Александр носил в душе новые великие замыслы. Казалось, он хотел подавить свою скорбь массою смелых предприятий. Он велел строить корабли в Гиркании, чтобы исследовать Каспийское море и попытаться соединить его с Черным морем, или с Восточным океаном. Вероятно, помышлял он при этом о походе против азиатских скифов. Он хотел покорить Аравию и открыть ее для всемирной торговли. Воинственные планы его простирались до Карфагена, Сицилии, Италии и Иберии, с целью открыть широкое поле для торговли всех народов в Средиземном море. В Вавилон, который должен был сделаться главным городом всесветного его царства, и кругом этого города предпринял он громадные постройки, заложил корабельные верфи, устроил гавани и каналы.
Между тем пришло время, в которое должны были начаться празднества тризны в память Ифестиона; все ожидали при этом случае объявления нового похода. Тысячи свежих войск были сосредоточены в Вавилоне, множество иностранцев стеклось, чтоб присутствовать при невиданном зрелище. Стены Вавилона были сняты на расстоянии 10 стадий и на этом пространстве воздвигнут был пятью уступами костер в 200 футов вышины, великолепное здание, украшенное золотом, пурпуром, статуями и картинами, стоившее Александру двенадцать тысяч талантов. Этот костер был зажжен посреди жертвоприношений, погребальных процессий и похоронных песен. Когда он сгорел, Ифестиону принесена была жертва, как полубогу, ибо так повелело божество Аммониона. Александр сам положил на жертвенник первое приношение и велел потом принести в жертву 10000 волов, мясо которых было разделено между воинами на роскошном пиршестве. В следующие дни происходили другие блистательные празднества.
Александр вскоре должен был последовать за другом своим Ифестионом, как великий предок его Ахиллес – за своим Патроклом. 30 мая он давал прощальный пир своему адмиралу Неарху, который должен был отправиться к берегам Аравии. После окончания этого пиршества фессалиец Мидий, один из друзей Александра, просил его принять участие в небольшой пирушке в его доме. Александр не мог отказать в просьбе другу: он сам был веселый собеседник и охотно просиживал в кругу близких ему людей до глубокой ночи, не находя, впрочем, особенного удовольствия в попойках. Так и в этот раз засиделся он почти до утра и в следующий вечер, согласно своему обещанию, снова пришел к Мидию. Поздно ночью возвратился он домой, нездоровый. Многие душевные потрясения последнего времени, частые возлияния на пирах и утомления от разнообразных трудов во время бывших походов породили в нем серьезную болезнь. 1 июня проснулся он в горячке; но это не помешало ему продолжать обычные занятия, и даже когда при увеличивающемся недуге он слег в постель, по его приказанию пришли к нему начальники отдельных частей войска, с которыми он рассуждал о приготовлениях к имевшему вскоре открыться походу в Аравию. С каждым днем делался он слабее, а когда 7 июня военачальники собрались у него, он уже не мог говорить. Между тем в войске распространилось известие, что царь скончался, но что смерть его еще скрывается в тайне его телохранителями. Македоняне подступили толпами ко дворцу и требовали, чтобы их допустили к царю. Длинной вереницей проходили они один за другим мимо смертного одра Александра, который, приподняв немного голову, каждому из них протягивал руку или посылал прощальный взгляд. Так воины простились со своим царем и предводителем. 11 июня вечером скончался Александр, в 323 году до P. X. на 33-м году своей жизни, процарствовав 12 лет и 8 месяцев. Он едва только успел положить основание задуманному им великому зданию; но если царство его, составленное из разных завоеванных им земель, распалось тотчас после его смерти, то в руках Провидения он был избранным орудием, чтобы пробудить дремавший Восток к новой жизни и распространением западного образования между народами Азии приготовить свету новую ступень просвещения.
Рассказывают, что Александр на смертном одре своем, на вопрос, кого он назначает своим преемником, отвечал: «Достойнейшего!» – и прибавил: «Предвижу, что в честь мою будет совершенна кровавая тризна». Правдоподобнее известия, что царь пред своею смертью передал Пердикке свой перстень с печатью, в знак того, что он назначает его правителем государства своих наследников. Тотчас после кончины Александра главные военачальники стали между собой совещаться о престолонаследии. Одни предлагали малолетнего сына Александра, Геракла, рожденного от неравной с ним по происхождению персианки; другие – сводного брата Александра, по имени Аридэя, слабоумного человека, который в ту пору находился в Вавилоне; третьи, наконец, высказались за младенца, который должен был вскоре родиться от Роксаны. В чертоге, где лежало тело Александра, начался горячий спор о том, кто будет ему наследовать. В последующие дни пришли к соглашению, что Аридэй будет, признан царем под именем Филиппа, но должен будет поделиться царством с сыном Роксаны. Она действительно родила сына, которому дали имя Александра Эга. Тело Александра, о котором почти забыли за спорами о наследстве, перевезено было в Мемфис, а позднее – в египетскую Александрию. Пердикка, правитель государства, разделил управление отдельными провинциями между важнейшими полководцами, которые вскоре, однако же, начали домогаться независимого владычества и вели между собой продолжительные войны, во время которых семейство Александра окончательно вымерло. Из царства Александра, вследствие этих войн, возникло несколько самостоятельных государств между ними значительнейшими были Сирия, Египет и Македония. В Сирии воцарился Силевк, в Египте – Птоломей, и в продолжение многих веков власть оставалась в их роде; в Македонии же переменялись цари из разных династий.
34. Клеомен III, царь Спартанский
Вследствие битвы при Херонее Греция утратила свою независимость, а Ламийская война повергла ее, большею частью, в совершенное рабство. В продолжение последовавшей затем борьбы Диадохов, преемников Александра Великого, за господство в западных провинциях распавшегося Македонского царства, отдельные части его, сами по себе слабые и без внутренней связи, переходили из рук в руки или колебались между свободою и покорностью завоевателям. Ни одно отдельное государство в эти смутные времена не было довольно сильно, чтобы постоять за свою независимость или, по крайней мере, следовать самостоятельной, решительной политике. С другой стороны, мы видим возникший во время Ламийской войны союз этольских племен и возобновленный в 280 году союз городов ахейских в Пелопоннесе обнаруживающими еще такую силу, которая с успехом могла бороться с постоянным стремлением македонских государей совершенно покорить Грецию.
Спарта при Филиппе и Александре, да и в последующем веке сохранила свою независимость; но сила ее была совершенно уничтожена. С тех пор как спартанцы перестали исполнять предписание Ликурга, государство их стало приходить в упадок. Лисандр, обогатив республику завоеванными сокровищами, первый посеял в Спарте семя испорченности нравов. Жажда к золоту и серебру зародилась в сердцах граждан и вскоре любостяжание и скупость сделались обыкновенными пороками в Спарте. Прежние суровые и воздержные граждане Ликурга предались изнеженности, роскоши и сластолюбию. Они пренебрегали тяжелыми воинскими упражнениями, а о сисситиях не было более и речи. К этому присоединилось еще сильное уменьшение числа жителей, особенно настоящих граждан, частью вследствие продолжительных войн за господство над Грецией, и порожденное этою убылью неравенство имуществ. В середине III столетия до P. X. в Спарте уцелело только 700 спартанских фамилий, и из них не более 100, в руках которых сосредоточивались все богатства; остальная толпа была бедна, угнетена и в презрении у богатых, которые утопали в изобилии. В такой нищенской толпе мало можно было найти добродетели, мало рвения и готовности действовать для пользы и чести государства: ниспровержение существующих отношений и порядка было для нее исходом к лучшему. Всю власть в государстве захватили эфоры; богатые семейства имели более влияния и силы, чем сами цари.
При таком порядке вещей государство должно было погибнуть. Юный царь Агис IV, потомок Агесилая, в 244 году предпринял попытку восстановить старое государственное устройство Ликурга и поплатился за свое патриотическое предприятие смертью в темнице. Но вскоре после того Клеомен III, сын Леонида II, наиболее противодействовавшего Агису, потомок Павсания, победителя при Платее, задумал продолжать его реформу. Отец женил его на Агиатиде, вдове злополучного Агиса, хотя он не достиг еще совершеннолетия, потому только, что она была богатая наследница. Агиатида, скромная, благородная, прекрасная женщина, неохотно, против воли, вступила в брак с сыном смертельного врага первого своего мужа. Но вскоре искренно полюбила второго супруга, который нежно привязался к ней и с большим участием слушал ее рассказы об Агисе и его предначертаниях. Клеомен был юноша высокого образа мыслей, воодушевленный почтением к старым временам спартанской простоты и силы; то, что сообщала ему супруга, породило в нем решимость осуществить планы Агиса, воззвать к новой жизни свой народ, погруженный в усыпление и пороки, и восстановлением старых обычаев и порядков, снова возвысить спартанскую республику до степени могущества и славы. Кроткий Агис пытался без насилий, законным путем провести свое дело преобразования; Клеомен, который был отважнее и умнее его, начал свое предприятие путем насилия, твердо и неумолимо, в том убеждении, что воинственное государство может быть исправлено только воинственными мерами. В 236 году, после смерти отца, вступил он в управление государством, имея от роду около 19 лет. Отец его, после убиения Агиса, был один в главе правления и таким образом Клеомен сделался единственным царем в Спарте.
