84
Автор правильно отмечает вначале движущие силы и причины великих географических открытий, говоря, что Новый Свет интересовал завоевателей и как новый рынок, и как сокровищница, которую можно было разграбить. В первую очередь их интересовали, конечно, драгоценные металлы; проблема завоевания новых рынков появилась позже, с ростом капиталистического производства. «Золото, — писал Энгельс, — было тем магическим словом, которое гнало испанцев через Атлантический океан; золото — вот что первым делом требовал белый, как только он ступал на вновь открытый берег». Современник завоевания, епископ Б. Лас-Касас так охарактеризовал испанских конкистадоров: «Они шли с крестом в руке и ненасытной жаждой золота в сердце».
Утверждения же автора относительно того, что завоеватели «отправлялись в путь как посланцы его апостолического величества под знаменем св. Девы, как миссионеры» и т. д. вряд ли можно принимать всерьез, так как в ряде других мест он достаточно ясно показывает свое критическое отношение и к этой миссионерской деятельности завоевателей, и к католическому духовенству. В действительности же интересы конкистадоров и католической церкви нередко противоречили друг другу, и из-за этого между представителями духовенства и завоевателями никогда не прекращались раздоры.
В предыдущих абзацах автор несколько преувеличивает роль Кортеса в завоевании Мексики. Прежде всего ацтекское государство было открыто не Кортесом — он воспользовался сведениями двух испанских экспедиций: Франсиско Эрнандеса де Кордовы (1517 г.) и Хуана де Грихальвы (1518 г.), совершивших разведочные плавания к Атлантическому побережью Мексики. Следовательно, если бы не было Кортеса, то положение вещей не изменилось бы: завоевателем Мексики явился бы другой испанский военачальник. Подробнее о роли Кортеса в завоевании государства ацтеков см.: В. И. Гуляев «По следам конкистадоров». М.: Наука, 1976.
О богатой стране на западе Кортес мог узнать не только (и не столько) от местных жителей (т. е. индейцев), а непосредственно от участников экспедиций Кордовы и Грихальвы.
Мысли, приписываемые автором Кортесу, не соответствуют исторической действительности. Кортес знал благодаря сообщениям Кордовы и Грихальвы, что ему придется иметь дело с населением, стоящим на высоком уровне культуры; именно это и привлекло Кортеса, так как давало ему надежду на огромную добычу.
Цифра в 65 000 домов для Мехико-Теночтитлана является несколько преувеличенной: если исходить из средних размеров одной малой семьи, живущей в одном доме, в 5 человек, то в целом это дает огромную цифру — 325 тыс. человек. По подсчетам современных исследователей, общее число жителей ацтекской столицы не превышало 100-120 тыс. человек. Подробнее см. об этом: «Археология Старого и Нового Света». М.: Наука, 1982.
Версия о том, что Монтесуму пленили лишь неделю спустя после прихода испанцев, была выдвинута самим Кортесом в его «Письмах» императору Карлу V. Однако свидетельства многих индейских (Чимальпахин, информаторы Саагуна) и испанских (Дуран, Лас-Касас) авторов позволяют предполагать, что правитель ацтеков оказался в плену у конкистадоров в первый же день их вступления в Теночтитлан.
Автор напрасно оправдывает Кортеса. Экспедиция была снаряжена вовсе не по поручению испанского короля; Карл V узнал о ней лишь впоследствии. Кортес стремился как можно быстрее переправить часть захваченного золота в Испанию лишь потому, что боялся, что обойденный им губернатор Кубы Веласкес объявит его беглым изменником и ослушником приказаний представителя королевской короны в Новом Свете. Как известно, Веласкес так и поступил. Только спешно отправленная с одним из доверенных лиц в Испанию большая часть добычи спасла положение, и Кортес получил официальное приказание испанского правительства.
В литературе имеются и другие версии, объясняющие быстроту победы Кортеса над Нарваэсом.
«Чинампы» — узкие и длинные гряды земли, полузатопленные водой, устроенные искусственно на прибрежных мелководных участках системы озер долины Мехико. На них ацтеки выращивали все основные сельскохозяйственные культуры — маис, фасоль, тыкву и др., собирая по 2-3 урожая в год. «Плавающие чинампы» — это ошибочно принятые испанцами за «сады» плоты и лодки для перевозки водных растений, использовавшиеся в качестве растительного перегноя для удобрения тех же чинамп.
Есть и иное мнение об обстоятельствах смерти Монтесумы. Некоторые индейские и испанские авторы XVI в. считают, что ацтекского правителя убили перед бегством из Теночтитлана сами конкистадоры по личному приказу Кортеса.
К. Керам повторяет здесь малоправдоподобную версию Кортеса и Берналя Диаса о «чуде при Отумбе»: о победе горстки израненных испанцев над многочисленным войском ацтеков. Во-первых, испанцы встретились там не с ацтеками, а с акольхуа (тескоканцами) во главе с братом правителя Тескоко — Иштлилшочитлом; а во-вторых, это были не враги, а союзники. Вот что говорится в этой связи в хронике Фернандо де Альбы Иштлилшочитла: «Узнав о том, что случилось, Иштлилшочитл после того, как у него произошла большая битва с Кутлахуаком (правителем ацтеков. — В. Г.), его дядей, который стал править после смерти Мотекухсомы, уведомил всех своих подданных, чтобы они помогали Кортесу, и когда некоторые ацтеки стремились настигнуть (Кортеса), люди Иштлилшочитла им помешали и их задержали. И так они (испанцы. — В. Г.) продвигались до тех пор, пока на одной из равнин между Отумбой и Семпалой к ним не пришел брат Иштлилшочитла с сотней тысяч людей и множеством съестных припасов для Кортеса…»
Куаутемока испанцы захватили в плен в 1521 г., а казнили его во время похода в Гондурас 6 февраля 1525 г.
Подробнее об истории и культуре ацтеков говорится в книге американского археолога Дж. К. Вайяна «История ацтеков». М., 1949.
Автор имеет в виду завоевание Гватемалы Педро де Альварадо.
В настоящий момент численность всех племен и народностей, говорящих на языках, относимых к лингвистической группе майя, достигает двух с лишним миллионов человек.
Автор преувеличивает архаичность как быта, так и языка современных майя. В настоящее время большая часть майя работает сельскохозяйственными рабочими на плантациях, и условия их быта мало отличаются от быта других рабочих сельских районов Мексики. Лишь небольшое племя лакандонон, живущее в лесах Чиапаса, сохраняет в какой-то степени старый хозяйственный уклад, быт и т. д. На упоминаемых Керамом фотографиях изображены представители именно этого племени.
Основным информатором Ланды был потомок правителя Мани-Гаспар Антонио Чи (около 1531 — около 1610 года). Подробнее о методе работы Ланды и о значении его сочинения как историко-этнографического источника см. во вступительной статье Ю. В. Кнорозова к «Диэго де Ланда. Сообщение о делах в Юкатане». М. — Л., 1955.
Подробнее о календаре майя см.: Ю. В. Кнорозов «Письменность индейцев майя». M. — Л., 1963.
В этом разделе автор несколько преувеличивает роль мистицизма в календаре древних майя. На самом деле календарь майя возник у них в связи с необходимостью точного определения срока посевов и жатвы и, следовательно, был первоначально полностью подчинен чисто хозяйственным интересам. С развитием классовых отношений в обществе майя вопросы календаря, связанного с культом божеств плодородия, стали компетенцией жреческой прослойки, использовавшей свои астрономические познания для укрепления своего влияния среди трудящихся масс. Повышенный интерес к вопросам календаря и астрономии у большинства зарубежных ученых объясняется лишь тем, что их попытки раскрыть тайну чтения некалендарных иероглифов майя потерпели неудачу. Вследствие этого ряд зарубежных исследователей упорно утверждали, что в надписях майя единственные рациональные данные можно получить лишь из календарных дат, а все остальные знаки письма майя имеют только сугубо ритуальный и мистический характер и что понять их невозможно. Эти утверждения еще в 50-х годах были опровергнуты этнографом Ю. В. Кнорозовым, доказавшим в своих работах по дешифровке и прочтению письменности майя, что майяская иероглифика подчиняется тем же основным закомерностям развития письма, как и все другие иероглифические системы, в частности иероглифика Древнего Востока. См.: Ю. В. Кнорозов «Древняя письменность индейцев майя». М. — Л., 1963; он же «Иероглифические рукописи майя». Л., 1975.
