Вот куда загнули товарищи по партии, с которыми я проработал долгие годы и которые меня очень хорошо знали. После того заседания я понял, либо надо идти к Маркову с поднятыми руками, мол, каюсь, осознал, теперь я отныне и до скончания века ваш покорный слуга. Вот в моих руках молоток и гвозди, а вы, Владимир Иванович, только приказывайте, куда их забивать. Подлатаем, как вы того хотели, станции. Пусть они останутся с теми же характеристиками. Пусть будут блефом. Но мы их сбагрим военным и на этом умоем руки. Либо был второй путь. Отмежеваться от этого, уходить и не связывать свое имя с таким ляпом. Но уходить надо так, чтобы иметь возможность до конца разобраться с проблемами ЗГРЛС. После такого рода раздумий и переживаний, все же НИИДАРу и загоризонтной радиолокации отдал почти 20 лучших лет своей жизни, пошел к директору Института прикладной геофизики. Мы вместе с ним были членами Куйбышевского райкома партии. Хорошо знали друг друга. Он понял меня. Предложил должность старшего научного сотрудника и дал возможность заниматься своей задачей, что, в общем-то, было профильным для этого НИИ. Из НИИДАР я уволился 30 июня 1983 года.
В Институте прикладной геофизики стал предметно заниматься особенностями распространения KB сигналов на приполярных трассах, построением соответствующих алгоритмов. Мне потребовалось всего восемь месяцев для того, чтобы аналитически оценить влияние диффузности на качество обнаружения загоризонтных локаторов, понять физику явления, определить пути, как доработать систему, чтобы существенно улучшить её характеристики. После этого стал ходить по инстанциям, но без особого успеха. И это можно понять, ведь, в общем то, я уже был оплёванным. Тогда обратился к помощнику министра обороны Дмитрия Федоровича Устинова. Он меня принял, выслушал. Тут же позвонил начальнику Вооружения Вооруженных Сил СССР генералу армии Виталию Михайловичу Шабанову, с которым, кстати, мы были давно знакомы ещё по совместной работе в КБ-1. Тот, в свою очередь, тоже принял меня в своем управлении, которое находится за Академией ракетных войск стратегического назначения имени Ф.Э.Дзержинского, по соседству с гостиницей «Россия». Долго мы беседовали с Виталием Михайловичем. С моими доводами он согласился, сказал, что надо готовить по этому вопросу соответствующее поручение министра обороны. Я уехал. О предложениях было доложено министру обороны Устинову, председателю ВПК Смирнову, другим заинтересованным лицам. Прошло два-три месяца, ничего не было слышно. Потом я заболел. Сказались напряженная работа, неурядицы последних лет. Как только позволило самочувствие, опять позвонил помощнику министра обороны. Тот рассказал, что была создана специальная комиссия по моему вопросу. Председателем ее стал Валерий Васильевич Сычёв. Ныне он председатель Госстандарта. В результате комиссия родила такое постановление, которое можно расценить, как направленное на «ничегонеделание». К участию в работе комиссии меня никто не привлекал.
После этого я работал еще год. С моим единомышленником Виленом Семёновичем Кристалём мы провели определённое моделирование, получили еще лучшие результаты. Тогда я написал письмо Смирнову в ВПК, просил меня принять для более детального разговора по вопросам совершенствования боевой системы. Но Смирнов переадресовал письмо к Каретникову Виктору Михайловичу, начальнику отдела ВПК. Тот меня принял, выслушал и сказал: «Ты же умный человек, ну чего ты дерешься? Вот лежит по твоему вопросу бумага, в ней сказано, что авторитетная комиссия уже разбиралась в этом деле, твои предложения не приняты». Виктор Михайлович посоветовал, больше не обращаться к Смирнову по данному вопросу.
Тем не менее, еще два года я работал в указанном направлении. За это время окончательно сформировалась соответствующая теория, было проведено серьёзное моделирование, многие вопросы были решены. Наступил 1987 год. Председателем ВПК в тот период стал уже Юрий Дмитриевич Маслюков. Ну, думаю, ладно, напишу ещё раз. Вот ему, а еще министру радиопромышленности Плешакову, главкому Войск ПВО Колдунову написал письма с соответствующими предложениями. В них указал, что, несмотря на то, что ушел из НИ-ИДАР, продолжал работать над известной им тематикой. Четко указал, что и как необходимо доработать на основе новых кардинальных решений. При этом доработки в большей части касались программно-алгоритмического комплекса, не требовали капитальных затрат и могли быть выполнены в ближайшее время.
Но никто мне не ответил. Да, это и понятно. Ведь в тот период я был уже бывший главный конструктор. Не специалисты не могли мне помочь в этом деле. Есть головной институт, на котором лежит ответственность за определённый вид техники, находящейся уже в боевой эксплуатации. А в институте сидит Марков, который гнёт свою линию и Кузьминского выставил уже в определённом свете. Весьма проблематично навязывать ему какие-то идеи со стороны. Неизбежно придётся брать долю ответственности на себя.
В результате я ничего не добился. После Чернобыльской катастрофы боевая украинская ЗГРЛС оказалась накрытой радиоактивным облаком и была закрыта. РЛС под Комсомольском-на-Амуре была снята с боевого дежурства, поскольку стала неперспективной. Вот такая трагическая история боевой системы загоризонтной локации.
Еще раз подчеркну, что честь первого загоризонтного обнаружения в нашем государстве принадлежит Василию Александровичу Шамшину и Эфиру Ивановичу Шустову. Они впервые увидели стартующую ракету на дальности около трёх тысяч километров. Определяющий вклад в создание экспериментального образца загоризонтного радиолокатора внесли Владимир Порфирьевич Васюков, Альберт Аркадьевич Бараев, Юрий Кузьмич Гришин, Юрий Кириллович Калинин, Иван Михайлович Заморин, Георгий Семёнович Пахомов и многие, многие другие ученые и инженеры НИИДАР. Не могу сейчас перечислить всех талантливых специалистов, принимавших самое активное участие в разработке. С 1968 года я стал главным конструктором и возглавил все работы по этой тематике. Мы добились немалых результатов. Но кто виноват в том, что отечественная боевая система загоризонтного обнаружения стартов баллистических ракет так и не была доработана и не была принята на вооружение? Кто виноват в том, что большая группа ученых, конструкторов, инженеров, рабочих за каторжный, исключительно тяжелый и добросовестный труд не получила даже элементарной благодарности? Наверное, в этом виноват, прежде всего, я, как главный конструктор. Не сумел своевременно, доказать свою правоту, не выстоял в борьбе за нее. Сам я человек далеко не идеальный. У меня со многими людьми были тоже не всегда идеальные отношения.
Но, тем не менее, мне очень многие помогали. Например, одно время меня поддерживал очень мудрый человек, начальник управления 4 ГУМО генерал-лейтенант Михаил Иванович Ненашев. Но потом я не прислушался к одному его мудрому совету, и он перестал мне оказывать содействие.
Не прислушался я и к совету Юрия Всеволодовича Вотин-цева. Однажды командующий войсками ПРО и ПКО, деликатнейший, очень уважаемый в армии человек, доверительно сказал, что пора, мол, тебе, как главному конструктору сделать решительный шаг в противостоянии с Марковым. Я тогда все понял, но посчитал его не своевременным. И ошибся. Видно Вотинцеву, в силу его служебного положения, поступала весьма важная информация, о которой я не знал.
А вообще, за всем тем, что произошло со мной стоит еще одна весьма серьезная проблема. Речь идет об отношении к главным конструкторам. В мою бытность в Минрадиопроме многие главные конструктора были практически лишены всяческих полномочий. В ряде институтов они даже не имели права служебной переписки. Директор был хозяином положения, в любой ситуации мог навязывать свои взгляды на научные и технические проблемы. Один директор создаёт главному конструктору все условия для плодотворной работы, другой ведет себя по иному. Он тоже честный человек, он тоже за советскую власть. Но ему кажется, что если он будет водить за шкирку главного конструктора, определять что и как ему делать, куда идти, то дело от этого выиграет. А главный конструктор определяет очень многое. Это он не спит по ночам, работает, не считаясь со здоровьем. В космонавтике главный конструктор царь и богг в авиации тоже. Можно привести положительный пример Расплетина, Бункина, того же Ба-систова. А главный конструктор в лице какого-то мальчишки — это в первую очередь обман военных заказчиков. В этой системе кроется зло и неуспех многих разработок. В первую очередь военные должны быть заинтересованы в главных конструкторах. Поэтому надо создать такую систему, где именно главный конструктор фактически стоит во главе своей разработки. К этому постепенно идут. В том же НИИДАРе недавно ввели должность генерального конструктора. С ним уже трудно спорить тому же директору. Появились порядочные, знающие люди. Конечно, личностные особенности в науке будут присутствовать всегда. Но нужна такая система, которая максимально нивелирует их отрицательные стороны. Надо очень тщательно, юридически грамотно определить полномочия, права и обязанности главных и генеральных конструкторов. А заказчик не должен стоять в стороне от их работы, отдав всё на откуп Минрадиопрому. От этого все только выиграют, и в первую очередь дело».
