот приказ?». Признаюсь, что я буквально опешил. И тогда впервые почувствовал, что дал большого маху и меня теперь ожидают проблемы, которых могло бы и не быть. И действительно, Марков пришел в институт с определенной, уже сложившейся у него идеологией относительно объектов ЗГРЛС.
Уже довольно скоро мне стало ясно, чего он добивается. Провозглашаемая им идеология заключалась в том, что, по его мнению, из двух станций, кроме характеристик, которые они уже дают, ничего больше выжать нельзя. Поэтому дальнейшая их доработка — бесполезный труд. Как выход, необходимо добиться того, чтобы облегчить уже облегчённые характеристики боевой системы при ещё одной корректировке ТЗ. Убрать вообще из ТЗ требования по одиночным целям. Быстренько подлатать проект, доработать под него как можно боевую систему и отдать ее военным в эксплуатацию.
Кроме того, была у него еще идея переориентировать Чернобыльскую станцию под другую задачу, для слежения за менее удаленными целями. При этом Марков утверждал, что Кузьминский неправильно «посадил» этот объект. Однако здесь он встретил сопротивление главного конструктора СПРН Владислава Георгиевича Репина, талантливого учёного и исключительно толкового конструктора. К слову, его последующее отстранение по странным мотивам нанесло, на мой взгляд, существенный вред делу. Пришлось отказаться от идеи переориентации украинской ЗГРЛС. Но надо отдать должное Маркову в том, что он был весьма настойчив в проведении своих идей. Он был директором института, имел в руках все ресурсы и административные рычаги, умело этим пользовался. Для меня начался не просто кошмар, а кошмар в аду. Работать стало практически невозможно. Я стал перед дилеммой — либо присоединиться к Маркову и, не ведя более никаких исследований, просто быстренько подлатать боевую систему и спихнуть ее военным. Но при этом хорошо понимать, что «латаная» «Дуга» будет ничуть не лучше прежней. Либо упрямо искать решения радикального улучшения системы из двух ЗГРЛС. К тому времени мы уже имели положительные результаты исследований и экспериментов в МГУ, на объекте под Комсомольском-на-Амуре. Они давали серьёзную надежду на то, что можно было добиться существенного повышения боевых характеристик локаторов. Не мог я отказаться от всей этой проделанной с таким трудом работы и отступиться от своих принципов, предать единомышленников. Поэтому обратился к министру радиопромышленности. Указал, что в НИИДАРе создана нетерпимая обстановка по нашей тематике. Из-за организационных мероприятий директора уже три месяца не имею, как главный конструктор, соответствующего коллектива, что недопустимо при выполнении программы доработок локаторов. Указал, что директор систематически подменяет главного конструктора, дискредитирует его функции. Тем самым, создалась неразбериха в техническом руководстве и невыносимая атмосфера в коллективе. Привел примеры, как без главного конструктора и вопреки его мнению издаются приказы, определяющие технические задачи и пути их решения. Особенно когда я нахожусь в командировках. Вот и просил министра непосредственно мне подчинить одно конструкторское бюро. Но тут можно понять министра. В той ситуации трудно было разобраться, кто прав. Кроме того, были в НИИДАРе тогда и другие подобные проблемы с главным конструктором Александром Николаевичем Мусатовым. Его идея блочных РЛС могла в своё время совершить подлинную революцию в этом деле. Но он тоже серьёзно конфликтовал с Марковым. Реализация идеи Мусатова требовала огромнейших усилий, средств, а сроки неопределённые. Маркову же хотелось побыстрее что-либо сделать и получить какой-никакой результат. В конечном итоге он «открутил» Мусатову голову, что явилось существенным тормозом в развитии целого направления в радиолокации.
Через какое-то время мне было подчинено НИО-3 и НФ НИИДАР, но сути конфликта это не изменило. Расхождение точек зрения стало откровенно выливаться не в работу, а в борьбу. Директор за одну техническую линию, главный конструктор за другую. Предметом этой борьбы стали, в том числе, люди, поскольку они не знали на какую сторону стать. Коллектив разделился. Постепенно в наше противостояние включилось руководство Минрадиопрома, комиссии по военно-промышленным вопросам. Одним словом, началось «куликовское» побоище.
Вот один из примеров, как директор пытался снять меня с должности главного конструктора. Модернизированной ЗГРЛС военные присвоили новый шифр. По логике директора, раз шифр новый, то давайте назначим и нового главного конструктора. Железобетонный аргумент для того, чтобы избавиться от неугодного. В дело вмешиваются министр Плешаков, председатель ВПК Смирнов, в результате меня восстанавливают в должности. Одно время они были за меня. Но со временем, я им видимо надоел с этой историей. Всякий раз лез и доказывал свою правоту. Но ведь у Маркова тоже были свои, достаточно убедительные, а в некотором смысле даже привлекательные аргументы. В конечном итоге, я остался без поддержки руководства. Кончилось наше противостояние тем, что я обратился в партийный комитет института. В своём обращении предельно откровенно обрисовал сложившуюся ситуацию. Думал, по-товарищески принципиально разберем создавшуюся ситуацию. Теперь понимаю, как был наивен. Вкратце, моё обращение содержало следующее:
«Постановлением Правительства нам задана работа по совершенствованию системы ЗГРЛС. Работа состоит из двух частей: модернизации аппаратурного комплекса и совершенствование комплекса специальных ионосферных алгоритмов. По первой части, есть основания надеяться, что хоть и с опозданием относительно установленных сроков, но задача будет выполнена: несмотря на сопротивление директора НИИДАР Маркова, после вмешательства руководства министерства и ВПК запущено производство аппаратуры. Что касается второй части, работы по совершенствованию алгоритмического комплекса, то она находится под более серьезной угрозой. А ведь именно эта часть задачи является наиболее трудной и определяет успех или неуспех заданной работы в целом. Её решение предполагает выполнение широкого диапазона весьма сложных работ, таких как изучение и соответствующее использование природных свойств ионосферы, опытно-математическое моделирование, организация и проведение специальных испытаний. Выполнение указанных работ может быть обеспечено только на базе Николаевского филиала НИИДАР, который располагает всем необходимым комплексом уникальных экспериментальных средств. Именно для этого он и создавался. Однако директор НИИДАР издал ряд приказов, в соответствии с которыми филиалу усиленно навязываются не свойственные ему задачи по совершенствованию аппаратурного комплекса. Практически это означает существенное сокращение сил, выполняющих основную работу по совершенствованию ионосферных алгоритмов, что приведёт уже не просто к оттяжке сроков исполнения. Это грозит тем, что по некоторым определяющим задачам просто не будут найдены решения. Создаются реальные предпосылки для некачественного выполнения работы в целом, что приведёт к незаслуженной компрометации созданных средств, в том числе уже переданных Заказчику. Мои неоднократные попытки убедить директора в пагубности таких мероприятий и недопустимости их реализации не привели к желаемым результатам. Считаю своим долгом проинформировать об этом партийный комитет института и просить разобраться в ситуации».
Обращение я написал в апреле 1983 года. Никакой реакции. Словно ничего не было. А ведь я был главным конструктором, заместителем директора по научной работе. Но вот в июне неожиданно было объявлено о расширенном заседании партийного комитета. Рассматривались какие-то общие вопросы, разбирались директивные документы. И только в конце заседания, после рассмотрения вопросов повестки, секретарь поднялся и сказал, что в партийный комитет поступило письмо от товарища Кузьминского. Мол, мы его обсудили. После него поднялся главный инженер института, мой давний товарищ по работе, опустил глаза и прочел в мой адрес невероятный пасквиль. После заседания он подошёл ко мне, извинился, мол, заставили. Но мне то тогда от этого было не легче. Одним словом, объявили мне строгий выговор. Формулировка впечатляющая. «За неудовлетворительное состояние плановой и исполнительской дисциплины в руководимых подразделениях, проявившееся в хроническом невыполнении плановых работ НИО-3 и НФ НИИДАР, неоднократное создание конфликтных ситуаций в коллективе, вносящих ненужную нервозность в работу и отвлекающих его от выполнения задач, сформулированных Постановлением ЦК КПСС и СМ СССР, личную недисциплинированность, выразившуюся в систематическом невыполнении приказов директора НИИДАР, решений НТС и Совета руководства».
