Оттон III и Генрих II были готовы найти решение обоим этим вопросам и видели в трансформированной папской власти средство, которое может помочь им в выполнении этой задачи. Они придерживались в общих чертах той же точки зрения, что и Карл Великий (их долг перед Богом привести церковь к более совершенной форме христианской религиозности), но, в отличие от него, предоставляли папской власти более активную роль в этом процессе. Тем не менее партнерские отношения по-прежнему складывались на императорских условиях. Оттон III был особенно бескомпромиссным в своей позиции. Он публично отрекся от «Константинова дара» как от фальшивки, ясно дав понять, что он является – и таковым его следует считать – старшим партнером в таком союзе. Будучи не в восторге от уровня потенциальных кандидатов на должности, которых он нашел в Риме (изначально его позвал приехать папа Иоанн XV в качестве противовеса Кресцентию-младшему – сыну первого Кресцентия), он ввел двух северян как своих собственных назначенцев на папскую должность. Первым был его двоюродный брат Бруно – Григорий V, а затем, после безвременной (и таинственной) смерти Григория в 999 г., Герберт Орийякский стал Сильвестром II (999-1003). Бруно являлся внуком Оттона I и поэтому имел прямое саксонское происхождение, хотя его отец в конечном итоге стал герцогом Каринтии, расположенной дальше к югу. Герберт был родом из южно-центральной части Франции. Оба – высокообразованные продукты церкви посткаролингского периода в Северной Европе: Григорий как священник Оттона был выпускником соборных школ Восточной Франкии, а Герберт – один из величайших ученых своего времени (известный тем, что повторно ввел в обращение в Западной Европе счеты и армиллярную сферу из своих знаний греческой математики и естественных наук, сохраненных арабами) – был монахом, получившим образование в одном из самых известных монастырей X в. – Орийяке в Верхней Оверни. Оба они также занимались одной и той же программой реформ, и Герберт прожил достаточно долго, чтобы оказать на этот процесс немалое влияние. Генрих II, со своей стороны, был доволен работой с представителем семьи Тускулани Бенедиктом VIII, но тот и сам был предан реформе. Император и папа римский совместно председательствовали в Павии в 1022 г. в посвященном реформе синоде, который снова поднял шум против двойных (однотипных) злоупотреблений в центре действующей программы реформ[319].
Эта новая модель христианского руководства: главный – император, который действует вместе с гораздо более активным папой римским – была необходима к 1000 г. там, где ее не было двести лет назад, по одной простой причине. После поразительной череды завоеваний Карл Великий привел западный христианский мир в большей или меньшей степени под свою непосредственную власть. И хотя его преемники из Оттонианской и Салианской династий претендовали на тот же титул, про них этого уже нельзя было сказать. По условиям Каролингов, последние контролировали Восточную Франкию, Северную Италию и кое-что еще по мелочи. Западная Франкия не подпадала под их власть, равно как и обширные, недавно ставшие христианскими земли на Иберийском полуострове и в Восточно-Центральной Европе, где к 1000 г. Богемия, Польша и Мадьярское королевство уже приняли латинское христианство. На большей части этого расширившегося западного христианского мира богослужения вели священники, которые были верны другим королям и князьям, которые не могли доброжелательно относиться к прямому, чисто имперскому, вторжению в свои земли. В этих обстоятельствах папская власть стала более нейтральной союзницей, участие которой в реформаторском процессе помогало защититься от подозрений в том, что она может оказаться прикрытием для политического вторжения. Имея на своей стороне папскую власть, реформа могла быть представлена как задача для всего западного христианского мира – предотвращение возможного повторения ситуации, сложившейся в 500–700 гг., в которой этот мир на практике функционировал в виде изолированных церковных общин в каждом отдельном королевстве (глава 7).
Что сделало союз император – папа римский гораздо более эффективным, а также предотвратило любую реальную возможность повторения раздробленности после развала Римской империи в посткаролингский период – это то, что существовала вторая важная группа влиятельных людей, готовая к большей активности папской власти в управлении западной церковью. Благодаря структурным изменениям, запущенным Карлом Великим и его преемниками, политическая раздробленность не сопровождалась религиозным и культурным распадом, в результате чего даже к 1000 г. многие западные высокопоставленные христианские церковнослужители продолжали выражать более или менее единую точку зрения. Многие из них получили образование в соборных школах, основной образец которых представили Карл Великий и его советники. Их библиотеки стали теперь больше, и, кроме того, были построены новые соборы по мере того, как христианство распространялось к востоку от Рейна и Эльбы. Тексты продолжали циркулировать, пересекая политические границы, и эти школы имели общие, одни и те же по сути, литургические, проповеднические, дисциплинарные и богословские традиции. А так как они обладали в основном одними и теми же нравственными и интеллектуальными основами, то выпускники этих вызывающих почтение общественных институтов – которые также были главным источником епископов и архиепископов – придерживались схожих взглядов на мир. Например, все епископы Генриха II вышли из главных соборных школ его королевства. Другие же короли и правители того времени обычно брали свои кадры из того же источника.
Очень схожий взгляд на мир мы можем обнаружить и у выпускников другого главного источника руководящих кадров латинского христианского мира в начале второго тысячелетия – крупных монастырей. Основная модель жизни в них была установлена тоже во времена Каролингов, по крайней мере в имперских монастырях, которые с воодушевлением откликнулись на программы монастырской реформы Бенедикта Анианского и Людовика Благочестивого. В результате и эти общины имели общие литургические и интеллектуальные традиции и библиотечные фонды, очень схожие с их соборными аналогами. Опять-таки в посткаролингский век произошло много изменений: модель реформы Бенедикта Анианского распространилась по самым разнообразным монастырям в совершенно разных географических и политических условиях благодаря такому же широкому разнообразию механизмов. Самым известным монастырем того века являлся монастырь Клюни в Бургундии, в котором монахи, по существу, реформировали сами себя, но сделали это по установленному каролинго-бенедиктинскому образцу. В других местах иногда (как в Риме) вместе с активной помощью Клюни светские лорды или епископы (или архиепископ Метцкий в случае с известным монастырем Горца на Рейне) вынуждены были выкупать сначала монастырь. Но везде одна и та же модель религиозной жизни с частичным совпадением интеллектуальных условий с культурой соборных школ быстро распространялась по старым и новым землям западного христианского мира. И даже если в каких-то деталях и прослеживались различия (вроде таких вопросов: с какой ступени иерархии необходимо запрещать браки церковнослужителей; когда дарение подарков становится симонией), выпускники и главных монастырей, и соборных школ в 1000 г. в равной степени участвовали в осуществлении программы великих реформ[320].
Посткаролингская политическая раздробленность не только не сопровождалась таким же распадом религиозной культуры в западном христианском мире, но и один аспект их общей культуры запрограммировал и монастырские, и соборные компоненты этой второй влиятельной группы на то, чтобы принять – на самом деле ожидать, – что папская власть должна играть гораздо большую роль как религиозный лидер. С конца IX и весь X в. текст Pseudo-Isidore поспешно переписывали и читали в соборах и монастырях. Огромное большинство всех тех первых сохранившихся рукописей принадлежало библиотекам, в которых обучались руководители латинского христианства, так что образ более совершенного позднеантичного христианства, руководимого папой римским, нарисованный в Pseudo-Isidore, продолжал внедряться в сознание поколений. Действительно, когда в X в. оказалось, что нужны новые сборники церковных законов, вроде тех, которые выпускали Регино Прюмский и Бурхард Вормсский, новые труды, естественно, включали многие поддельные тексты из Pseudo-Isidore. Даже когда у первоначального сборника истек срок хранения, он продолжал оказывать сильное влияние, утверждая идею, что папская власть должна быть главной в управлении западным христианским миром[321].
Одним отражением силы этой идеи является тот факт, что даже на протяжении эры порнократии церковный потребительский спрос западного мира требовал, чтобы папская власть исполняла по крайней мере какие-то свои новые функции. Этот процесс – не просто следствие Pseudo-Isidore, он был вызван более активной позицией некоторых пап в третьей четверти IX в., хотя и зависел от структур империи Каролингов и сам по себе являлся более чем отчасти отражением воздействия этого сборника. Широко известно, что различные реформированные монастыри начали переходить под официальную защиту папы римского и с этой целью просили дать им письменные хартии. Монастырь Клюни положил начало этой тенденции в 909 г., когда монахи получили свой оригинал защитного текста, хотя Рим в посткаролингский период пребывал на пике хаоса. Они пошли дальше и на протяжении последующего века получали затем дальнейшие подтверждения факта папской защиты, включая подписанный именем Григория V полный реестр монастырских владений, составленный в 998 г. Как подчеркнуло весьма авторитетное исследование земельных владений Клюни, эти документы о нахождении под защитой папской власти имели мало практической ценности: у пап в X в. не было эффективных рычагов воздействия в Бургундии, и, чтобы получить реальную защиту, монастырь полагался на другие механизмы. Но такие документы рекламировали статус Клюни по всему христианскому миру, и как таковые они были достаточно полезны, чтобы многие другие монастыри последовали его примеру. В 896-1049 гг. религиозные учреждения (большинство составляли монастыри, включая самые крупные – реформированные) составили 630 папских хартий, утверждавших различного рода права, и подавляющее их число ссылалось на земельные владения. Около четверти документов являлись подделками. По-видимому, монастыри не хотели хлопотать и тратиться на получение настоящих документов из Рима, а просто фабриковали их сами.
