„Когда последние слова были произнесены, — пишет Сенека, — все зрители как один вскочили с мест, чтобы прервать эту трагедию Еврипида и прогнать актера, — и тогда сам Еврипид вышел на середину и попросил их подождать и посмотреть, чем кончит этот поклонник золота. Беллерофонт в этой драме поплатился карой…“ (Сенека. Нравственные письма к Луцилию. CXV, 14–15).
Так же, а может быть, и еще более бурно реагировала публика на игру актеров в эпоху эллинизма, когда по всей Греции, по всему миру, охваченному влиянием греческой цивилизации, рассеялись актерские труппы разного уровня мастерства. И в эти столетия зрители не перестали живо откликаться на все, что они видели и слышали на сцене, — вспомним хотя бы забавные реплики, обращенные к актерам и танцорам и приведенные у Лукиана в диалоге „О пляске“: даже неудачный подбор исполнителей по их внешнему виду вызывал у зрителей недовольство и насмешки. Тем не менее для столь многочисленных трупп по-настоящему талантливых актеров не хватало, а театральные предприниматели заботились не о том, чтобы собрать лучшие силы и хорошо организовать выступления, а лишь о наживе.
Мы так подробно говорили о празднествах бога Диониса потому, что именно с ними было более всего связано развитие массовых зрелищ, театра, певческого и танцевального искусств. Однако нельзя не упомянуть и о других греческих праздниках, прежде всего о тех, которые устраивались в честь покровительницы Афин — мудрой воительницы Афины Паллады, подательницы добрых советов, всегда готовой помочь путешественникам, взыскующим гостеприимства, ораторам, выступающим на собраниях, женщинам, занятым прядением и ткачеством. Облаченная в доспехи, богиня помогала также разрешать споры между государствами, оберегать мир и закон. Но особенно почитали Афину граждане ее города, которым она подарила некогда оливковое дерево — дар не менее ценный, чем виноградная лоза Диониса.
Главные торжества в честь богини-покровительницы происходили в Аттике во время Панафинейских празднеств. Для них был отведен первый месяц года по афинскому календарю — гекатомбеон, соответствовавший июлю—августу. Этот народный праздник существовал с незапамятных времен, но особое значение он приобрел в правление Писистрата (середина VI в. до н. э.), учредившего два больших общегосударственных и всенародных праздника: Великие, или городские, Дионисии и Великие Панафинеи — их справляли каждые четыре года, на третий год олимпиады.
Великие Панафинеи длились пять дней. Важнейший обрядовый элемент праздника — торжественная процессия, направлявшаяся от городских ворот к Эрехтейону на афинском Акрополе, где находилось святилище Афины Паллады. Там богине приносили в дар новое роскошное платье — пеплум — из тончайшей ткани, изготовленное афинскими женщинами. Пеплум везли вывесив его на мачте священного корабля, поставленного на колеса, чтобы все могли видеть, какой красивый наряд приготовили афиняне своей богине-покровительнице. В торжественном шествии участвовали все — мужчины и женщины, старики и дети, высшие должностные лица, отряды войск. Старики несли оливковые ветви, молодые мужчины вели жертвенных животных, предназначенных на заклание, ведь дарение богине одежды сопровождалось жертвоприношениями — в честь Афины закалывали сто быков; такое жертвоприношение называлось гекатомбой. Девушки несли на головах корзины с драгоценными сосудами и культовой утварью, а молоденькие девочки подносили к изваянию богини главную ценность — новый прекрасный пеплум. Процессия заканчивалась устройством общего праздничного пира. Некоторые детали этого торжественного шествия известны нам благодаря великому Фидию, который на фризе Парфенона увековечил его в отдельных фрагментах.
Первые дни Панафиней бывали обычно заполнены разного рода состязаниями: гонками на колесницах, легкоатлетическими соревнованиями мужчин, которые в зависимости от возраста состязались между собой в одной из трех групп. В дни праздника жители Афин, справедливо считавшиеся во всей Элладе ценителями изящных искусств, наслаждались и музыкальными конкурсами, выступлениями чтецов — со времен Писистрата в программу входили публичные чтения поэм Гомера. Излюбленными развлечениями были, кроме того, танцы в полном вооружении — пирриха, а также впечатляющие соревнования в беге ночью с фонарями — так называемая лампедромия.
Как уже сказано, Великие Панафинеи продолжались пять дней. После битвы при Саламине в 480 г. до н. э. для Панафинейских торжеств был отведен еще один день, в который афиняне чтили память Фемистокла, — в порту Пирей устраивали гонки на афинских триерах: так отмечали годовщину решающей победы над персами в морском сражении у острова Саламин под предводительством Фемистокла.
Свой праздник имели в Греции также богиня земных плодов и урожаев Деметра и ее дочь Персефона, божественная повелительница подземного царства теней. Торжества в их честь — Великие Элевсинские мистерии — справляли осенью, когда завершался сбор урожая. Характерной чертой этого праздника была его „таинственность“, объяснявшаяся вероятнее всего тем, что в эти дни устанавливалась определенная связь с мрачным и загадочным царством усопших, где вместе со своим супругом Аидом властвовала Персефона, полгода обитавшая там, под землей, а весной возвращавшаяся, согласно мифу, к своей матери Деметре. В обрядах и торжествах в честь обеих богинь могли участвовать только „посвященные“ — мисты. Достичь же посвящения могли все — мужчины, женщины, свободнорожденные граждане, иностранцы, рабы, ведь перед Деметрой, богиней плодородия, и Персефоной, повелительницей мертвых, все были равны. Исключались лишь те, кто запятнал себя чужой кровью. Впрочем, если верить Аристофану, который в своей комедии „Лягушки“ вывел на сцену хор мистов во главе с их предводителем — жрецом, эти ограничения распространялись и на другие преступления.
Предводитель первого полухория
„Пусть молчат нечестивые речи! Пускай наши пляски святые оставит,
Кто таинственным нашим речам не учен, не очистился в сердце и в мыслях,
Непричастен к высокому игрищу муз, не плясал в хороводах священных,
Быкобойцы Кратина неистовых слов не любил, величавых и буйных,
Кто дурацкими шутками тешиться рад, недоступный высокому смеху,
Кто смирить не стремится борьбу и мятеж, не желает отчизне покоя,
Кто раздоры растит, раздувает вражду, лишь корысти себе добиваясь,
Кто лихву вымогает и взятки берет, правя городом в годы ненастья,
Кто корабль или крепость врагу передал иль запретный запас из Эгины
Выводил, как бессовестный Форикион, откупщик злополучный и мытарь,
Наши снасти, уключья, смолу, паруса в Эпидавр для врагов отправлявший,
Кто за золотом едет в чужие края, на отчизну врагов призывая,
Кто в часовню Гекаты зайдет по нужде, хороводную песню мурлыча,
Кто в отместку за шутку на играх Святых, на веселых пирах Диониса,
На собранье потребует хлеба кусок у поэтов отгрызть комедийных, —
Налагаю запрет, и еще раз запрет, вновь и снова запрет налагаю
Я на них, от веселия мистов гоню. Вы ж, другие, полночную песню
Затяните, приличную часу и дню и возвышенным праздникам нашим“.
Аристофан. Лягушки, 354–371
Комедиограф явно смешивает здесь мотивы шутливые и серьезные: вероятно, люди, чем-либо запятнавшие свою честь, к Элевсинским таинствам не допускались. Поначалу мистерии носили характер локальный, были связаны лишь с храмом Деметры в Элевсине, но после объединения Элевсина с Афинами превратились в празднество общегосударственное.
В дни праздника мисты собирались вместе, совершали очистительные омовения в море в Фале ре близ Афин. Обмывали и поросенка, которого на следующий день приносили в жертву Деметре в ее храме в Элевсине. Процессия направлялась из Афин в Элевсин и добиралась до места после захода солнца. Впереди шли иерофанты — верховные жрецы, посвящающие в таинства культа, в окружении других жрецов, должностных лиц государства, иностранных послов, а за ними двигалась огромная толпа афинян, разбитых на группы по филам. По дороге процессия останавливалась во всех местах, связанных с культом Деметры, обращаясь там с молитвами к богине.
Прибыв в Элевсин, участники торжественного шествия были обязаны соблюдать пост, собирались на побережье, осматривали скалу, на которой некогда сидела Деметра, оплакивая юную дочь, похищенную властителем подземного царства Аидом. Затем на площади перед святилищем совершались некоторые обряды, связанные с посвящением в мисты. Сначала готовили мистов, а потом те, кто прошел испытание, становились так называемыми эпонтами, имевшими право принимать участие во всех обрядах, в том числе и в главных мистериях, происходивших в самом храме Деметры в Элевсине. Обряды эти состояли главных образом из разыгрывания драматических сцен, иллюстрировавших древний миф о Персефоне: ее похищение Аидом, плач и скорбь матери, ее поиски пропавшей дочери, возвращение Персефоны к матери весной. В судьбе Персефоны (у римлян Прозерпины) аллегорически отразился ежегодный цикл пробуждения природы весной и ее засыпания осенью. При этом таинства напоминали людям и о кратковременности всего живущего на земле; впрочем, мисты, получившие посвящение, верили, что после смерти их ждет участь более благоприятная, нежели тех, кто не был допущен к Элевсинским мистериям. Следующий день после Великих мистерий посвящали массовым зрелищам, доступным всем.
