Бокий сохранил дружественные отношения с бывшей женой и постоянно, по сообщению Разгона, "почти каждую неделю", - посещал квартиру Москвина. И деятель пионерского движения Разгон решил сделать карьеру в НКВД под руководством отца своей жены. Как уже отмечалось, в первом издании своего "Непридуманного" Разгон об этом "скромно" умолчал. Всячески обличая и проклиная НКВД, он утверждал, что он-то в 1937 году занимался изданием книг для детей, сотрудничая с уже знаменитым тогда Маршаком. Однако это его возвращение в сферу деятельности, в которой он подвизался в юные годы, произошло после его увольнения из НКВД.
16 мая 1937 года был арестован Бокий. Разгон указал в своих мемуарах иную, противоречащую документам дату этого ареста - 7 июня; перед нами, вероятно, дата увольнения из "органов" самого Разгона, которую он поэтому счел датой ареста своего тестя. Вместо НКВД Разгон стал служить в Детиздате, причем, очевидно, на достаточно высокой должности, поскольку, по его словам, занимался разработкой планов этого издательства совместно с Маршаком. Спустя год, 18 апреля 1938 года. Разгон был арестован и осужден на пять лет заключения (осудили его, в частности, как уже сказано, за обличение "контрреволюционности" нового идеологического курса страны, возрождающего-де монархию).
Можно предвидеть, что кто-либо усомнится в целесообразности подробного обсуждения мемуаров одного из сотрудников НКВД. Но, во-первых, история в конечном счете воплощается в судьбах отдельных людей, и только долгое господство в историографии XX века работ, сводивших все и вся к социально-политическим схемам, мешает увидеть и понять это. Во-вторых, мемуары Разгона весьма небезынтересны - и не только тем, что они сообщают, но и тем, о чем они умалчивают.
По-своему замечателен уже тот факт, что Разгон, подробно рассказывая о себе в "Непридуманном", не сказал ни слова о своей службе в проклинаемом им теперь, спустя много лет, НКВД, - надеясь, вероятно, на уничтожение или полную недоступность соответствующих документов. В 1992 году была издана уже упоминавшаяся книга Евгении Альбац, посвященная беспощаднейшему обличению ВЧК-ОГПУ-НКВД-КГБ, которые, по ее определению, с 1917 года осуществляли "геноцид в отношении собственного народа"375. Она особо отмечала, что в НКВД "было много евреев", ибо революция подняла на поверхность, как определила Альбац, "все самое мерзкое... вынесла на простор Отечества именно подонков народа (в данном случае - еврейского. В.К.). И в НКВД, на эту кровавую работу, пришли те, для кого она была возможностью самоутвердиться, ощутить свою власть" (с. 130). Евреи, "трудившиеся в органах, - утверждает Альбац, - были лучше образованы... а потому быстрее продвигались по служебной лестнице, да еще благодаря своему генетическому страху особо усердствовали, опасаясь, что их уличат в "мягкости" к своим... Расплата наступила скорее, чем они предполагали" (там же, с. 130).
"Оценка" предельно резкая, но в то же время книга Альбац посвящена не кому-нибудь, а бывшему сотруднику НКВД Разгону! Более того, ему уделена в книге особая главка под названием "Немного о любви", и он назван "бесконечно дорогим и близким" автору человеком... Очевидно, Разгон, несмотря на всю "близость" к Альбац, - утаил и от нее свою службу в НКВД, столь ненавистном ей, и это, мягко говоря, несимпатичный поступок.
Но, к прискорбию для Разгона, несколько позже историк Т. А. Соболева заинтересовалась фигурой его тестя и начальника Бокия, по сохранившимся все же документам установила, что в возглавляемом им "Спецотделе" НКВД служил уцелевший Лев Эммануилович, и обратилась к последнему за информацией. Поэтому во втором издании мемуаров (1994 года) Разгону, во-первых, волей-неволей пришлось признаться (правда, он сделал это в одной беглой фразе), что он таки служил в НКВД376, и, во-вторых, совсем по-иному, чем в первом издании, охарактеризовать своего тестя377.
В первом издании мемуаров Бокий был преподнесен как своего рода исключение, уникум в чекистских кругах: он помогает спасти от неминуемой гибели одного из великих князей, оказывает услуги готовому эмигрировать Шаляпину и т.п.378 И, вообще, как написал Разгон, в Бокий "при всех некоторых странностях" (именно такая формулировка!) "было какое-то обаяние" (с. 26).
Во втором издании своих мемуаров - уже после общения с историком Т. А. Соболевой - Разгон, по-прежнему оговаривая, что его тесть Бокий иной человек, "нежели Ягода, Паукер, Молчанов, Гай и другие", что он человек "из интеллигентной семьи, хорошего воспитания, большой любитель и знаток музыки", все же вынужден был не ограничиться подобными "штрихами". Мемуарист теперь "вспомнил", что именно Бокий "был автором идеи создания концентрационного лагеря и первым его куратором... Ни образование, ни происхождение, ни даже профессия нисколько не мешали чекистам быть обмазанными невинной кровью с головы до ног... - "вспомнил" во втором издании Разгон. - Бокий... после убийства Урицкого стал председателем Петроградской ЧК и в течение нескольких месяцев... руководил "красным террором"... с 1919 года был начальником Особого отдела Восточного фронта... невозможно подсчитать (! - В.К.) количество невинных жертв на его совести..."379
Но, уверял здесь же Разгон, позднее, после завершения Гражданской войны, Бокий-де отошел от кровавых дел и (цитирую) "с 1921 года и до самого своего конца был создателем и руководителем отдела, который даже не был отделом ОГПУ, а официально считался "при"... в этом отделе никого и никогда не арестовывали и не допрашивали" (с. 96).
Разгон в очередной раз ухитрился "забыть", что, согласно документам, в середине 1920-х годов, то есть в уже "мирное время", в ОГПУ было "для осуществления внесудебной расправы... организовано Особое совещание... в его состав входили В. Р. Менжинский, Г. Г. Ягода и Г. И. Бокий"380. Кроме того. Разгон без всяких оснований "вывел" возглавлявшийся Бокием с 1921-го по 1937 год "Спецотдел" за рамки ОГПУ-НКВД, ибо, согласно документам, во время службы там Разгона это был именно один из отделов (9-й) Главного управления госбезопасности (ГУГБ) НКВД, и сам Бокий имел звание комиссара ГБ 3-го ранга (т.е. генерал-лейтенанта).
Вполне понятно, что Разгон, пытаясь "отделить" Бокия от НКВД, думал прежде всего о собственной репутации. Но одновременно с выходом второго издания его мемуаров вышла в свет основанная на тщательном исследовании фактов книга Т. А. Соболевой, в которой установлено, что возглавлявшийся Бокием Спецотдел "являлся частью репрессивного аппарата" и с течением времени становился "все больше вовлекаемым в поток репрессий"381.
