колец [1432].
Лингвист и историк А. И. Попов поддержал идею Рыбакова о связи между названием реки Рось и племенным наименованием русь [1433], хотя и не принял связки анты-венеды. Киевский археолог М. К. Каргер признал направление рассуждений докладчика правильным [1434]. Горячую поддержку положения Рыбакова нашли у лингвиста И. Н. Гозалишвили. А вот лингвист Р. И. Аванесов очень осторожно признал гипотетическую возможность трансформации «рос» в «рус» [1435]. Более того, он предостерег от увлечений поиском курско-орловского диалекта: «Я должен сказать, что тут с Вашими соображениями, пожалуй, согласиться трудно, но они выходят за пределы Вашей специальности и тех возможностей, которые в Вашем материале есть» [1436]. Он подчеркнул, что тогда еще рано было говорить о предпосылках появления русского и украинского языков, о чем пришлось бы говорить в случае обнаружения курско-орловского и киевско-полтавского диалектов в глубокой древности.
Отвечая Р. И. Аванесову, Рыбаков заявил, что его неправильно поняли и, говоря о диалектах, он имел в виду следующее: «Моя мысль заключается в том, что богатое историческое прошлое этой территории обусловило богатство языка, и в дальнейшем, когда древнерусская народность распалась на части, когда в каждой из этих частей оказалась какая-то доля этой древнерусской земли, именно эта доля древнерусской земли и повлияла на создание языка» [1437]. Таким образом, выступавший переместил проблему с поиска собственно диалектов на изучение их предыстории.
Несмотря на ряд замечаний, видно, что предложенный доклад был встречен хорошо. Рыбаков грамотно расставил акценты, тесно переплетая интересные наблюдения, выведенные из фактического материала, гипотезы и аксиоматические идеи Сталина.
Через некоторое время доклад был опубликован в виде статьи в журнале «Вопросы истории» [1438]. Наиболее развернуто описанные положения были представлены в статье 1953 г., опубликованной в «Советской археологии». Символично, что номер открывало сообщение о смерти вождя. В публикации в более развернутом виде, с учетом новых идей и находок, обосновывались те же положения. Теперь Рыбаков доказывает существование «курско-орловского сектора славянства», рассматривая его как восточную часть Русской земли V–VII вв. [1439]
Смерть Сталина избавила археологов и лингвистов от необходимости обосновывать его «гениальные» откровения. Но, любопытно отметить, что в дальнейшем положения, прописанные Рыбаковым на основе сталинской этногнетической теории, практически полностью вошли в фундаментальные «Очерки истории СССР» [1440], представлявшие собой ориентир для советской исторической науки. Таким образом, это еще один пример того, что концепции, рожденные в годы идеологических кампаний и дискуссий, прочно вошли в советский исторический нарратив.
3. Бои за историю Крыма в послевоенном СССР
Полуостров Крым, издавна бывший перекрестком цивилизаций, неоднократно становился ареной борьбы не только между армиями и дипломатами, но и между учеными-историками, ломавшими перья, отстаивая претензии народов и великих держав на владение этой территорией [1441]. В перипетиях запутанного прошлого Крыма всегда можно было найти зацепку для доказательства исторических прав на него. Так, в годы Второй мировой войны немецкие нацисты обосновывали свои претензии на полуостров тем, что здесь некогда проживали готы, являвшиеся представителями германских племен. Их усилиями была создана Крымская Готия. В планах Гитлера после победы над СССР предполагалось заселить Крым немцами из Южного Тироля, Палестины, Заднестровья. На этой земле должна была появиться колония Готенленд.
Когда немецкие войска пришли в Крым, то оккупационная газета «Голос Крыма» печатала материалы, в которых доказывалось, что Крым — исконно немецкая земля, поскольку здесь на протяжении тысячелетия существовало готское государство [1442].
Естественно, что перед советскими историками, задачей которых было разоблачение фашистских фальсификаций, в военные и послевоенные годы стояла цель опровергнуть эти утверждения. История Крыма объявлялась важным участком «исторического фронта».
Проблема заключалась в том, что советская историческая наука немало потрудилась, чтобы показать важнейшую роль готов в истории Крыма. Так, в 1932 г. из печати вышел «Готский сборник» [1443], подготовленный готской группой Государственной академии истории материальной культуры (ГАИМК), ведущего научноисследовательского учреждения СССР в области изучения древней истории. В нем подтверждалось широкое присутствие готов на полуострове, а также подчеркивалась их роль в развитии всего Причерноморского региона. Правда, во второй половине 30-х готская группа была закрыта [1444].
Был и еще один нюанс. При описании присоединения Крыма в довоенной советской историографии обязательно акцентировалось, что царская власть разрушила самобытную крымско-татарскую культуру [1445]. Но вскоре, в связи с поворотом накануне войны национальной политики в сторону идеологии «дружбы народов» и обоснованию особой роли русского народа как первого среди равных в СССР [1446], такие пассажи стали неуместны.
После победы СССР в Великой Отечественной войне политизация крымского вопроса никуда не исчезла и даже приобрела гипертрофированные формы. На исследования истории Крыма были выделены немалые деньги, на которые, в частности, организовали Тавро-скифскую экспедицию. Ее целью объявлялось доказательство высокого развития коренных народов Крыма, в первую очередь скифов, которых противопоставляли пришлым готам.
В этноисторических исследованиях в первые послевоенные годы безраздельно господствовало учение Н. Я. Марра, сутью которого являлось утверждение, что этносы, их язык и культура развиваются автохтонно, путем скачка от одной этносоциальной стадии к другой. Марром отрицались миграции и культурно-языковое влияние народов друг на друга, поэтому, с этой точки зрения, народы Крыма не могли быть пришлыми [1447]. Марризм позволял сформулировать стройную и внутренне непротиворечивую (хотя и созданную при помощи превратного толкования известных фактов) схему крымской истории. В упрощенной форме ее сутью являлось утверждение, что древнее население Крыма (в том числе и скифы) были предками славян.
Постепенно на передний план в создании новой концепции вышел крымский археолог П. Н. Шульц, имевший немецкие корни [1448]. Он разработал антиготскую в сущности теорию, основой которой была схема, доказывавшая существование скифской государственности вплоть до вторжения гуннов в Причерноморье в конце IV в. Получалось, что никакого готского периода в истории Крыма просто не было [1449]. Таким образом, происходило постепенное выдавливание готов из научно-исторических исследований. Все это проходило под лозунгами борьбы с фашистскими фальсификациями прошлого народов СССР.
В 1949 г., когда в советской науке и культуре шла борьба с «безродным космополитизмом», патриотическая риторика в освещении истории Крыма оказалась особенно ко двору. На заседании Института истории материальной культуры им. Н. Я. Марра 29 марта 1949 г., посвященном борьбе с космополитами, П. Н. Шульц громил «фальсификаторов» крымской истории, отдавших полуостров иностранцам. «Крым — солнечная здравница Советского Союза — один из богатейших исторических заповедников нашей страны распродавался космополитами разного толка оптом и в розницу и римским оккупантам, и готам, и генуэзцам, и татарам, и туркам, и немцам» [1450], — возмущался археолог. Естественно, что крымская земля должна была показываться как исконно
