Теперь военные лидеры белого движения могли рассчитывать на моральную и материальную поддержку, но при условии совместной работы их с Калединым. Договорились и о распределении обязанностей. Генерал Л. Г. Корнилов отвечал за военную сторону дела создаваемой контрреволюционной армии. Генерал М. В. Алексеев принимал на себя заведование финансами и вопросами, касающимися внешней и внутренней политики. Генерал А. М. Каледин брал на себя управление Донским казачьим войском.
На Рождество Лавр Георгиевич вступил в командование армией, которая стала официально называться во всех документах Добровольческой. Генерал А. П. Богаевский писал в воспоминаниях: «Ее командующий в тот день был в штатском костюме и имел вид не особенно элегантный. Криво повязанный галстук, потертый пиджак и высокие сапоги делали его похожим на мелкого приказчика. Ничто не напоминало в нем героя двух войн, кавалера двух степеней ордена святого Георгия, человека исключительной храбрости и силы воли.
Маленький, тощий, с лицом монгола, плохо одетый, он не представлял собой ничего величественного и воинственного. Вместе с тем Лавр Георгиевич с надеждою смотрел в будущее и рассчитывал, что казачество примет деятельное участие в формировании Добровольческой армии».
Отличительным знаком новой армии стал нашиваемый добровольцами на рукав шеврон из лент национальных цветов. Начали работать армейские штабы, но их численное разрастание привело к конфликту между Корниловым и генералом Лукомским, начальником штаба Добровольческой армии. В итоге тот был откомандирован представителем армии при атамане Каледине, а его место занял генерал И. П. Романовский.
Становление Добровольческой армии продвигалось довольно медленно. В среднем в день записывалось в ее ряды до восьмидесяти человек. Солдат и унтер-офицеров было мало, в основном добровольцами становились офицеры, юнкера, студенты и гимназисты старших классов. К тому времени на железнодорожных станциях по всей территории, контролируемой Советами, уже действовали заградительные отряды, тщательно просеивающие весь поток пассажиров, едущих на юг. Расправа с классово враждебными элементами в те годы была короткой. В начале 1918 года на Дон, где формировалась Добровольческая армия, из центральных районов страны прорывались только отдельные смельчаки.
Каждый доброволец давал подписку прослужить четыре месяца и обещал беспрекословное повиновение армейскому командованию. Состояние казны белой армии позволяло платить добровольцам крайне низкие оклады: офицеры получали 150, нижние чины — 50 рублей. Обмундирование было свое.
Ситуация изменилась, когда в Новочеркасск прибыл Корниловский ударный полк под командованием подполковника Неженцева: 500 штыков и 50 офицеров. Из Киева же прибыл и костяк Георгиевского полка, который начал формироваться в городе весной 1917 года из солдат-фронтовиков, награжденных Георгиевскими крестами. Полк под командованием полковника А. К. Кириенко не успел закончить формирование, будучи передислоцирован сперва в Новочеркасск, а затем в Ростов-на-Дону.
Большой радостью для генерала Корнилова стало прибытие на Дон остатков конного Текинского полка — всего четыре десятка человек смогли избежать гибели и пленения. Текинцы вновь составили личный конвой главнокомандующего, теперь уже белой Добровольческой армии.
Вместе с корниловцами и георгиевцами из Киева прибыла большая группа юнкеров местных училищ — военных и артиллерийского. Их прибытие позволило начать формирование отдельного юнкерского батальона.
Винтовок и огнестрельных припасов на донских складах почти не оказалось. Оружие и боеприпасы отходивших с фронтов пехотных и кавалерийских полков, артиллерийских бригад и других воинских частей оказались на территории центральной России или достались наступавшим после заключения сепаратного Брестского мира германским, австрийским и турецким войскам.
Оружие добровольцам приходилось отбирать у проходивших через Ростов и Новочеркасск воинских эшелонов, едущих по домам. Оружие покупалось у всех, кто владел им и желал продать. Посылались небольшие экспедиции в Ставропольский край, которые добывали винтовки, боеприпасы и артиллерийские орудия у большевистски настроенных войск, прибывших с развалившегося Кавказского фронта.
К середине января 1918 года Добровольческая армия представляла из себя небольшую военную силу численностью всего около пяти тысяч человек. Но ее сила множилась единством взглядов добровольцев.
Корнилов надеялся довести численность белого воинства хотя бы до десяти тысяч человек, чтобы начать активные боевые действия. Пока у него под командованием находилось совсем мало сил, распыление которых грозило крахом.
В начале 1918 года атаману Каледину так и не удалось поднять донское казачество на борьбу с большевиками. Казаки-фронтовики не желали в своей массе воевать ни на чьей стороне. Южный фронт белых держался в основном за счет белых партизанских отрядов казаков, среди которых наиболее удачно действовал отряд есаула Чернецова.
Советское командование военное положение на Юге в декабре и первой половине января оценивало довольно пессимистически. Сводки, которые ложились на стол Председателя Совета Народных Комиссаров В. И. Ленина и Председателя Реввоенсовета Л. Д. Троцкого, преувеличивали и силы Добровольческой армии, и активность ее намерений.
Примером может служить донесение с Южного фронта, датированное 18 декабря, когда добровольческие части не выходили еще на фронт, донские казачьи митинговали: «Положение крайне тревожное. Каледин и Корнилов идут на Харьков и Воронеж-Командующий просит присылать на помощь отряды красногвардейцев».
Комиссар Склянский, один из ближайших помощников Троцкого, сообщал Совету народных комиссаров, что Донское казачье войско мобилизовано поголовно, вокруг Ростова собрано 50 тысяч белого войска. Лишь в середине февраля военное командование Республики Советов получило более подробную ориентировку о действительном состоянии Добровольческой армии.
В десятых числах января красногвардейские отряды повели наступление на Ростов и Новочеркасск. С этого времени прием пополнения фактически прекратился. Кадровые добровольческие части были брошены в бой. По просьбе атамана Каледина офицерский батальон направился на прикрытие Новочеркасска, поскольку мобилизованные казаки отказались воевать с большевиками и разъезжались по домам.
Корнилов и Алексеев переводят армейский штаб и большинство добровольческих частей из Новочеркасска в Ростов. Командующий, как отмечал в мемуарах Деникин, руководствовался, во-первых, тем, что важное Харьковско-Ростовское направление было брошено донцами и принято всецело добровольцами. Во-вторых, переезд позволял отмежеваться от Донского правительства и совета, раздражавших Корнилова. И наконец, Ростовский и Таганрогский округа были не казачьими, что облегчало до некоторой степени взаимоотношения добровольческого командования и местной власти.
В Ростове Лавр Георгиевич продолжал заниматься вопросами формирования Добровольческой армии, проводя много различных встреч. Одну из них описал в «Дневнике белогвардейца» Роман Гуль: «Подпоручик Долинский, адъютант Корнилова, провел нас в приемную — соседнюю с кабинетом генерала комнату. В приемной, как статуя, стоял текинец. Мы были не первые. Прошло несколько минут, дверь кабинета отворилась: вышел какой-то военный, за ним Корнилов, любезно провожая его. Лавр Георгиевич поздоровался со всеми.
— Вы ко мне, господа?! — спросил нас.
— Так точно, ваше превосходительство.
— Хорошо, подождите немного, — и ушел. ... Дверь кабинета вскоре отворилась.
— Пожалуйста, господа.
Мы вошли в кабинет, маленькую комнату с письменным столом и двумя креслами около него.
— Ну, в чем ваше дело? Рассказывайте, — посмотрел на нас генерал. Лицо у него было бледное и усталое. Волосы короткие, с сильной проседью. Оживлялось лицо маленькими, черными, как угли, глазами.
— Позвольте, ваше превосходительство, быть с вами абсолютно искренними.
— Только так, только так и признаю, — быстро перебивает Корнилов.
Лавр Георгиевич, слушая нашу просьбу не разлучать с полковником С, чертит карандашом по бумаге, изредка взглядывая на нас черными проницательными глазами. Рука у него маленькая, сморщенная, на мизинце — массивное дорогое кольцо с вензелем.
— Полковника С. я знаю, знаю с хорошей стороны. То, что у вас такие хорошие отношения с ним, меня радует, потому что только при искренних отношениях и можно работать по-настоящему. Так должно быть всегда у начальника и подчиненных. Просьбу вашу я исполню.
Маленькая пауза. Мы поблагодарили и хотели просить разрешения встать, но Корнилов нас перебивает:
