«Как могло случиться, что темный проходимец так долго издевается над Россией?»
– и призывала в столь тяжелое время серьезно заняться этими гнойниками[1372]. Очевидно, что публичное возобновление распутинской темы не способствовало конструктивному отношению Николая II к происходящему.
Как мы видели, инициативу по созданию блока взяло на себя московское купечество; организаторская же функция оставалась за А.В. Кривошеиным. Он курсировал между двумя столицами, проводя консультации с московскими промышленными тузами и зачастую меняя свою точку зрения им в угоду[1373]. На заседаниях Совета министров он ссылался на полученные частным порядком сведения: настроения в Москве самые серьезные, и «надо откровенно сказать Государю, который не осознает обстановки и не дает себе отчета, в каком положении находится правительство»[1374]. Ему вторил недавно назначенный обер-прокурор Синода, известный московский общественный деятель А.Д. Самарин, убеждавший не пренебрегать мнением московского купечества, к которому прислушивается вся Россия[1375]. В этой ситуации правительство, опирающееся на законодательную ветвь власти, мог возглавить лишь один человек – А.В. Кривошеин; другие кандидатуры на эту высокую должность были просто неприемлемы[1376]. Вовсю готовились и публиковались списки членов нового кабинета: их варианты распространялись среди заинтересованных лиц[1377]. Однако А.В. Кривошеин не стал принимать непосредственного участия в переговорах правительства с прогрессивным блоком и покинул столицу.[1378]
Такая предусмотрительность, как показали дальнейшие события, была нелишней. Придворные круги все более настойчиво предупреждали императорскую чету о готовившемся государственном перевороте и умоляли удалить его организаторов – Кривошеина с компанией[1379]. В результате Николай II выразил возмущение играми вокруг правительства общественного доверия:
«он не придал большого значения политическим домогательствам Прогрессивного блока и смотрел на них как на попытку мало подготовленных и неопытных людей захватить власть»[1380].
Перемена государственного управления в военных условиях была для него невозможной. Более того, он сожалел, что согласился на обновления в правительстве и уволил тех, кто не устраивал думу[1381]. Особенное недовольство, как вспоминал Министр финансов П.Л. Барк, император выказал по поводу раскола в Кабинете министров: невозможно представить, сказал он, чтобы в полку часть офицеров обратилась к командиру с ходатайством об увольнении своих товарищей. Проведенная аналогия между Советом министров и полком потрясла Барка: он никак не ожидал, что государь приравняет солидарность среди членов кабинета к корпоративному духу военной среды[1382]. В результате все усилия реформаторов потерпели полное фиаско: целая группа министров во главе с А.В. Кривошеиным была вынуждена покинуть кабинет, а еще 3 сентября 1915 года заседания Государственной думы вновь прекратились. Тем не менее после этого Николай II совершил то, чего от него так настойчиво добивались. Впервые в российской истории на министерские посты были назначены представители законодательных учреждений: из Государственной думы Н.А. Хвостов министром внутренних дел, из Государственного совета А.Н. Наумов на место А.В. Кривошеина, чье ведомство стало теперь именоваться Министерством земледелия; оба назначенца принадлежали к правым фракциям. Тем самым давалось понять, что верховная власть не против законодателей; однако путь в правительство обеспечивает не составление политических комбинаций, а соблюдение установленных правил.
Интересно, что после краха совместных с Кривошеиным усилий по продавливанию политических реформ московская буржуазия отвернулась от своего ближайшего союзника; после его отставки она просто потеряла к нему интерес. О том, что расставание получилось не очень хорошим, говорит такой факт: в декабре 1915 года руководители Центрального военно-промышленного комитета А.И. Гучков и A.И. Коновалов рассказывали избранной рабочей группе, что их самоотверженные усилия по налаживанию работы тормозил не кто иной, как А.В. Кривошеин[1383]. Сам же он в последующие годы еще лелеял какие-то надежды по поводу своей политической востребованности. Например, осенью 1916 года, рассуждая о внутренней обстановке и политических настроениях, он объяснял минскому губернатору князю B.А. Друцкому-Сколинскому, что время его правительства просто «еще не настало», и предложил ему пост Министра земледелия в своем будущем кабинете; губернатор отнес это на счет оскорбленного самолюбия бывшего царского фаворита[1384]. Однако будучи в эмиграции, А.В. Кривошеин совсем иначе трактовал свое чиновничье прошлое. После революции он повествовал княгине Л.Л. Васильчиковой о своих стараниях по роспуску Государственной думы, по закрытию Земского и Городского союзов, но поддержки Государя не чувствовал[1385].
В завершение сюжета о попытках утвердить в России парламентский строй следует особо подчеркнуть, что в историографическом плане эта тема требовала продолжения. Советские историографы, как правило, отводили руководящую роль в образовании Прогрессивного блока и в выдвижении лозунга «министерство доверия» партии кадетов. Во многом они опирались на свидетельство их лидера П.Н. Милюкова, в мемуарах уверенно изображавшего себя отцом-создателем блока. Причем, по его уверениям, он к этому совсем не стремился, в силу опыта осознавая всю сложность ситуации[1386]. Однако некоторые советские авторы ясно показали, что в действительности роль архитектора Прогрессивного блока Милюкову явно не грозила, да и сам он начал претендовать на нее лишь в эмиграции. А в августе 1917 года перед комиссией, которая расследовала преступления высших должностных лиц царского режима, он говорил совсем другое:
«Надо сказать, что, может быть, первая мысль о нем (о блоке. – А.П.) исходила из министерских кругов... Кривошеин все время был начеку и думал, что все же настанет его время, когда он будет премьером, и считая необходимым опираться на большинство в палатах... Так что, может быть, самая попытка первоначальных переговоров была вызвана этим... Посредничество принял на себя Крупенский (лидер фракции центра. – А.П.), который всегда являлся маклером в таких случаях»[1387].
Как установлено историками, это очень любопытное признание лидер кадетов впоследствии никогда не повторял[1388], сосредоточившись исключительно на собственных заслугах в структурировании политического процесса того периода. Исходя из этих и других наблюдений, тезис об организаторской роли кадетов в строительстве блока не выдерживает критики[1389].
Сделанные выводы стали важным достижением в изучении Прогрессивного блока. Однако советская историография не выясняла, какова была роль купеческой буржуазии Москвы в его образовании, – этот аспект находился на исследовательской периферии. В настоящей работе нами сделан следующий шаг: известные события тех лет освещены здесь с точки зрения участия в них московской купеческой группы. Если А.В. Кривошеин продавливал государственное устройство, опираясь на законодательные учреждения сверху, то движущей силой в этом процессе выступала буржуазия Первопрестольной. В поддержку этого взгляда можно привести высказывания оппонентов парламентского курса: они оценивали происходившую борьбу как свое противостояние купеческой буржуазии. На сей счет, лидеры правых высказались в ноябре 1915 года на совещании монархистов, где присутствовали Н.А. Маклаков, И.Г. Щегловитов, А.И. Дубровин, А.А. Римский-Корсаков, Н.Е. Марков и др. (заметим, что этот представительный форум посетил и товарищ Министра внутренних дел, руководивший департаментом полиции, С.П. Белецкий)[1390]. С основным докладом выступил один из лидеров правых в Государственной думе профессор С.В. Левашов. Он напомнил, что уже прошлую революцию, 1905 года, субсидировали преимущественно московские финансисты. И притязания Прогрессивного блока, совершенно определенно, также исходят из московских финансово-промышленных кругов[1391]. Многочисленные факты ясно показывают:
«кто является родоначальником теперешней печальной смуты, которая... грозит крайней опасностью самому существованию государства. Родоначальниками этой смуты являются, несомненно, московские финансовые тузы, которые... собрали огромные капиталы в своих руках»[1392].
