Тем временем положение осажденного Перемышля ухудшалось. Тот факт, что австро-германские армии опять не сумели пробиться на выручку, подорвал моральное состояние гарнизона. Солдаты, находившиеся в осаде 5 месяцев, падали духом. Начались всякие внутренние раздоры и дрязги. Плохо стало с продовольствием. Точнее, в крепости еще оставались изрядные запасы. Но получился искусственный дефицит. Продукты стали экономить на случай, если осада затянется. И в первую очередь начало голодать мирное население. А начальство и интенданты паниковали, заначивали для себя. Пошли злоупотребления и махинации с продовольствием, его пускали на черный рынок, продавая по бешеным ценам голодающим жителям. И в результате войскам тоже урезались пайки. Условия осады и недоедания вызывали болезни, госпитали были переполнены. Помощь им оказать были не в силах, да и сказывалась общая деморализация. Часть медико-санитарного руководства и медперсонала предпочитала уже решать "свои проблемы", лекарства и еда вовсю уходили на сторону, и пациенты валялись вообще без лечения, предоставленные собственной судьбе. Все это сказывалось на настроениях солдат. Отмечались случаи неповиновения, конфликты между славянами и венграми. У чехов, поляков и русин появились капитулянтские тенденции — что подпитывалось страданиями городского населения, в большинстве славянского. Венгры были настроены стоять насмерть — к тому же их, как более «верных», снабжали получше. И обвиняли славян в трусости и предательстве. Комендант ген. Кусманек стал опасаться бунта и передал своему командованию по радио, что если Перемышль не освободят, он вынужден будет сдаться.
Это стало причиной нового наступления. Перегруппировавшись и подтянув дополнительные силы, австро-германцы опять перешли в атаки в последней, отчаянной попытке спасти Перемышль. На главном направлении Белогруд — Лиско против 4 дивизий 8-го и 7-го русских корпусов было брошено 14 вражеских дивизий. Положение усугублялось тем, что уже начался "снарядный голод", боеприпасов армии отпускалось все меньше. А в условиях горной войны и весеннего бездорожья даже имеющиеся припасы не всегда можно было доставить на передовую. Брусилов писал: "Нужно помнить, что эти войска в горах зимой, по горло в снегу, при сильных морозах ожесточенно дрались беспрерывно день за днем, да еще при условии, что приходилось всемерно беречь и ружейные патроны, и в особенности артиллерийские снаряды. Отбиваться приходилось штыками, контратаки производились почти исключительно по ночам, без артиллерийской подготовки и с наименьшею затратою ружейных патронов".
Командир 8-го корпуса Драгомиров докладывал, что держаться больше не может, просил разрешения отойти к г. Саноку. Брусилов послал ему еще один из своих знаменитых приказов: "Прошу держаться. Если просьбы недостаточно приказываю. А если приказ считаете невыполнимым — отстраняю от должности". И Драгомиров удержался. Русские сами нанесли несколько контрударов, тормозя врага. А левее был сформирован и введен в бой 3-й конный корпус графа Федора Артуровича Келлера. Это был заслуженный и знаменитый вояка, его считали лучшим кавалерийским военачальником, "первой шашкой России". Прославился он еще в Турецкую в отряде Скобелева — был одним из адъютантов "белого генерала", а когда ранили Куропаткина, заменил его на посту начальника штаба. Несмотря на графский титул и «немецкое» происхождение более «русского» душой человека трудно было сыскать.
Вот как описывает его современник: "Высокая, стройная, хорошо подобранная фигура старого кавалериста, два Георгиевских креста на изящно сшитом кителе, доброе выражение на красивом, энергичном лице с выразительными, проницающими в самую душу глазами… Граф Келлер был чрезвычайно заботлив о подчиненных; особое внимание он обращал на то, чтобы люди всегда были хорошо накормлены, а также на постановку дела ухода за ранеными, которое, несмотря на трудные условия войны, было поставлено образцово. Он знал психологию солдата и казака. Встречая раненых, выносимых из боя, каждого успокаивал, расспрашивал и умел обласкать. С маленькими людьми был ровен в общении и в высшей степени вежлив и деликатен; со старшими начальниками несколько суховат. С начальством, если он считал себя задетым, шел положительно на ножи… Неутомимый кавалерист, делавший по 100 верст в сутки, слезая с седла лишь для того, чтобы переменить измученного коня, он был примером для всех. В трудные моменты лично водил полки в атаку… Когда он появлялся перед полками в своей волчьей папахе и в чекмене Оренбургского казачьего войска, щеголяя молодцеватой посадкой, казалось, чувствовалось, как трепетали сердца обожавших его людей, готовых по первому его слову, по одному мановению руки броситься куда угодно и совершить чудеса храбрости и самопожертвования…"
Боевые операции 1915 года
В состав его корпуса вошли 1-я Донская, Дикая дивизии, ряд других частей. Но одной конницей в горах много не навоюешь, и Келлеру была придана пехота, в том числе 4-я Железная бригада. И в ходе встречных боев с австрийцами она попала в тяжелое положение у горы Одринь. Бригада захватила крошечный плацдарм на левом берегу Сана, но господствующие высоты остались у противника и окружали пятачок полукольцом, он простреливался вдоль и поперек. А сзади была река, вздувшаяся от паводка, и единственный плохенький деревянный мост, который вот-вот могло снести. Следовало бы отступить, но тогда пришлось бы отойти и соседней 14-й дивизии, и ее командир доложил: "Кровь стянет в жилах, когда подумаешь, что впоследствии придется брать вновь те высоты, которые стоили нам потока крови". И бригада была оставлена на левом берегу.
В этих боях ярко проявили себя два будущих героя Белой Гвардии полковник Генштаба Сергей Леонидович Марков и подполковник Николай Степанович Тимановский. Тимановский еще будучи гимназистом пошел добровольцем на Японскую и под Мукденом заслужил солдатский Георгиевский крест, а у Деникина командовал батальоном. Марков тоже доблестно воевал в Японскую, потом преподавал в Академии Генштаба, стал там профессором. И к железным стрелкам прибыл недавно, в период ликвидации декабрьского прорыва. Бывший профессор явился, когда части вели бой у г. Фриштака и с ходу заявил, что недавно перенес операцию, не может ездить верхом и на позиции не поедет. Как вспоминает Деникин, они с офицерами переглянулись и решили, что в их "запорожской сечи" такой тип надолго не приживется. И отправились без него к цепям стрелков, атаковавшим противника. Но тут вдруг вражеские шрапнели стали рваться в тылу, и оглянувшись, увидели, что к боевым порядкам на какой-то огромной обозной колымаге в открытую едет Марков и смеется: "Скучно стало дома. Приехал посмотреть, что тут делается". И лед был сломан, он стал в бригаде "своим".
А на плацдарме у г. Одринь противник обстреливал стрелков днем и ночью. Били снайперски, охотясь даже за одиночками. Штаб бригады расположился в деревне Творильня и тоже был под огнем. Когда обедали, пуля, залетевшая в окно, разбила на столе тарелку, другая расщепила спинку стула. Передвигаться можно было только в темноте, а при необходимости выйти из хаты днем прикрывались пулеметным щитом. Погиб командир 16-го полка барон Боде — его заменил Тимановский и раз за разом отбивал попытки неприятеля прорваться на фланге, вдоль Сана, чтобы отрезать плацдарм от реки. А в 13-м полку были выбиты все старшие офицеры, его командира Гамбурцева тяжело ранило прямо на крыльце штаба. И Марков обратился к Деникину: "Ваше превосходительство, дайте мне 13-й полк". Тот пожал плечами: "Пожалуйста. Но вы видите, что делается?" "Вот именно, ваше превосходительство", кивнул Марков и вступил в командование полком, вдохновляя его оборону. Бригада должна была погибнуть. От своих она была уже почти отрезана, припасы доставляли только по ночам. А стоило еще чуть-чуть прибыть весенней воде, смыть переправу — и все. Но в этот ад Келлер приехал лично. Понял, что здесь труднее всего, пробирался целый день окольными тропами, явился в простреливаемую Творильню, оценил ситуацию и добился, чтобы бригаду отвели за Сан. Она была отправлена на переформирование и развернута в дивизию, сохранившую номер и название — 4-я Железная.
А австро-германское командование, не в силах прорвать русские позиции в лобовых боях, предприняло попытку растянуть фронт и обойти открытый левый фланг 8-й армии. Восточные, или Лесистые, Карпаты выше Западных, здесь меньше дорог. И прилегающая к ним область южнее Днестра представляет собой предгорья, неудобные для маневренных действий. Поэтому до марта 1915 г. данный регион оставался в стороне от эпицентра боев. С обеих сторон тут действовали кавалерийские заслоны. Теперь же сюда стали перебрасывать соединения из Франции, Польши, из прежней ударной группировки. И в то время, когда кипело сражение в верховьях Сана, происходила грандиозная передвижка, в результате которой Южная армия Линзингена переместилась в район Мукачево и Хуста, 2-я австрийская — в район Ужгорода. Тут сосредоточилось 13,5 дивизий и началось наступление. С юга — на Львов и на самом левом участке Юго-Западного фронта, в Буковине. Русская конница была сбита и откатывалась назад. Возникла угроза прорыва врага в глубокие тылы. И отступающие части отчаянно отбивались контратаками, чтобы хоть задержать продвижение неприятеля. А командование 8-й армии и фронта спешно перекидывало против новой угрозы все, что можно. На подступах к г. Станиславу был ранен в ногу шрапнелью командир 2-го кавалерийского корпуса ген. Каледин, вынужденный снова находиться в пекле сражения. Был повернут против прорывающегося врага и 3-й кавкорпус Келлера, проявляя чудеса героизма. На подмогу сюда Брусилов отправил 12-й корпус Леша. Но сил было недостаточно, русские части оттеснялись на линию Днестра и Прута.
